Норма языка формирует таксоны отдельных конкретных единиц и фактов (множественное и единственное числа) – безусловно рекомендуемые, обязательные нормы в языке и весьма распространённые, всем известные, но безоговорочно не рекомендуемые ненормы (слитное написание, как термина), а также по тем или иным причинам запрещаемые в литературно образованном каноне к употреблению антинормы.
Поэтому позволительно понимать нормативность как результат нормализации, то есть бесконечного процесса вмешательства социальных сил в развитие языка как системы.
Интересы выразительности и, шире, индивидуальной или групповой самоидентификации, всех явлений стиля, слога, культуры, традиции, вкуса предполагают наличие в языке ненормализованных, даже принципиально и сознательно не нормализуемых ресурсов.
Языку свойственно сокровенно, малозаметно и, как правило, малозависимо от нашей осознанной воли постоянно меняться по своим внутренним законам. Он не терпит излишней нормативности, как и опасного разнобоя: в крайностях он теряет силу орудия коммуникативного единства. Безграничного произвола он, к счастью, не допускает.
Рядом с нормами возникают (заново и извлекаясь из бескрайнего языкового океана) их параллели – по разным причинам, иногда ясным, но чаще таким, о которых можно лишь догадываться или фантазировать.
Л.С. Выготский полагал, что языковая социализация и индивидуализация заложены в ребёнке, а роль общества сводится к коррекции: взрослые учат его не столько тому, как надо говорить, сколько тому, как не надо говорить, – иными словами, учат нормативности языка, как поведению и всему на данный момент принятому.