– Ваше величество, вы несправедливы к Великобритании. Это нарушение конвенции правительством её королевского величества было расценено как недружественное по отношению к заинтересованным сторонам.

– Что вы говорите? – с нескрываемой иронией произнёс император. – Так громко возмущались, что даже мой посол Бруннов в Лондоне, и тот не расслышал ваше гневное осуждение.

Англичанин изобразил на лице что-то похожее на сожаление, но промолчал.

– Поэтому я повторюсь, – решительно сказал Николай I, – наихудшие обстоятельства при крахе Турции меня могут вынудить к решительным действиям. Чего я, видит Бог, не хочу. Но смею заверить ваше правительство, что при тех же обстоятельствах возможен и другой путь – установить временный международный контроль, конечно, с вводом в Турцию совместных вооружённых сил. Почему нет?.. Вот, милорд, пункты, по которым я желал бы иметь понимание и содействие Великобритании.

Ясно сознавая громадную важность последних слов императора, посол сделал паузу, прежде чем ответить государю. Он уже хотел было уточнить, что государь имел в виду под наихудшими обстоятельствами, но… не стал этого делать. В последнюю секунду Сеймур решил не акцентировать на этом внимание. «Наверное, – решил он, – именно слова русского императора

«вынудить к решительным действиям» и хотели бы услышать в Англии… Что ж! Лондон их услышит и довольно скоро». Вслух же Сеймур деловито произнёс:

– И они, содействие и понимание, с нашей стороны обязательно будут, ваше величество. Насколько мне известны намерения моего правительства, я наперёд смею вас заверить, что в случае возможного падения Турции и ваших, как вы выразились, вынужденных временных действий королева Великобритании не станет разрушать дружеские связи с Россией, тем самым теряя друга и союзника, – голос посла дрогнул.

Сеймур врал и, как истинный джентльмен, слегка покраснел. Но Николай I этого уже не заметил, как не заметил и дрогнувшего голоса своего визави.

Чтобы как-то исправить неловкость от своих совсем не убедительных слов (хотя у него мелькнула мысль, что в дипломатии все средства хороши), Сеймур энергично произнёс:

– А по поводу нарушения Францией Лондонской конвенции, повторюсь, ваше величество, моё правительство весьма сожалеет об этом поступке французов.

И опять голос посла чуть-чуть дрогнул. Император опять не почувствовал фальши. Думая о своём, Николай рассеяно произнёс:

– Надеюсь на благоразумие английского правительства и добрые к нам чувства королевы. Весьма надеюсь, господин посол.

Но затем, словно отогнав от себя какие-то тревожащие мысли, император решительно произнёс:

– Но в Англии есть ещё и политические партии: тори, виги, к примеру. Да и лорд Палмерстон, видимо, продолжает играть не последнюю роль на политической сцене…

– Королева Великобритании – голова всему, ваше величество! И этим всё сказано, – патетически воскликнул посол.

– И это правильно! В государстве всегда должен быть один хозяин.

– Ваше величество, с вашего разрешения я всё-таки хотел бы опять вернуться к вопросу о Константинополе.

Император скривился, а посол, не обращая на это внимания, продолжил:

– Быть может, ваше величество, вы лучше нас, англичан, осведомлены о положении в Турции… Однако из переписки с нашим послом в Константинополе я не вывел заключения о скорой гибели Оттоманской империи.

С некоторым нетерпением, в котором преобладали оттенки превосходства, государь произнёс:

– Я понимаю вашу настойчивость, милорд. Экономика Великобритании весьма нуждается в Турции. Ваш экспорт в эту страну за последние годы вырос в два раза… Да что говорить, вы поставляете в Турцию, как мне докладывают мои министры, одних тканей в четыре раза больше, чем мы!..

– Так получается, ваше величество. Английские купцы быстрее находят общий язык… – промямлил Сеймур.

Словно не слыша посла, император с раздражением продолжил:

– Я повторяю вам, господин посол, что Турция умирает. И у нее, как у смертельно больного человека, часто наступает короткий период временного улучшения. И всем кажется, что болезнь отступила, больной поправляется… А это всего лишь временная отсрочка от смерти. И этой отсрочкой нам вместе с вами, милорд, необходимо успеть воспользоваться. Как любила говорить моя бабка Екатерина II: «Когда пирог испечён, у каждого появляется аппетит». Нам ведь с вами известно, что я имею в виду.

