22 и 23 августа поднялись приходы возле Каре-Плугер, толпа в 2000 человек вступила в схватку с национальными гвардейцами, есть жертвы с обеих сторон. Напряжение в Бретани все нарастает, 10 сентября 7000 или 8000 крестьян идут на Понтриё, они вступают в противоборство с национальной гвардией, на этот раз победа остается за выучкой и дисциплиной и пушками. В тот же день в Ланьоне 4000 человек требуют разоружения национальной гвардии, освобождения заключенных роялистов и не присягнувших священников. И опять, пушечный огонь обращает крестьян в бегство. На следующий день патриотам приходит помощь из Генгана и Морле, вооруженный отряд окончательно разгоняет крестьян, множество человек убито и арестовано. Национальные гвардейцы давят бунт в Трегье. В Финистере, арестовывается посланник из Парижа, «за подстрекательство к жестокости», циркуляр Марата вызвал там взрыв возмущения.

Вот он.

– Братья и друзья,

Парижская коммуна спешит сообщить своим братьям во всех департаментах, что часть жестоких заговорщиков, заключенных в тюрьмах, предана смерти народом. Этот акт правосудия, казался народу необходимым, чтобы путем террора сдержать легионы изменников, укрывшихся в стенах города, в момент, когда народ готовился двинуться на врага. Нет сомнения, что вся нация, после длинного ряда измен, которые привели её на край пропасти, поспешить одобрить эту меру, столь необходимую для общественного спасения…

Администрация Комитета Общественного Спасения.

Подписано: Дюплен, Марат друг народа.

сентябрьские убийства в Париже 1792 год

Красивые фразы Жан Жака Руссо, Дидро, Даламбера и других «столпов просвещения» обернулись морем крови. Все надежды, все иллюзии, что возлагались на революцию, были разрушены.

22 сентября, официально объявлена республика, начинает работу национальный конвент, Король вместе с семьей заточен в Тампль

Тем временем Законодательная Ассамблея приняла 27 ноября 1792 года, еще более суровый декрет против не присягнувших священников. Они приговаривались к изгнанию, если же не присягнувший священник продолжал оставаться во Франции, он приговаривался к десятилетнему тюремному заключению! Приход же к власти Конвента лишь ужесточил меры против не присягнувших священников, они уже не только томились в тюрьмах, но и шли на смерть за свои убеждения!

Поэт и историк Ламартин пишет о той поре во Франции.

«Партия коммуны хотела с корнем вырвать все, что могло напомнить религию, и веру из сердца и из самой почвы Франции. Колокола, этот звучный язык христианских храмов, были перелиты в монету или в пушки. Раки, реликвии, предметы, посредством которых воздавались народом почести апостолам и святым католической веры, были лишены своих драгоценных украшений и выброшены. Депутат Руль разбил на площади в Реймсе склянку с миром, которая, как гласила древняя легенда, была принесена с неба, чтобы помазывать королей божественным елеем.

Директории департаментов запрещали учителям произносить самое имя «Бог» во время занятий с крестьянскими детьми. Андрей Дюмон, посланный с полномочиями в департамент Севера, писал Конвенту, «Я арестую священников, которые позволяют себе справлять праздники и воскресенья. Я уничтожаю кресты и распятия. Я в восторге. Повсюду запирают церкви, сжигают исповедальни и изображения святых, из священных книг делают пыжи для орудий. Все граждане кричат:,«Долой священников! Равенство и разум!»

В Вандее, представители Лекиньо и Леньело преследовали даже торговцев воском, поставляющих свечи для религиозных обрядов. «Раскрещиваются массами», сообщали они:-«священники сжигают свои грамоты на священство. Таблицы прав человека заменяют на алтарях дарохранительницы смешных таинств». В Нанте на кострах, сложенных на площади, сжигались статуи святых, образа, священные книги. Депутации патриотов являлись в каждое заседание конвента и приносили ему имущество, награбленное с алтарей. Жители соседних с Парижем городов и деревень целыми процессиями привозили в Конвент на тележках золотые реликвии, митры, чаши, дароносицы, дикосы и паникадила из своих церквей. Знамена, водруженные на грудах этих предметов сваленных в безпорядке, носили надпись «Обломки фанатизма».

