Съ гордостью думала она о милліонахъ, которые наслѣдують ея дѣти, и въ то же время презирала тѣхъ, кто ихъ копилъ. Съ чувствомъ брезгливости вспоминала она о происхожденіи громаднаго состоянія Дюпоновъ, какъ по слухамъ передавали о немъ старожилы города. Первый изъ Дюпоновъ прибылъ въ Хересъ въ началѣ вѣка совершеннымъ нищимъ и поступилъ здѣсь на службу къ своему соотечественнику-французу, у котораго была виноторговля. Во время войны за независимость хозяинъ Дюпона бѣжалъ изъ опасеній народныхъ неистовствъ, довѣривъ все свое состояніе своему соотечественнику и любимому слугѣ. А этотъ послѣдній, громко ругая Францію и восхваляя Фердинанда VII, достигъ того, что къ нему отнеслись хорошо и что дѣла виноторговли, которую онъ привыкъ считать своей, стали процвѣтатъ. Когда же по окончаніи войны вернулся въ Хересъ настоящій владѣлецъ магазина, Дюпонъ отказался признать его, говоря себѣ самому, чтобы заглушить голосъ своей совѣсти, что онъ имѣетъ полное право присвоить себѣ виноторговлю, такъ какъ, не боясь опасности, стоя лицомъ къ лицу къ ней – онъ одинъ велъ дѣла фирмы. Довѣрчивый французъ, больной и удрученный такимъ предательствомъ, исчезъ навсегда.

Высокородная донна Эльвира, ежемянутно выставлявшая на видъ знатность своего происхожденія, чувствовала живую боль въ сердцѣ, когда вспомлнала объ этой исторіи. Но она скоро уснокаивалась, подумавъ о томъ, что частъ громаднаго ихъ состоянія пожертвована ею церквамъ и благотворительности.

Смерть дона-Пабло была для нея какъ бы освобожденіемъ. Старшій ея сынъ только что женился и будетъ директоромъ фирмы. Въ душѣ этоть ея сынъ – истый Санъ-Діонисіо, и такимъ образомъ, какъ ей казалось, изглаживается вполнѣ его въ нѣкоторомъ родѣ позорное происхожденіе отъ Дюпоновъ; а небо отнынѣ будетъ еще сильнѣе покровительствовать торговой фирмѣ. Изъ числа всѣхъ близкихъ и друзей старика донъ-Пабло сеньоръ Ферминъ искренне и больше всѣхъ оплакивалъ его смертъ. Онъ не забылъ, что тоть былъ его покровителемъ. Сколько добра онъ сдѣлалъ ему! Благодаря донъ-Пабло и сынъ Фермина сталъ кабальеро. Увидавъ понятливостъ и умъ мальчика, поступившаго въ контору въ качествѣ разсылънаго на побѣгушкахъ, донъ-Пабло протянулъ ему руку помощи. Мальчикъ учился у Сальватьерра. Послѣ своей эмиграціи въ Лондонъ, революціонеръ, вернувшійся въ Испанію съ жаждой солнца и деревенскаго спокойствія, отправился жить въ Марчамалу, въ домъ стараго своего друга. Пріѣзжая въ свой виноградникъ, милліонеръ встрѣчался здѣсь иногда съ революціонеромъ, гостившимъ безъ его разрѣшенія въ его имѣніи. Сеньоръ Ферминъ думалъ, что, когда дѣло идетъ о столь заслуженномъ человѣкѣ, совершенно излишне спрашивать позволенія хозяина. Съ своей стороны и Дюпонъ отиосился съ уваженіемъ къ честному и милому характеру агитатора, а также и эгоизмъ торговаго человѣка совѣтовалъ ему выказывать благорасположеніе донъ-Фернандо.

Сеньоръ Ферминъ не зналъ, случилось ли это по оовѣту дона-Фернандо, или же по собственной его иниціативѣ, но вѣрно лишь то, что хозяинъ рѣшилъ послать Ферминильо, который отлично преуспѣвалъ въ занятіяхъ, для изученія англійскаго языка за счеть фирмы въ Лондонъ, здѣсь юноша и пробылъ долгое время въ отдѣленіи бодеги въ Коллинсъ-Стритѣ.

