Читать книгу «Куда идет смертная казнь» онлайн полностью📖 — В. Е. Квашис — MyBook.













Однако в практическом плане реализации указанных мер препятствовало отсутствие институциональных изменений. Так, например, власти КНР официально объявили о намерении реформировать систему административного задержания с целью «трудового перевоспитания», которая, как уже отмечалось, позволяла задерживать сотни тысяч людей на срок до четырех лет без предъявления обвинений и передачи дела в суд. Тем не менее масштабы и временные рамки такой реформы оставались неясными.

В 2005 году число смертных приговоров по сравнению с 2004 годом заметно сократилось (с 6000 до 3900), а число казней, по данным «Международной амнистии», снизилось наполовину (с 3400 до 1770). В этот период в китайской прессе впервые стали приводиться сообщения о случаях судебных ошибок при вынесении смертных приговоров, что вызвало серьезную озабоченность общественности и усилило импульс к проведению необходимых реформ. Не случайно 27 сентября 2005 года представитель Верховного суда КНР сообщил, что для пересмотра таких приговоров при Верховном суде создаются три дополнительных отделения и, «как ожидается, это позволит снизить число казней на 30 %»[59].

В большинстве районов страны кампания «жестокого удара», похоже, пошла на убыль, однако в ЦУАР, где проживает уйгурское этническое меньшинство, она, наоборот, возобновилась с новой силой; ее целью было объявлено искоренение сепаратизма, терроризма и религиозного экстремизма. В результате репрессий нарушались права граждан, уничтожалась уйгурская культура и язык, закрывались мечети, арестовывались имамы, запрещался выход изданий на уйгурском языке.

В 2006 году ситуация практически повторилась – число смертных приговоров снизилось с 3900 до 2790, а число зафиксированных казней – с 1770 до 1010. Комментируя эти данные, «Международная амнистия» в своем отчете заметила, что, по-видимому, речь идет лишь о верхушке айсберга, ибо, по данным некоторых экспертов, число казней в КНР в этот период составляло 7500–8000. Оснований для такого утверждения, действительно, хватает – открытость и искренность никогда не были свойствами национального характера китайцев и, тем более, никогда не отличали политику и правоприменительную практику КНР. Другое дело, что наметившаяся в 2005–2006 годах тенденция к снижению числа смертных приговоров, вероятно, близка к реальной, ибо статус столицы Олимпиады обязывал, как отмечалось, заботиться об имидже страны и вносить определенные коррективы в правоприменительную практику, в том числе и, может быть, в первую очередь, в практику применения смертной казни.

Именно на такой тенденции настаивают и китайские власти. В начале июня 2007 года официальный представитель Верховного народного суда КНР сообщил, что в 2006 году впервые за последние 10 лет вынесено самое низкое число смертных приговоров и, по его мнению, тенденция к снижению числа таких приговоров продолжится и в последующие годы. Китайские средства массовой информации, ссылаясь на заявления властей, сообщили также, что за первые месяцы 2007 года суды первой инстанции вынесли смертных приговоров на 10 % меньше, чем за тот же период 2006 года[60]. Считается, что такое снижение вызвано новым порядком контроля за вынесением смертных приговоров и их пересмотром Верховным судом КНР, который вызван растущими опасениями по поводу судебных ошибок и необоснованного применения высшей меры.

Так, в начале сентября 2007 года заместитель председателя Верховного суда КНР Янг Хингчанг в заявлении для печати сообщил: «За период с января по июль 2007 года Верховный суд отказался утвердить довольно большое число вынесенных смертных приговоров. Если бы не было такого рода окончательных постановлений, смертные приговоры были бы приведены в исполнение»[61].

Действительно, в 2007 году, по данным «Международной амнистии», в КНР было вынесено «всего» 1860 смертных приговоров. Однако уже в 2008 году, несмотря на проведение Олимпиады, отмеченная только что тенденция была резко нарушена – суды КНР вынесли смертных приговоров почти в три раза больше, чем в 2006 году и почти в четыре раза больше, чем в 2007 году (7003)[62].

С начала 80-х годов в Китае получала все более широкое распространение практика торговли человеческими органами, взятыми у казненных осужденных в целях последующей трансплантации. Западные средства массовой информации приводят ужасающие подробности этой практики, возведенной в ранг все более хорошо организованного, секретного и высокодоходного бизнеса. Международные правозащитные организации собрали множество свидетельств очевидцев и статистических данных, говорящих о том, что за последние 30 лет в КНР создана целая индустрия торговли человеческими органами смертников. Недостатка в покупателях нет и не предвидится, а «сырья» у этой индустрии в избытке, поскольку в стране ежегодно совершаются тысячи казней.