Наступило 21 января 1793 года. 10 часов утра, улицы Парижа почти безлюдны, Короля везут на эшафот. Приказом коммуны было запрещено всякому гражданину, не являвшемуся членом национальной гвардии, выходить на прилегавшие к бульвару улицы и показываться в окнах во время движения кортежа. Человек десять молодых людей, размахивая саблями, выбежали с улицы Боргар и пробились сквозь строй солдат с криками:

– К нам, кто хочет спасти Короля!

На их призыв должны были откликнуться роялисты, но откликнулись единицы! Князь де Тальмон и с ним еще десяток человек, видя, что поддержки нет, воспользовались замешательством и затерялись в улочках, прилегавших к воротам Сен-Дени. Карета с Королем даже не остановилась.

казнь Людовика XVI

В 11 утра Король взошел на эшафот. Перед смертью он обратился к толпе.

– Я умираю невиновным, я не совершал ни одного из предъявленных мне обвинений; я прощаю тем, кто повинен в моей смерти, и прошу у Бога, чтобы кровь, которую вы сейчас прольете, никогда не пала на Францию!

Барабанный бой заглушил слова Людовика XVI.

Меж двумя стойками гильотины произошло какое-то движение: рычаг пришел в движение, голова Людовика XVI показалась в оконце, сверкнула молния, раздался глухой стук, и вдруг хлынула кровь. Один из палачей, подобрав голову, показал ее толпе, заливая площадку королевской кровью.

При этом люди с пиками взревели от радости и, подавшись вперед, стали обмакивать в этой крови кто пику, кто саблю, кто носовой платок; – потом все закричали: «Да здравствует Республика!». Этот крик еще долго звучал на площади Революции.

Для бретонских дворян и крестьян, Король означал, прежде всего, само королевство, Король принадлежал своему народу. Народ тело, а Король голова. Король выше партий и группировок, потому что он Отец семейства, тот, кто собирает, который судит и который спасает, своей исключительно духовной властью.

В традиционной и монархической Франции, Король, есть личность неприкосновенная, получившая Святое Миропомазание. Он принадлежит к Божественной силе, и поэтому имеет власть отправлять правосудие и исцелять недуги.

В юношеских записях молодого Луи-Августа, будущего Людовика XVI, можно прочесть следующие строки: « Истинный Король, -это тот Король, который делает счастливым свой народ. Счастье подданных- счастье государя. Истинный Король есть изображение Бога на земле. Король подражает Христу, потому что подобно Христу, Король приносит себя в жертву, Король несет свой крест, и этот крест, тяжел.»

Жан Шуан ведет агитацию в приходах Бретани с призывом отомстить за Короля.

– Отправляйте к нам ваших молодцов, они всегда найдут у нас кров и пищу, и если Доброму Богу будет угодно, мы отомстим за Короля и защитим наших добрых пастырей!

Новобранцы с серпами, фертами, косами шли в атаку на республиканские патрули и добывали себе ружья, порох и патроны у республики.

шуаны в засаде

Но настоящий рассвет шуанерии начинается, после выходя в ночь с 23 на 24 февраля декрета конвента о наборе 300 000 рекрутов для защиты «завоеваний революции». До этого, 1 февраля, Франция объявила войну Англии, Голландии, Испании и Сардинии, при этом находясь в состоянии войны с Австрией и Пруссией. Стоит сразу же отметить, что подобный принудительный рекрутский набор был впервые за всю историю Франции! В Королевской Франции служба в армии была добровольной и формировалась она, как сейчас модно говорить «на контрактной основе». После революции, служба в армии была так же добровольной. В августе 1792 года в Бретани набирали волонтеров, то есть добровольцев (!) и этот «добровольный призыв» вызвал такое возмущение у крестьян! А сейчас, уже молодые неженатые люди или вдовцы, от 18 до 45 лет, без детей, в количестве 300 000 должны идти в армию принудительно, без всяких «хочу, не хочу».