Находясь въ Лондонѣ, Ферминильо въ письмахъ оттуда сообщалъ, что доволенъ своею жизнью. Но старикъ Ферминъ сильно скучалъ въ одиночествѣ. Его покровителъ умеръ, Сальватьерра скитался гдѣ-то далеко, а кумъ Фермина, Пако, умеръ оть простудной болѣзни. Сынъ его, Рафаэль, въ то время восемнадцатилѣтній юноша, прекрасный работникъ, явился въ виноградникъ, чтобы сообщить, извѣстіе о смерти отца крестному.

– Что же ты намѣренъ теперь дѣлать, паренекъ? – спросилъ старикъ крестшника.

Юноша улыбнулся, услыхавъ, что сеньоръ Ферминъ ведеть рѣчь о помѣщеніи его работникомъ въ какой-нибудь виноградникъ. Онъ не желаетъ обрабатывать землю. Онъ ее ненавидитъ. Ему нравятся лошади, ружья. Онъ можетъ объѣздить какого угодно коня, а стрѣляя попадетъ въ какую угодно цѣль – соперниковъ въ этомъ отношеніи у него нѣть. Онъ жаждетъ приключеній и потому займется контрабандой.

– Словомъ, крестный, съ такими данными, какія имѣются у меня, нельзя умереть съ голоду.

И Рафаэль не умеръ съ голоду. Старикъ Ферминъ восхищался имъ, когда тотъ пріѣзжалъ въ Марчамалу, верхомъ на сильномъ, рыжемъ конѣ, одѣтый точно богатый сельскій помѣщикъ, и всегда съ ружьемъ, прикрѣпленнымъ къ сѣдлу. Старый контрабандистъ былъ наверху блаженства, слушая разсказы о подвигахъ Рафаэля.

Рафаэль занимался не только ввозомъ табака, но и контрабандой шелковой матеріи и роскошныхъ китайскихъ шарфовъ и платковъ. Передъ умленнымъ крестнымъ и его дочерью Маріей, устремлявшей на него свои огненные глаза, юноша вынималъ пригоршнями изъ кармановъ золотыя монеты, словно это были мѣдные пятаки, и кончалъ тѣмъ, что вытаскивалъ изъ своихъ сумокъ какой-нибудь необычайно изящный шарфъ, или же кружева, и дарилъ ихъ дочери приказчика.

Двое молодыхъ людей обмѣнивались долгими и страстными взглядами, но разговаривая, чувствовали большую робостъ, какъ будто они не знали другъ друга съ дѣтства и не играли вмѣстѣ, когда сеньоръ Пако по вечерамъ являлся въ виноградникъ, посѣщая стараго своего товарища.

Крестный лукаво улыбался, видя смущеніе двухъ молодыхъ людей.

– Кажется, вы какъ будто впервые видите другъ друга. Говори съ Маріей безъ всякаго стѣсненія, такъ какъ я знаю, что ты желаешь быть нѣчто большимъ для меня, чѣмъ моимъ крестникомъ… Жаль, что ты выбралъ себѣ такую профессію.

И старикъ совѣтовалъ ему откладыватъ деньги, разъ судьба ему благопріятствуетъ. Откладывать!.. Рафаэль смѣялся надъ этой мыслью. Ему хотѣлось широко жить и наслаждаться, и онъ кидалъ деньги во всѣ стороны въ попойкахъ и пиршествахъ. Когда же, среди бурной его жизни, у него мелькало сомнѣніе относительно будущаго, онъ видѣлъ, закрывъ глаза, граціозную улыбку Маріи де ла Лусь, слышалъ ея голосъ, говорившій ему всегда одно и то же, когда онъ появлялся въ виноградникѣ:

– Рафаэль, мнѣ разсказываютъ о тебѣ многое, и все дурное. Но ты хорошій! Вѣдь правда, ты перемѣнишься?

И Рафаель клялся самому себѣ, что онъ перемѣнится, чтобы Марія не глядѣла на него такими грустными глазами, когда она еще издали видѣла, какъ онъ ѣдетъ по пыльной дорогѣ.