Китайская индустрия трансплантации создавалась десятилетиями, но с середины 90-х годов она стала развиваться особенно быстрыми темпами. Еще 20 лет назад китайские медики часто терпели неудачи в попытках перенять созданные на Западе технологии пересадки сердца, почки, печени и других органов. Приговоренных к смертной казни специально подолгу содержали в камерах смертников, хорошо кормили, следили за их здоровьем, одновременно подыскивая покупателей на их органы. Однако такие сложные операции требовали высокой квалификации и подготовки медицинского персонала, совершенной медицинской техники и методик предотвращения отторжения организмом чужих органов. Всего этого в Китае тогда не было, хотя уже имелись оригинальные методики сохранения в надлежащем состоянии органов, удаленных у доноров.

Вот одно из описаний этой процедуры:

«В дни, предшествующие казни, рацион приговоренного к смерти значительно улучшается, его регулярно осматривает врач, проводится целый ряд анализов. В ночь перед казнью осужденного приковывают к стулу, а потом привязывают к спинке, чтобы он не мог повредить ценные органы. На рассвете ему делают инъекцию антикоагулянта и в кандалах ведут в операционную, фиксируют на столе и делают смертельную инъекцию. Буквально через несколько минут на том же столе хирурги начинают препарировать еще теплое тело, извлекая из него жизненно важные органы. Благодаря антикоагулянтам, органы казненного находятся в прекрасном состоянии. Часть из них для хранения помещается в специальные контейнеры, другие органы отправляются в специализированные клиники, где хирурги уже облачаются в операционную форму, а пациентов – партийных бонз или богатых иностранцев – готовят к пересадке органов»[63].

С середины 80-х годов, когда в Китай попал препарат «циклоспарин-А», подавляющий реакцию отторжения чужеродных органов, прогресс в этом бизнесе пошел семимильными шагами – процент успешно перенесших операцию, например, по пересадке почки к 1987 году вырос с 50 до 80 %, а к 1991 году этот показатель составил 90 %.

Уже в начале 90-х годов, получив поддержку в рамках общенациональной программы подготовки хирургов, более 100 китайских больниц предлагали услуги по трансплантации органов богатым пациентам со всего мира; уже в этот период ежегодно проводятся до 3 тыс. трансплантаций, чаще всего почек и роговицы глаза. По свидетельствам международных медицинских и правозащитных организаций, казни давали медикам до 90 % всех трансплантантов.

Китайские трансплантологические клиники в эти годы тщательно разрабатывают стратегию доходного бизнеса. У каждой больницы есть не афишируемая, но весьма эффективная сеть врачей-консультантов в странах Юго-Восточной Азии, которые ведут поиск и подбор богатых пациентов. Все эти клиники являются государственными учреждениями и принадлежат территориальным органам власти или же медицинским учреждениям Китайской народной армии, дополняя ее широко разветвленную коммерческую империю из фабрик, отелей, магазинов и т. п.

Одним из ведущих учреждений такого профиля являлся в тот период Первый военно-медицинский университет в Южном Китае (г. Гуанчжоу). Большинство пациентов прибывают через Гонконг, их встречают лимузины и везут в роскошный госпиталь с американским оборудованием. Здесь 30 одноместных палат для ожидающих трансплантации и 100 – для пациентов, выздоравливающих после операции. За каждую операцию клиника получала 30 тыс. долл. Правозащитная организация «Права человека в Азии» назвала эту систему «бесчеловечным симбиозом медицинской технологии с убийством, освященным авторитетом государства»[64].

По сложившейся традиции камеры смертников пустеют накануне главных государственных праздников – Нового года по лунному календарю, выпадающему обычно на февраль, и сентябрьского осеннего фестиваля. В эти дни совершаются массовые казни, которым нередко предшествует «парад» приговоренных по главным улицам города. Эта церемония служит наглядной демонстрацией решимости властей покончить с преступностью. В такие дни операционные китайских больниц гудят, как растревоженные ульи. Нередко оборудуются передвижные операционные, которые размещаются в грузовиках и автобусах, припаркованных около места казней. В этих случаях удаление органов начинается немедленно, прямо по дороге в клинику.

После того как в 1996 году китайское законодательство, наряду с расстрелом, узаконило казнь путем смертельной инъекции, работа бизнесменов от трансплантологии значительно упростилась. Традиционная казнь – выстрел в затылок стоящим на коленях осужденным; затем их родственникам предъявлялся к оплате счет «за пулю и обслуживание». (Кстати, родственникам выдаются не тела, а урны с прахом казненных.)

