Ошалевшая от неожиданности происходящего охрана, курсирующая вдоль борта, вскинула автоматы. Две или три очереди прочертили воду. Крик оборвался резко, обреченный подводник, судорожно булькнув, почти мгновенно скрылся в волнах. Только небольшое темное облачко отмечало место его всплытия.

Микмак почувствовал, что кто-то похлопывает его по плечу. Он обернулся. Это был Хармс. Жалеет его? Странно, чего его жалеть? Или увидел в Микмаке собрата? А, может быть, просто – человека?

Через минуту еще один водолаз появился в волнах и так же истошно завопил. Теперь охрана не медлила – живые роботы отслужили свое, восстановлению они больше не подлежали. В следующего всплывшего подводника стрелять не пришлось: он был уже мертв.

Хармс дернул глазами, посмотрев на часы. Микмак не смог определить выражение его лица – озабоченное, сочувствующее или совершенно безразличное.

– Пора, – сказал Хармс, кивком показав на воду и выдал ему армейский комп. – Скоро стемнеет.

Понятно, значит нужно снова лезть в холодную воду. Они куда-то спешат. Интересно, куда? Как будто кто-то сейчас прискачет и предъявит права на тот «бютен», который банда «солидного» подняла сегодня со дна.

Микмак подобрал валяющийся у самого борта шланг с загубником, схватил загубник зубами и, не раздумывая, прыгнул в воду.

Ожидаемого озноба не случилось. Видимо, виски отшибло чувствительность напрочь. И моральную – тоже; Микмак понял, что никаких чувств мучения и гибель водолазов в нём не вызвали.

Теперь тухлятина в воздухе, которым Микмак дышал, не ощущалась. Он чувствовал только густой перегар, которым наполняли воздух в шланге его легкие.

Тяжелый, увешанный свинцовыми слитками пояс стремительно тащил его на дно. Уши закладывало, Микмак не успевал продуваться, да и не особенно тщательно старался это делать. Какого-то значительного дискомфорта бульканье в ушах не добавляло. Дискомфорта и так было хоть отбавляй.

Микмак, подгребая руками, перевернулся головой вниз. Он всматривался в мутный полумрак, маячивший прямо под ним. В этой зоне никого не было, несколько шлангов тянулись вниз справа, метрах в пятидесяти. А может, и ближе – под водой расстояние оценить сложно.

Мутное марево вздыбливалось холмами и уходило вниз темными, черно-зелеными впадинами. Микмак попытался представить, что под ним улицы красивого некогда Анклава Марсель, и не смог. Не могли быть эти безмолвные, обросшие медленно колышущимися щупальцами водорослей холмы тем самым солнечным Анклавом. Теми улицами, по которым Микмак гулял однажды. А вот пражским районом Йозефов, после того, как по нему прокатился взвод внутренних войск Баварского Султаната, это вполне могло быть.

Беглый осмотр полумрака, царившего внутри синагоги, ничего не дал – кроме четырех мертвых тел на полу, здесь никого не было. Потом «балалайка» переключила наноэкраны в режим тепловизора, но и здесь…

Микмак не видел никого, кроме бойцов своего взвода, появлявшихся из-за спины то справа, то слева. И еще несколько ярких, как будто огненных хвостов, прочертивших темноту.

Он тщетно пытался поймать цель, целеуказатель перед глазами метался, как заведенный, ствол его автомата описывал дугу за дугой, но палец по-прежнему лежал на спусковом крючке, не решаясь надавить на него – стрелять здесь было решительно не во что. То есть – не в кого.

Тогда, черт вас раздери, почему бойцы падают один за другим?!

Где туристы? Где эти чертовы туристы?!

Похоже, Микмак орал во все горло. Было страшно, очень страшно – темнота вдруг озарялась вспышками, и следом за ними, коротко вскрикнув, падал кто-нибудь из бойцов. Уцелевшие бойцы метались, будто все разом потеряли ориентиры. Словно их забросило из небольшого старого здания синагоги в какое-то безграничное пространство, хитро искривленное неведомыми богами.