Причем тяжесть набора падала именно на крестьянство, буржуазия могла легко откупиться, горожане-патриоты, как правило, уже сами служили в национальной гвардии по месту жительства или же несли службу в многочисленных муниципальных учреждениях, оставались, только крестьяне. День начала призыва, был зафиксирован как 10 марта 1793 года, при этом еще, призывники должны были сами явиться на призывные пункты!

Учитывая это обстоятельство «Бретонская ассоциация» назначает дату всеобщего восстания в Бретани на 10 марта.

Буасарди в Ле Пентьевр, граф и шевалье де Силз в Морбиане, Жан Шуан, братья Пинсон и Делиер в Майене и другие вожди повстанцев готовы к выступлению.

10 марта, в Анжу и нижнем Мэне молодые люди идут из деревень в Лаваль с криками «Да здравствует Король!», «Долой Нацию!». Улицы города запружены призывниками, размахивающими палками и кричащими «Да здравствует Король! Долой Республику!».

13 марта, в центре Ренна слышны крики «Да здравствует Король!», 14 марта, то же самое повторяется в Ванне,15 марта, в Понтиви. С 10 по 25 марта пылает Мэн, Нормандия, Бретань!

Повстанцы громят здания городской администрации, сжигают списки призывников, долговые расписки и прочие налоговые документы, жгут даже бумажные ассигнации (крестьяне признают только «настоящие деньги», монеты из золота серебра и меди)! Они разоружают «патодов», как презрительно называют «патриотов», сторонников революции, и немногочисленную национальную гвардию, освобождают заключенных в тюрьмах.

Итак, 14 марта, 4000 крестьян из Сарзо, Оре, Мёкона, Монтерблана, с палками в руках и с криками «да здравствует Король!», «долой рекрутский набор!», атакуют Ванн. Против них брошено 400 волонтеров и 150 стрелков 109 полка и несколько пушек. Убито 10 человек, 115 человек арестовано, множество раненых.

Недалеко от Оре, в Плюнре, перед зданием мэрии, Жорж вместе со своими друзьями и другими призывниками кричит, «никогда республиканское платье не будет мне в пору (не будет на меня одето)»! По долгу службы, Кадудаль должен был разъезжать по окрестностям Оре.

В тот же день, 14 марта, в Плюмелио несколько тысяч крестьян нападают на двух комиссаров в сопровождении сотни национальных гвардейцев и двух пушек. Комиссары убиты, как и 25 национальных гвардейцев, остальные обращены в бегство. На другой день повстанцы идут на Понтеви. Патриоты забаррикадировались в городе, но к республиканцам пришла помощь из Гемене-сюр-Скорф и Жослена, а потом во время боя и из Лудеака, и повстанцы были отброшены.

15 марта 5000 человек (по другим данным 6000) собрались возле Ла Рош-Бернар из окрестностей Ла Рош-Бернар, Поншато, Геранда. Патриоты Ла Рош-Бернар попросили крестьян не входить в город, но во время переговоров республиканцы открыли огонь, завязалась перестрелка, национальные гвардейцы были опрокинуты и крестьяне ворвались в город. Повстанцев вел Рене Гуиенёф по прозвищу Бодине, бывший почмейстер, вдруг раздался выстрел и Бодине был сражен наповал, разъяренные крестьяне врываются и грабят дома патриотов, убито 22 республиканца. После смерти Рене крестьяне выбрали нового вождя, Бернара, старого морского офицера и брата прокурора синдика Ванна. Однако Бернар не хочет уходить далеко от Ванна, поэтому многие крестьяне расходятся по домам. К тому же, он не может предотвратить грабежи домов патриотов некоторыми группами повстанцев.