Когда выяснилось, что выстрел в затылок сохранял внутренние органы, но разрушал весьма ценную роговицу глаза, у него нашлось много весьма влиятельных противников – «гуманистов», поддерживающих метод смертельной инъекции. Как рассказал бывший служащий шанхайской тюрьмы, прежние правила проведения казни нарушались и раньше: «Если нужно было сохранить глаза, осужденного убивали выстрелом в сердце. Если же нужно было сердце, стреляли в голову…»[65]

Изменения в правилах проведения казни, отмечает западная печать, послужили новым импульсом к развитию трансплантации китайского образца. На подпольном рынке человеческих органов Китай не одинок, они есть и в Индии, и в Индонезии, и в других странах, но только в Китае органы изымаются у осужденных к смертной казни и только здесь этот бизнес приобрел государственные масштабы. Поэтому Азиатская ассоциация трансплантологов отказалась принять КНР в число своих членов, а всегда крайне сдержанная в оценках Всемирная организация здравоохранения еще в 1997 году заявила: «Несмотря на официальные опровержения, имеются неопровержимые доказательства, что торговля человеческими органами стала в Китае широко распространенной практикой, причем изъятие органов, как правило, совершается без согласия приговоренных к смертной казни или их родственников».

В 1998 году по прибытии в США в ловушку ФБР угодили двое китайских граждан, один из которых – бывший работник прокуратуры. Они изъявили готовность поставлять для трансплантации практически любые человеческие органы. За отдельную плату гарантировали даже выбор доноров (осужденных-смертников) по критериям заказчиков. В ответ на разоблачения в прессе официальный представитель Китая эту информацию опроверг, заявив, что торговля человеческими органами в КНР «преследуется по закону». Правда, тот же представитель признал, что отдельные «детали» из тел казненных разрешается использовать медицинским учреждениям при наличии на то согласия самих жертв или их ближайших родственников[66].

Идут годы, а сообщения о продолжающейся в Китае практике торговли органами казненных не сходят со страниц мировой прессы. В 2005 году в британской печати, например, сообщалось, что одна из китайских косметических компаний, используя кожу казненных смертников, изготовила уникальные косметические препараты для продажи за рубежом[67]. Прошло еще четыре года, а национальные сайты разных стран до сих пор переполнены сообщениями о широкой практике торговли органами казненных.

Как уже отмечалось, лица, которым в Китае грозит смертная казнь, не получают доступа к справедливой судебной процедуре. Среди многочисленных нарушений международные правозащитные организации называют, прежде всего, отсутствие своевременного доступа к адвокату, отсутствие презумпции невиновности, политическое вмешательство в судопроизводство и нежелание отказаться от использования доказательств, выбитых под пытками.

21 мая 2008 года Министерство юстиции и Верховный Народный суд КНР выпустили совместный документ, содержащий толкование роли адвоката в делах, связанных с назначением высшей меры наказания. В силу этого документа юридические бюро и контролируемые правительством ассоциации адвокатов наделяются полномочиями определять ход дел, которые могут привести к вынесению смертного приговора. Этот документ, однако, не устраняет противоречий между пересмотренным Законом об адвокатуре (вступил в силу с 1 июня 2008 г.) и уголовно-процессуальным законодательством, регулирующим доступ обвиняемых к адвокату в делах, связанных с государственной тайной. На практике власти КНР продолжают лишать обвиняемых в преступлениях доступа к юридической помощи по соображениям секретности. Напомним еще раз, что сведения о применении смертной казни в КНР сами по себе и относятся к государственным секретам.

18 декабре 2008 года Китай вновь проголосовал против резолюции Генеральной Ассамблеи ООН о введении всемирного моратория на казни; в 2009 году в КНР казнили более тысячи осужденных.


Индия

В отличие от Китая, Индия не относится к числу стран, для которых характерна широкая практика применения смертной казни. Наоборот, сфера применения этой меры наказания здесь всегда была весьма ограничена и в законодательстве, и в судебной практике, и в еще большей мере в практике исполнения смертных приговоров. В данном случае избранная последовательность изложения материала определяется ролью и местом Индии в истории развития мировой цивилизации, особенностями ее уникальной культуры и ролью религии, общностью опосредованных воздействием глобализации процессов экономического и социального развития, которые характерны для Индии и Китая, представляющих более 40 % населения планеты.

Индия, как и Китай, в последние 10–12 лет показывает впечатляющие темпы экономического роста. Как и в других странах Юго-Восточной Азии, темпы развития экономики резко опережают развитие многих других сторон общественной жизни. Изменения, связанные с влиянием процессов глобализации, в Индии, как и в других странах региона, далеко не всегда несут позитивный эффект.

В огромной стране осуществление многих проектов индустриализации и развития повлекло за собой массовые перемещения людей, бесчисленные нарушения прав человека на достойные условия жизни, на труд, образование, медицинскую помощь и т. п. Миллионы людей, находившихся в самом неблагоприятном положении, все еще продолжают жить в нищете, а преимущества, которые должно было нести экономическое развитие, приходятся лишь на крайне незначительную часть почти миллиардного населения страны.