В ушах орал голос лейтенанта: «Отходим, всем покинуть здание!» Микмак тоже метался, сам не понимая, что ищет: выход из этого дьявольского места или террористов, которых никак не могут засечь ни глаза, ни «балалайка» с её набором дополняющих зрение средств визуализации. Но ничего не находилось; то и дело мельтешили горящие свечи, которые отчего-то не гасли на весьма ощутимом сквозняке, то и дело кто-то вскрикивал и падал, но проем двери – он должен ярко сверкать полуденным солнцем среди этого мистического полумрака – будто исчез, переместился в мифический параллельный мир.

Микмак в очередной раз резко повернулся, ведя перед собой по дуге ствол автомата, и уткнулся во что-то мягкое. Палец конвульсивно дернулся, ствол изрыгнул сноп пламени. Но целеуказатель так и не поймал цель – Микмак не сразу сообразил почему. Но если какие-то высшие силы и существуют, они отвели на этот раз руку бойца: Микмак уперся стволом в лейтенанта, «балалайка» распознала своего и увела целеуказатель в сторону. Наверное, он рефлекторно дернулся за нарисованным на глазных наноэкранах перекрестьем, иначе от лейтенанта осталось бы лишь кровавое решето.

– На улицу, быстро, пошел! – заорал лейтенант. Его голос одновременно звенел внутри головы и бил по барабанным перепонкам, перекрывая общий шум и гвалт.

Его слышно слишком хорошо, не находишь? Это потому, что нет никакого шума – ты здесь один.

Командир взвода толкнул Микмака, чтобы тот двигался живей. Но боец споткнулся и упал навзничь. В полумраке снова сверкнуло, и лейтенант исчез. Совсем исчез, его застрелили. Внутри воцарилась гулкая тягучая тишина. Микмак попытался подняться и понял, что застрял между нагромождениями рухнувших при взрыве балок. В ушах шумело, ноздри жгло концентрированным пороховым дымом. «Балалайка» молчала – из их взвода в живых остался только он…

Микмак грёб к трем холмам, отчетливо торчащим над остальными неровностями морского дна. Того самого, что было не так давно улицами Марселя.

Три довольно крупных цистерны, стоящих на бетоне перед полосой каких-то кустов. Понятно, от кустов теперь ничего не осталось. Пришлись сухопутные растения по вкусу подводным обитателям или нет – вопрос, но это особо не занимало Микмака. Он плыл к тем холмам.

Внезапно в памяти всплыла и вторая фотография из показанных «солидным». Четверка жизнерадостных мужиков перед раскуроченной техникой. Нет, техника была не раскурочена, её еще не успели собрать. Надо думать, то, что сейчас спешным порядком пакуют в контейнеры на палубе плавучей платформы, и есть та самая техника. Конструктор «Сделай сам». А Микмак ищет руководство по сборке? Скорее всего. Но при чем тут три покрытые какой-то плиткой и разукрашенные красными полосками цистерны? Или это вовсе не цистерны?

И все же воспоминания Микмака вновь и вновь возвращались к фотографии с улыбающейся четверкой. Что-то в ней показалось Микмаку знакомым, что-то привлекло внимание. Но что?

Хотя какая теперь-то разница?

Одно из размытых пятен на фоне, кто-то проходивший мимо, когда четверка решила запечатлеть себя на память вместе с собираемой ими установкой.

Микмак плавно опустился на верхушку одного из холмов. Верхушка покатая, удержаться на ней довольно трудно. Но на тех цистернах вроде бы торчали какие-то навершия.

Обдирая руки о ракушки, Микмак соскреб морские наросты с верхней окантовки. В здешнем полумраке цвета различить сложно, но вроде бы красный.

Хармс говорил, что подключать комп нужно где-то внизу. Где-то у этих цистерн есть дверца, а за дверцей… прямо нарисованный камин папы Карло. Там должен быть коннектор для внешнего подключения.

С нижней частью цистерны оказалось сложней – дно цилиндра основательно утонуло в сильно заросшем водорослями и ракушками гравии. Скорее всего раньше это было той самой бетонной площадкой. Странно, что цистерны не опрокинулись.

Но кто ищет, тот всегда найдет. Нашел и Микмак, неоднократно задававший себе вопрос, на кой чёрт он все это делает – нашел цистерны, а дальше не его забота. Конец все равно известен.

