– Давай к князю, Мишико, – буркнул я, падая на диван «Ладоги».

По правде сказать, надо бы в библиотеку ехать, собирать сведения о мире, но, боюсь, Николай Олегович не поймет. И Мишико не поймет. Какая библиотека, когда тут такие дела!

– Игорь Сергеевич, я же вас просил!

Недовольный голос водителя вырвал меня из водоворота собственных мыслей.

– О чем?

– Не называть меня Мишико! Есть же у меня имя, при крещении принятое. Михаил. Так и зовите. – Здесь абрек сделал паузу, будто усомнившись в собственном праве указывать вип-персоне. И добавил: – Если несложно.

– Ничуть! – кивнул я. – Ты прости, с этой всей суетой забыл уже.

– Да я ж понимаю! – с готовностью отреагировал Михаил. И завел машину.

В пути от дома матери до княжеской резиденции я смотрел в окно, подмечая разницу между своим городом и Благовещенском, в который меня закинуло. Если не приглядываться, как я и делал, впервые сев за руль в этом мире, то и не слишком-то в глаза бросается. А вот если уже знать, на что смотреть, то города отличались очень сильно. Из сходства – расположение улиц по типу римского лагеря и много деревьев. В свое время Благовещенск мне этими вещами и понравился. Заблудиться в нем невозможно, хотя некоторым знакомым удавалось. И дышится не в пример легче, особенно если сравнивать с родным Владивостоком.

А вот дальше начинались различия. Главным (этого я раньше не замечал) было полное отсутствие типовых панельных хрущевок. Высотки были, много и очень разных. Стояли они примерно там же, где многоквартирные дома в моем городе. Это, кстати, легко объяснялось. Благовещенск расположен на перекрестке двух рек – Амура и Зеи. И почвы тут топкие, что диктует застройщикам определенные правила. Взять, например, микрорайон, построенный у нас еще при Советском Союзе. Стоит он фактически на болоте. Проектируя его, советские еще строители специально так расположили высотки, чтобы по микрорайону постоянно гулял ветер, подсушивая грунт. Ну и в центре проблема гуляющих земель тоже довольно остро стоит.

Так что дома находились там же примерно, где и у нас, и это объясняло, почему я сразу не обратил внимания на чуждость этого города. Но были они другими – более высокими и архитектурно разнообразными. У нас совсем недавно на набережной Амура построили три «свечки» этажей по двадцать пять – самые высокие здания в городе. Обычно же выше четырнадцати этажей не строили. А здесь голову приходилось задирать постоянно, чтобы увидеть, где кончается очередная башня.

Из материалов преобладал отделочный красный кирпич, зеркальное стекло и, как ни странно, дерево. Последнее не являлось основным строительным материалом, но в отделке его использовали повсеместно.

Названия улиц тоже отличались. Содержащие топонимы названия сохранились, разве что перекочевали немного: Амурской улицей называлась та, что шла следующей от набережной Амура (в моем мире – улица Ленина), а Зейская располагалась не параллельно ей, а перпендикулярно, очерчивая берег Зеи. Что, если подумать, было довольно логично: Амурская по Амуру, Зейская по Зее. Но непривычно.

А вот вместо улицы 50-летия Октября, центрального и вечно перегруженного транспортом проспекта, имелась улица Большая. Была она и правда широченной – по четыре полосы в каждую сторону против двух у меня дома – и смотрелась презентабельнее. Как и в моем Благовещенске, вдоль этой улицы располагались основные казенные учреждения, прокатив мимо которых, мы выехали к резиденции князя.

Кстати, еще одно отличие, которое бросилось в глаза. В городе, по крайней мере, вдоль центральных улиц, было оборудовано множество парковок. И соответственно, не было забитых машинами крайних правых полос. Вроде бы мелочь, а о власти в городе… тьфу, княжестве, эта деталь сказала мне многое – за порядком здесь следили не только на словах.

– Доклад от Федора Георгиевича я уже получил, – встретил меня князь, коротавший время в компании со Шварценеггером. – Так что давай твои впечатления. И детали.