– Бабушка ваша – великая и по стати, и по делам своим, ваше величество, – с почтением произнёс посол. Николай же, словно не заметив комплимент в адрес своей прародительницы, продолжил:

– Я скрывать не буду, милорд. Балканы – сфера национальных интересов России. А потому Придунайские княжества остаются под моим покровительством. Сербия может устроиться таким же образом, так же и Болгария. Что касаемо Египта, я понимаю всё значение этих территорий для Англии, а потому совершенно не посягаю на них, но с условием, что Англия не будет посягать на Константинополь и проливы.

– Что касается Египта, – поспешно вставил Сеймур, – смею ответить, ваше величество, что Англия всегда заботилась лишь об обеспечении торгового пути в Индию…

– Пусть будет так, – с некоторой долей иронии произнёс Николай I. – То же самое я скажу и о Крите. Этот остров, может быть, подходит вам, и я не вижу причин, почему бы ему не стать английским владением.

Император замолчал. Заложив руки за спину, он продолжал медленно расхаживать по кабинету. Было тихо. Шум и музыка, ранее доносившиеся с первого этажа, затихли. И только мерное поскрипывание сапог императора и потрескивание в камине дров нарушали эту тишину.

Но вот государь произнёс:

– Однако, милорд, мы с вами заговорились. Надеюсь, на этот раз мы поняли друг друга, как поймёт и ваш истеблишмент во главе с королевой Викторией и её правительством.

– И я, ваше величество, не оставляю тех же надежд. Подробный отчёт о нашей встрече будет немедленно передан в Лондон.

Сэр Сеймур почтительно склонил голову и, пятясь, сделал несколько шагов в сторону выхода. Уже открыв дверь, он услышал голос императора:

– Я помню, милорд, 1827 год. Помню, как наши страны: Россия, Англия и Франция – однажды встали под общие знамёна на защиту христиан. Хорошо помню. Мы доверяли тогда друг другу и были едины. Вместе разбили турок. Бой в Наваринской бухте – не доказательство ли того? Разнесли турецкий флот в пух и прах. Почему я вам это напоминаю? Мы – великие державы и, несмотря на взаимную неприязнь Англии к Франции, мы должны быть вместе. От нас зависят мир и спокойствие в Европе.

Вот почему я доверяю английскому правительству, милорд, и не требую от ваших министров никаких письменных обязательств. Мне достаточно переданного через вас устного согласия английских джентльменов. Этого, полагаю, между нами, партнёрами и союзниками, вполне, достаточно.

Посол повернулся в сторону монарха и учтиво поклонился.

«Зря полагаете, ваше величество, – пронеслось в его голове. – Сколько лет прошло с тех времён?!.. Может быть, в планы моего правительства и входит раздел Турции, но уж точно без вас, сударь, без России. Права ваша бабка: пирог всегда приятней есть без прожорливых соседей».

Часы стали отбивать полночь, хрустальный перезвон разнёсся по кабинету. Странно, но после беседы с русским самодержцем этот звон английскому послу уже не казался приятным, он больше походил на тонкий голосок мальчика-певчего, поющего с клироса при отпевании покойника.

Сеймур и сам удивился такому неожиданному восприятию звона. Он что-то зашептал, и губы его тронула едва заметная ухмылка. Государь её не заметил.

– Да, милорд, и не сочтите за труд, передайте канцлеру Нессельроде, чтобы он поднялся ко мне и пригласил с собой морского министра князя Меншикова. Прощайте, милорд!

В открытую дверь залетели приглушённые шумом веселящейся публики звуки мазурки. Сеймур ещё раз поклонился монарху и скрылся. Слуга закрыл дверь. Император остался в кабинете один.

В ожидании канцлера и министра он стал рассматривать висевшую на стене картину Карла Брюллова «Итальянский полдень». Налитая соком гроздь созревшего винограда, молодая итальянка, белоснежная грудь которой поневоле приковывала внимание, счастливое лицо девушки…

«И нет у неё никаких проблем. Завидую… – грустно подумал самодержец. – Мне бы…»

Звук открываемой двери прервал его размышления. Вошли приглашённые им сановники.

Нессельроде был возбуждён: лицо красное, потное. Преданно глядя на государя, Карл Васильевич манерно утирал платочком пот с лица. По всему было видно, что вызов к Николаю застал его танцующим с очередной красавицей. Князь Меншиков, наоборот, был само спокойствие. Ему, известному в обществе злому на язык насмешнику, это давалось сейчас с трудом. Его так и распирало желание сострить по поводу фривольного поведения семидесятитрёхлетнего канцлера.

Николай Павлович всё понимал и в душе потешался над своими министрами.