Он все-таки подключил к цистерне комп. Где-то в её электронных потрохах все еще хранился код, который резво, без каких бы то ни было сопротивлений, сгружался на диск.

Тащили наверх его быстро. Слишком быстро. Микмак сопротивлялся, как мог, а перед глазами стояло серо-фиолетовое лицо погибшего подводника. Метров за двадцать до поверхности Микмак выплюнул загубник, и выпускающий хвост юрких пузырей шланг, извиваясь змеей, улетел к поверхности. Теперь главное – не спешить, потому что колени уже ломит, а по спине то и дело проскальзывает нестерпимый зуд, который совсем скоро станет сильной, выламывающей болью.

В лицо ударил уже знакомый обжигающе холодный ветер, и Микмак заорал, что было сил: нужно выгнать из крови азот, сколько удастся. Только пулю бы не получить раньше времени – люди на платформе не любят шум. Микмак набрал в легкие побольше воздуха и нырнул, опустившись метров на пять. О каком таком времени он рассуждает? Десять минут, полчаса, час? Какое время теперь имеет значение?

Чья-то сильная рука подхватила Микмака и вытянула на мокрый металл палубы. Хармс, это был именно он. Огромный, с бугрящимися под измятой и мокрой рубашкой мышцами машинист протянул руку, ожидая, когда Микмак вернет компьютер.

Микмак кивнул и передал непромокаемый гаджет. Виски на самом деле помогло – ветер теперь не казался столь холодным, да и от купания он испытал почти удовольствие. Но в голове от прохладной воды прояснилось.

Микмак показал Хармсу снимок – он сфотографировал немощной камерой компьютера три подводных холма. С «балалайки» снимок получился бы куда лучше, но индивидуального чипа Микмак лишился еще в офисе.

Код Хармс нашел самостоятельно. Быстро пролистал его, что-то проверил какими-то своими программами и произнес, казалось, прямо в воздух:

– Мы нашли.

Он говорил с кем-то через «балалайку».

– Хорошо. Только…

Хармс замолк на несколько секунд. На его лице в это время застыло неприятное, брезгливое выражение. Ему явно не нравилось то, что говорил невидимый и неслышимый для Микмака собеседник.

А Хармс оказался нормальным парнем.

– Хорошо, – уже без прежнего энтузиазма и, не меняя выражения лица, повторил машинист.

Понятно, о чем шел разговор. Хармс пытался выгородить Микмака. Не получилось – оставлять свидетелей начальство машиниста не собиралось. Что ж – Микмак их не осуждал. Сам поступил бы так же. Наверное.

Когда все три цистерны подняли лебедками на платформу, тем, кто еще оставался под водой, просто перерезали шланги – подняться с такой глубины без воздуха нереально. Остальным, включая Микмака, крепко стянули пластиковым шнуром руки за спиной, к ногам прикрепили железки поувесистей из тех, которые сочли ненужными, и бросили за борт.

Микмак, медленно набирая скорость, планировал в сторону дна. Предзакатное солнце, пляшущее по водной поверхности ярким слепящим пятном, окрашивало морскую воду в багровые тона. Казалось, что в море вылили цистерну крови, которая неспешно растекается по округе.

Вокруг Микмака, словно падшие ангелы с неба, опускались на дно остальные. Кто-то дергался, тщетно пытаясь освободиться, кто-то, подобно самому Микмаку смотрел вверх, спокойно ожидая последнего часа.

До дна было еще далеко, когда в крови начал заканчиваться кислород. Вдохнуть хотелось очень сильно, но Микмак зачем-то терпел из последних сил, до рези в груди, до темных пятен перед глазами. И еще очень хотелось потереть лоб – руки связаны за спиной, иначе он, наверное, разодрал бы кожу на голове до крови. Идиотская привычка, она появилась после Праги. «Мозголом» сказал, что это последствие пережитого стресса. Оно и сейчас: стресс, сильней не придумаешь, апофеоз стресса, так сказать. Вот и обострилось.

Странно, кислород в крови явно подходил к концу, а сознание никак не хотело покидать Микмака. Грудная клетка конвульсивно дернулась, втянув внутрь холодную соленую воду.

Он посмотрел вниз – дно словно покрыла холодная бездушная тьма. Скоро он окажется там.