Как я уже понял, обер-секретарь здесь с пресс-секретарем ничего общего не имел. У нас это «говорящая голова» плюс некий информационный поверенный князя… да чтоб меня! Губернатора! Должность моего двойника больше походила на первого заместителя по общим вопросам. Планирование, анализ и, с учетом скидок на реалии, боевые операции. Блеск, да? Звучит не так страшно, если облечь все в казенные чиновничьи формулировки, но совершенно не помогает подобрать ответ на поставленные передо мной вопросы.

Князь знает, что нападающих было шестеро. Знает, что сначала машину пытались подорвать огненным сгустком, а затем пошли врукопашную. Знает, что все нападавшие мертвы. Тут я ему ничего нового не скажу, а проколоться могу, не зная местных терминов. А вот чего он не знает, так этого нашего разговора с маньчжурским послом. Кто бы ему рассказал? Значит, с него и пойдем.

– В нашей беседе посол Лин И говорил, что неофициально возлагает ответственность за убийство Чжень Ю на триаду. Точнее сказать, он считает триаду исполнителями совершенного преступления, а заказчиками называет империю Мин. В то же самое время Лин И подчеркнул, что официальная позиция Золотого дворца будет направлена на предъявление обвинений Благовещенскому княжеству, а не истинным виновникам.

И князь, и Шварценеггер смотрели на меня широко раскрытыми от удивления глазами. Сперва я решил, что такую реакцию вызвали сообщенные мною факты, но когда Николай Олегович открыл рот, понял, что ошибся.

– Ты чего казенщиной сыпешь? Не журналистам интервью даешь.

Прокол. Дело даже не в самом факте использования обтекаемых чиновничьих оборотов, а в том, где и когда я их использовал. Видимо, на совещаниях у князя приветствовалась более простая манера общения. Ладно, это довольно легко поправить.

– Контузило, видать, – смущенно хохотнул я.

Князь шутки не принял и вгляделся в меня пристальнее.

– Гребаным пульсаром?

То же самое явно хотел произнести и князь, но Шварценеггер его опередил. Менее дипломатично, но емко – не отнять.

Николай Олегович укоризненно глянул на воеводу, или кто он там по должности, после чего вернул внимание мне.

– Я тоже удивлен, Игорь, – произнес он. – Ты с утра сам не свой.

«Знал бы ты насколько!»

– И Мишико еще отчитался, что ты косоглазых хотел живыми взять. Будто не знал, что смысла в этом никакого нет.

Молчать. Молчать! И держать лицо! Намек на улыбку, серьезный взгляд, расслабленная поза. Начнешь оправдываться, только хуже сделаешь. А так князь, глядишь, выговорится, и можно будет свои карты разыгрывать.

– А еще силу только в защиту использовал, – влез здоровяк.

Замолчали оба. Смотрели на меня выжидательно, но, слава богу, без угрозы. Только с легким оттенком недоумения. Мол, что же ты, братец! Ждали, в общем, моей реакции.

«Никогда еще Штирлиц не был так близко к провалу!» – всплыла в памяти фраза бородатого анекдота. Интересно, а в этом мире был разведчик Исаев? И владел ли он магией?

– И вы, судари мои, на основании банального отравления решили заподозрить меня в сговоре с триадой?

Я же тут почти равный, да? Вот и будем так себя вести! Борзо.

Шварценеггер хохотнул.

Глаза князя потеплели, но ответная речь прозвучала строго:

– Все-таки пил?

Двойник-то мой, похоже, алкоголик еще тот! Сколько раз мне это подозрение уже князь озвучил? Три? Четыре раза?

– Мне казалось, что мы договорились, Игорь. Ты обещал, что капли в рот не возьмешь после Хабаровска! На кресте клялся!

Ого! Ну, точно алкаш! Странно, по телу и не скажешь. Спортивный, подтянутый. Ни одышки, ни характерной слабости. Я-то знаю, любил на стакан присесть. Элитные коньяки, вискарик… Но все же не до такой степени, чтобы мне губернатор на это пенял.