И 16 марта, был убит президент дистрикта Ла Рош-Бернар, Жозеф Совер и прокурор, синдик Ле Флок. Прокурор был просто убит во время прогулки, двумя выстрелами из ружья (вполне возможно ситуацией воспользовался один из его недоброжелателей, что захотел отомстить за несправедливый приговор), а Жозеф Совер отказался кричать «да здравствует Король!» и вместо этого закричал «да здравствует республика!» за что и был убит разъяренными крестьянами (потом республиканцы переименуют город в Ла Рош-Совер в память Жозефа).

В Оре, расположенном в департаменте Морбиан во главе повстанцев встает 22 летний Жорж Кадудаль. Беспорядки там начались еще 10 марта, к жителям Оре присоединились обитатели Ландоля и 17 марта они все вместе берут Плювинье, сжигая в здании городской мэрии все документы. На другой день восстает Краш, потом Плуарнель и Карнак.

Помимо Кадудаля, вместе с ним сражаются и ведут народ члены «Бретонской ассоциации» Гермели, Пьер и Андре Гуильмо. Ле Тиаис и метр Глен. 19 марта восставшие чувствуют себя полными хозяевами Оре.

19 марта 3000 крестьян и моряков идут из Оре в Бреш где на высотах Монэ-Короан вступают в бой с национальной гвардией, республиканцы просят подкрепление и на помощь им приходит 106 гарнизон инфантерии, а также помощь из Бель-Иль-эн-Мэр. С новыми силами, республиканцы берут в окружение повстанцев, открыв по ним огонь из пушек. Стоит отметить, что вооружены огнестрельным оружием, были только моряки, у крестьян в руках были палки и косы.

Повстанцы, расположившиеся на горе Короан, разделились на три группы, чтобы обойти атакующих и скрыться с места боя. Им это удается, и они возвращаются в Оре. Есть потери как с той, так и с другой стороны. В три часа после полудня, они пытаются остановить республиканцев при входе в город, но безуспешно, синие входят в город, повстанцы отступают и разбредаются по деревням. Два дня спустя национальная гвардия и жандармы рыщут по деревням в поисках зачинщиков беспорядков, множество людей арестовано, среди них и Кадудаль.

Кадудаль арестован и заключен в тюрьму города Оре. Его место хочет занять дядя Денис и тем самым освободить юного Жоржа. Он садится в тюрьму вместо Жоржа, но Жорж, выпущенный на свободу, против и, возвращается в тюрьму, занимая место дяди.

И тут, помощь приходит со стороны генерала Конкло, как это не удивительно звучит, но генерал предлагает администрации дистрикта Оре помиловать молодых людей, «одурманенных пропагандой аристократов и священников» и Жорж оказывается на свободе! Он направляается к себе домой в Керлеано!

Милосердие генерала Конкло просто удивительно, ведь уже 13 марта 1793 года Конвент издал декрет, в котором приговаривает к смертной казни всех священников замешанных в волнениях по случаю военного набора. Мало того, в тот же день Конвент постановляет, что священники изгнанные за пределы Франции, в случае обнаружения их на французской территории, подлежат военному суду и должны быть расстреляны в 24 часа!

19 марта 1793 года вышел еще один декрет Конвента, повелевавший, всех контрреволюционеров взятых с оружием в руках расстреливать на месте. То же касалось и безоружных, их следовало судить, и если будут показания, что человек принимал участие в восстании против республики, то вердикт один, смерть! Приговор должен был приведен в исполнение в 24 часа! Священники, знать, аристократы, их слуги и шпионы, принимавшие участие в восстании, должны были так же предстать пред революционным трибуналом, и если их вина будет доказана, они то же приговаривались к смерти. Срок приведения приговора был определен в 24 часа.