Даже сегодня около 30 % населения Индии, как уже отмечалось, живет за официальной чертой бедности. Сохраняющийся разрыв в уровне жизни в городах и сельской местности наглядно показывает, что общее позитивное влияние экономического развития до сих пор не коснулось сельского населения. Несмотря на бурное развитие сети услуг, в стране особенно ощутимо выросла безработица; отчаяние сельских жителей выразилось в значительном росте числа самоубийств. Так, по сообщениям властей Индии, в период с 2003 по 2006 год в стране ежегодно регистрировалось 16 тыс. случаев суицида, а всего за 1997–2006 годы их число составило около 100 тыс.[68]

Экономическое развитие страны, вселявшее большие надежды, не улучшило жизнь обездоленных слоев населения – огромной массы людей, подверженных социальной дискриминации, особенно жизни этнических и религиозных меньшинств. Как уже отмечалось, неравенство, издавна укоренившееся не только в общественном сознании, но и в самих основах общества, сохраняется.

Развитие законодательства Индии и всей системы правоохранительной деятельности идет крайне медленно, а судебная система и вся практика правоприменения отличаются неповоротливостью и консерватизмом. К тому же данные о статистике преступности и применении наказаний на основе Уголовного кодекса 1973 года и целого ряда специальных законов[69], как и в других странах этого региона, не подлежат публикации.

С середины 70-х годов прошлого века уголовное законодательство ограничивало сферу возможного применения смертной казни, главным образом, такими преступлениями, как убийство политических деятелей, убийство нескольких лиц или разбойное нападение, повлекшее тяжкие последствия, захват заложников и наркоторговля. Кроме традиционных преступлений, наказуемых смертной казнью, Уголовный кодекс Индии содержит и ряд по-своему уникальных составов. К их числу относятся подстрекательство ребенка или психически больного к самоубийству; дача ложных показаний с целью обвинения другого лица в преступлении, наказуемом смертной казнью (эта цель является квалифицирующим признаком).

В восточных цивилизациях вообще и в Индии в особенности проблема самоубийств и подстрекательства к самоубийству имеет свою давнюю историю, традиции и специфику. До сих пор здесь довольно широко распространен древний ритуал сати, означающий самосожжение вдовы на погребальном костре мужа. Ежегодно происходили тысячи таких случаев, что вынудило власти принять в 1987 году Закон о комиссии по предотвращению сати, который установил смертную казнь за подстрекательство вдовы к такому виду ритуального самоубийства[70].

Верховный суд Индии в последние 20 лет неоднократно рассматривал вопрос о соответствии смертной казни конституции страны, но каждый раз не находил эту меру и способ приведения смертного приговора в исполнение (повешение) противоречащими конституции[71]. Что же касается ограничений в применении смертной казни, то они касаются лишь несовершеннолетних (Закон 1986 года о правосудии по делам несовершеннолетних), беременных женщин и душевнобольных.

Статистику Индии издавна отличал большой разрыв между числом вынесенных судами смертных приговоров и числом казней. В 1991 году из 24 смертных приговоров в исполнение было приведено 4; в 1992 году – 6; в 1993 году – 4; в 1994 – 1, а в 1995 году – 2 приговора[72]. Указанный разрыв во многом был предопределен сложившейся практикой применения помилования «смертников». В 90-х годах президент страны применял эти полномочия к 75–80 % осужденных, заменяя смертную казнь либо пожизненным заключением, либо длительными сроками лишения свободы.

Следует особо отметить, что статистику казней в стране всегда отличала закрытость и недоступность для общественности. Возможно, поэтому о казнях в последующие годы ни в одном из доступных источников не упоминается, хотя известно, что в силу ряда поправок и новых актов законодательство расширило сферу применения смертной казни, предусмотрев эту меру наказания за изнасилование, а также за совершение террористических актов, повлекших гибель людей. Это решение властей вызвало кампанию протеста, в ходе которой в июле 2000 года в Дели была проведена первая национальная конференция противников этой меры наказания[73].

В 2001 году было вынесено 16 смертных приговоров; в 2002 году к этой мере наказания, по данным «Международной амнистии», было осуждено еще 30 человек; к концу года общее число таких осужденных составляло «минимум 60 человек»[74].

Между тем политическая ситуация в стране оставалась крайне сложной. Права национальных и религиозных меньшинств серьезно ущемлялись, мусульмане все чаще становились объектами нападений и убийств, организованных группами националистов, которым нередко потворствовали государственные структуры. Система уголовного правосудия, страдавшая от недостатка ресурсов, продолжала работать очень медленно, доступ к ней людей из таких социально и экономически изолированных слоев общества, как низшие касты, женщины, религиозные и национальные меньшинства (далитов и адиваси), был крайне затруднен. Службы безопасности продолжали работать в атмосфере безнаказанности за насилие и многочисленные нарушения прав граждан, благодаря нормам, которые были закреплены в законодательстве о безопасности, и политическому покровительству[75]

1
...