– Господа, вы знаете, что я только что имел беседу с послом Сеймуром. Не скрою, расстроился. Почему?.. Пришлось вторично пояснять свои планы на совместное с Англией сотрудничество. И вторично подтвердить моё предложение по Турции, весьма выгодное для Великобритании. Надеюсь на взаимопонимание английских джентльменов.

Однако особой радости в голосе императора министры не услышали, и сей факт не преминул отметить про себя Нессельроде: «И правильно! Можно ль доверять англичанам?» Но вслух произнёс:

– А Франция, ваше величество?.. Последнее время посол Кастельбажак что-то непривычно мирно себя ведёт. Не скандалит у меня в департаменте, не требует разъяснений по каждому поводу и вообще всё реже появляется в присутственных местах. К тому же чаще приходит трезвым, чем навеселе. Подозрительно, ваше величество! Как бы этот Наполеон фортель не выкинул – с королевой не сошёлся. Да и австрияки ведут себя подозрительно.

– Ваши подозрения беспочвенны, граф. Не найдут эти страны общего языка между собой. Слишком большие претензии у французов к англичанам. Вон только что на моих глазах француз прилюдно поскандалил с Сеймуром, опять что-то не поделили. Какая там дружба?!.. Нет-нет, исключено! Да и королева Виктория не пойдёт на разрыв со мной. А Австрия… не примет ничью, кроме моей стороны. Ну, в крайнем случае, будет нейтралитет.

Неожиданно государю возразил Меншиков:

– Австрия, бог с нею, ваше величество! Но как не вспомнить Наваринское сражение?.. И французы, и англичане вместе с нами тогда воевали бок о бок, несмотря на взаимные претензии. А сейчас снюхаются?!..

– Пустое, князь, пустое. Тогда была священная война христиан против мусульман: не до разногласий было. Нынче время другое.

– Однако союзнички быстро вышли из той войны, а нас бросили, и мы одни с турками стали воевать. Не верю им, ваше величество, – не сдавался морской министр.

Государь нахмурился, но в спор с «сухопутным адмиралом» вступать не стал. Он помнил секретное сообщение посла Бруннова о том, что французы после своих революций ещё слабы и не скоро наладят отношения с англичанами, а это исключает возможность их союза. Себя он успокоил мыслью: «По крайней мере, не будут мешать, ежели что».

Нессельроде молчал, где-то глубоко в душе оправдывая сомнения Меншикова. Карл Васильевич уже было хотел поддержать князя, однако, взглянув на хмурое лицо императора, благоразумно решил смолчать и на этот раз. «Нет уж… Напоминать об ошибках – рискованно, и весьма».

А император после небольшой паузы продолжил разговор о Турции:

– Так вот, господа, о Турции! Мы знаем, что Турция как никогда слаба. Нам необходимо…

– Покорнейше прошу, ваше величество, меня извинить, – проявив неслыханную дерзость, морской министр опять перебил государя на полуслове. – Но в сороковые годы Турция перекрыла проливы для нашего флота… А почему?.. Англичане, французы и бог весть кто ещё союз с османами заключили, мол, не боись, султан, поможем, ежели что… Не помешали им разногласия и тогда, коль надо, живо и сейчас договорятся между собой.

Наступила тревожная тишина. Вторично перебить на полуслове государя…

Император больше с удивлением, чем с осуждением, смотрел на не в меру разговорившегося князя.

«Хм… Меншиков по сравнению с моими придворными очень образованный человек, но как политик – слабый. Слишком прямолинейный, – подумал Николай. – Но в то же время в его словах что-то есть. Ну, с Францией понятно… Сомнения в надёжности королевы Виктории?.. Но откуда знать Меншикову о наших с ней взаимоотношениях? С другой стороны… А почему, собственно, не должны быть сомнения?.. Не сомневается только совсем глупый или беспринципный. О Меншикове такого не скажешь… Умён князь, но и злоречив. И это весьма важно… Хм… Для переговоров с турецким султаном – неплохая кандидатура».

Император отвёл взгляд от князя и спокойно произнёс:

– Не след, князь, перебивать своего государя. Я своё мнение высказал, скажу ещё раз.

Император повернулся к камину, взял в руку кочергу и… задумался.

Слова морского министра не то чтобы поколебали его уверенность в надёжности дружеских связей с Англией, совсем нет, но где-то там, глубоко в сознании, вдруг зашевелился червячок сомнения. Но Николай Павлович отогнал эти мысли: «Не верить друзьям – последнее дело», – решил он.