При этом, были казнены Габриэль Савин, мэр Медреака, ставший во главе восставших своей коммуны (он был казнен по приказу именно Конкло), Франсуа Пинсемин, мэр Меслина, Франсуа Шатель мэр Фереля, Ле Танёр дэ Вилет, бывший мэр Ландеана, Жан Прижэ мэр Плузеведе и многие другие мэры, что поддержали восстание. Истинные вожди восстания были пока вне досягаемости республики.

Конкло «наводит порядок», 6 муниципальных служащих казнены в Сен-Бриё, четверо в Фужере, про простых крестьян и говорить нечего. Республиканские солдаты рыщут по окрестностям в поисках раненых, которые естественно как «бунтовщики» расстреливаются на месте. С 25 марта идут республиканские подкрепления из Нормандии и Иль-де-Франс.

В отличие от Вандеи, в Бретани, восставшим не удалось соединиться в единую Королевскую Католическую Армию, организовать собственное единое управление на освобожденных территориях, со столицей в одном из городов, и они были разгромлены по частям. Естественно в лесах оставалось более дюжины отрядов повстанцев, действующих сами по себе, не согласованно друг с другом, что сражались с республикой, были даже целые районы во власти роялистов. Так область, лежащая между Беоном, Динаном, Ламбалем, Сен-Бриё, Кентеном, Лудеаком, Корле и Генганом была полностью под контролем повстанцев, но все крупные города, были во власти республики!

Поскольку восстание в Бретани было фактически подавлено, Жорж вместе с товарищами решает идти в Вандею. Они идут пешком, скрываясь от жандармов. Вместе с ним пошло пять человек, все бывшие ученики колледжа Сент-Ив.

Жюльен Бертело, один из волонтеров-роялистов, рассказывает такой случай, произошедший в дороге. Когда двое из юношей заболели, Кадудаль с товарищами решили остановиться в придорожной гостинице на берегу Луары, а не под открытым небом, как они обычно ночевали. Подойдя к гостинице, они увидели, как четверо солдат пытались изнасиловать девушку, дочь хозяина гостинцы. Жорж тут же бросился вперед, и в одиночку, раскидал всех четырех солдат (!), так что его друзья даже не успели вмешаться!

Вскоре после битвы при Сомюр (11 июня 1793 года) группа бретонских добровольцев достигает Шалоне и вступает в ряды «Королевской и Католической Армии», пока естественно простыми рядовыми. Подробно её путь описан мною в серии книг «Герои Вандеи». Жорж и его товарищи были приняты в дивизию Боншампа (Боншана) и принимают участие во всех боевых операциях под его командованием. В частности Кадудаль принимает участие в штурме Нанта, при котором был смертельно ранен первый генералиссимус Вандеи Жак Кателино.

Шарль Мельхиор Боншамп

После переправы через Луару, когда к Королевской и Католической Армии стали присоединятся жители Бретани, добровольцы из Бреша и окрестностей Оре избрали Кадудаля своим командиром. Жорж получает звание капитана, и становится командиром кавалерийского эскадрона, а его люди, каждый по новому ружью.

Жорж пройдет весь путь с Королевской и Католической Армией до конца и примет участие в её последней битве при Саване 23 декабря 1794 года.

битва при Саване

Во время службы он подружится с Пьером Мерсье, сыном хозяина гостиницы в Шато-Гонтье. Пьеру всего 20 лет, но он, так же как и Кадудаль, принимает участие во взятие Анже и штурме Нанта. 25 октября, когда Королевская и Католическая Армия войдет в Шато-Гонтье, Жорж познакомится там с сестрой Пьера, семнадцатилетней Лукрецией Мерсье, ставшей впоследствии его невестой.

Пьер Мерсье получит прозвище «Вандея», так же как и Жорж, чин капитана, и так же, возглавит кавалерийский эскадрон, и вместе с Жоржем будет сражаться в битве при Саване.