– Я не пил, Николай Олегович! – отрезал я. – Просто съел что-то несвежее, вот и все. С утра от всего воротит, и соображаю туго.

– Я раз вот капустой траванулся квашеной! – явно в мою поддержку высказал мысль воевода. – Два дня пластом, а потом еще неделю, как не в своем теле! Никогда такого, главное, не было…

– Михайло Генрихович! Давай вот только без твоих историй! – сморщился князь. – И оставим тему. Значит, Лин И считает, что минцы нас руками триады хотят с маньчжурами поссорить? Что ж, звучит логично. Шестьдесят процентов всего торгового трафика в империю идет через Маньчжурию, так что неудивительно. Но почему сейчас-то?

Я пожал плечами, используя принятую отговорку об отравлении.

– Так ведь мост же, княже!

Синхронно мы с князем повернулись к Шварценеггеру. Только я – с недоумением в глазах (какой еще мост?), а мой шеф – со вспыхнувшим азартом.

– Точно! Ну, точно! Сходится все! Сколько там до конца стройки осталось? Мы же в графике?

Вопрос был адресован мне. Скорее всего, мне. Ну не спрашивают обычно силовиков о степени готовности строящихся объектов. Но я применил хорошо развитое умение переводить внимание с себя на соседа, без которого любому чиновнику жить можно, но сложно. Встретил взгляд князя, кивнул со значением: мол, вопрос понятен, ответ очевиден, а значит, не нуждается в озвучивании. После чего вперил глаза в лицо Михайло Генриховича и со значением вскинул брови.

Здоровяк, как загипнотизированный, тоже кивнул и сделал то, что от него требовалось. А именно – ответил вместо меня:

– В графике. Через два месяца сдача вроде.

– Вот! Вот! – Князь треснул по столешнице кулаком. – Вот что мы проморгали!

– Да почему проморгали-то?

Что еще за мост, из-за которого такой сыр-бор?

– А потому, драгоценный мой племянник, учти ты в прогнозе активность минцев применительно к строительству моста через Амур, у нас не случился бы труп маньчжурского посла и сегодняшняя пальба на набережной!

Мост через Амур? Племянник? Да вашу же мать, товарищи бояре! Может, хватит меня каждые полчаса ошарашивать? Нервные клетки не восстанавливаются, между прочим, а я их за половину сегодняшнего дня угробил столько, сколько за предыдущие тридцать лет жизни не смог!

– С позиции настоящего времени очень легко судить о прошлом, – все же сумел я сохранить лицо и даже выдать какую-то подходящую фразу из цитатника.

– Ты мне еще Сунь Цзы процитируй! – рявкнул князь.

По тому, как сжался шкафообразный воевода, я сделал вывод, что у Николая Олеговича наступил некий предел терпимости и сейчас он начнет карать невиновных и награждать виноватых. Если сейчас еще чего-нибудь ему под горячую руку не ляпнуть. Нужно было что-то делать, причем срочно. Господская немилость – штука паршивая, а если еще учесть, что здешняя элита, скорее всего, поголовно маги, то ну ее на фиг, такую немилость!

– Прости, княже! – Вовремя повиниться тоже стратегия. Главное, не переиграть. – Моя вина, мне и отвечать!

Несколько долгих секунд бешеные глаза Николая Олеговича сверлили меня – куда там пуле, которую я рукой остановил. Аж кожа зачесалась. Потом покрасневшее лицо моего шефа и дяди (!) стало возвращаться к обычному цвету.

– Ладно, чего сейчас стрелочников искать, – выдохнул он наконец. – У нас кризис. Будем решать.

– Да, княже!

Непонятно как (явно память тела включилась), но гаркнули мы это в унисон с воеводой.

– Юристов ко мне с договорами по мосту. Подрядчиков. Сами – носом землю рыть, но исполнителей убийства найти. – Здесь князь невесело усмехнулся, посмотрел на меня со значением и добавил: – Желательно живыми.