Однажды ночъю собаки въ Марчамалѣ страшно принялись лаять. Дѣло было близко къ разсвѣту, и старый приказчикъ, схвативъ ружье, открылъ окно. На площадкѣ виднѣлся державшійся за шею коня всадникъ, а конь тяжело дышалъ, и ноги его дрожали, точно онъ сейчасъ свалится.

– Откройте, крестный, – сказалъ всадникъ слабымъ голосомъ. – Это я, Рафаэль, я раненъ. Мнѣ кажется, что меня прострѣлили насквозь.

Сеньоръ Ферминъ довелъ его въ домъ, и Марія, выглянувъ изъзза ситцеваго занавѣса своей комнаты, испустила громкій крикъ. Забывъ всякій стыдъ, дѣвушка выбѣжала въ одной рубашкѣ, чтобы помочь отцу, который уже терялъ силы, поддерживая юношу, блѣднаго какъ смерть. Одежда на немъ была пропитана запекшейся кровью, а свѣжая продолжала капать изъ-подъ его плаща на полъ. Рафаэлъ, свалившись на кровать, разсказалъ въ отрывочныхъ словахъ старику, какъ все случилось съ нимъ, и затѣмъ упалъ въ обморокъ.

Онъ повстрѣчался ночью въ горахъ съ таможенной стражей, и кого-то ранилъ, чтобы прорваться сквозь отрядъ, но также и ему была послана вслѣдъ пуля, засѣвшая у него въ плечѣ. Теперь онъ желаеть скрытъся, чтобы не быть арестованнымъъ, а для этото нѣтъ лучшаго убѣжища, какъ Марчамала въ то время года, когда нѣть работъ и виноградари отсутствуютъ. Къ тому же, если ему судьба умереть, онъ желаетъ умереть среди тѣхъ, которые ему дороже всѣхъ на свѣтѣ. И говоря это, глаза его широко раскрылись, онъ старался высказать ими ласку дочери надсмотрщика.

– Рафае, Рафаэ, – всхлипывала Марія, наклоняясь надъ раненымъ.

И забывъ свойственную ей сдержанность и стыдливость, она едва не бросилась цѣловать его въ присутствіи отца.

Загнанная лошадь околѣла на слѣдующее же утро, а хозяинъ ея остался живъ, пролежавъ недѣлю между жизнью и смертью. Сеньоръ Ферминъ привезъ изъ Хереса доктора, большого пріятеля Сальватьерры, a Марія не отходила отъ постели Рафаэля. Наконецъ, опасность миновала, и рана стала быстро заживать.

По вечерамъ, когда Рафаэлъ уже всталъ съ постели, сеньоръ Ферминъ брадъ гитару и звалъ пѣть Марію, чтобы развеселить больного.

Дѣвушка пѣла, улыбаясь глазами Рафаэлю, который слушалъ ее въ экстазѣ, такъ какъ голосъ Маріи былъ дѣйствительно прелестный и слава о немъ прогремѣла уже на всю округу. На Страстной недѣлѣ, когда она пѣла въ процессіи, отовсюду собирались, чтобы послушать ея пѣніе. И двое мужчинъ, слушавшихъ ее теперь въ виноградникѣ, ея отецъ и Рафаель, были глубоко взволнованы дивнымъ ея пѣніемъ. Сеньоръ Ферминъ, внѣ себя отъ восторга, бросалъ свою шапку къ ея ногамъ и восклицалъ:

– Да здравстауетъ моя дѣвочка! Да здравствуетъ ея золотое горлышко! Да здравствуетъ родившая ее мать, а также и ея отецъ!

Когда Рафаэль достаточно окрѣпъ и поправился, наступилъ вскорѣ конецъ задушевному общенію этахъ трехъ лицъ. Однажды вечеромъ Рафаелъ поговорилъ наединѣ съ сеньоромъ Ферминомъ. Онъ не можетъ дольше оставатъся здѣсь; скоро появятся виноградари и Марчамала обратится вновь въ заселенный городокъ. Теперь онъ уже не боится преслѣдованій, но рѣшилъ не возвращаться къ прежнему образу жизни. Страха онъ не чувствуетъ никакого, но носится съ планами для своего будущаго. Ему хотѣлось бы имѣть семью, какъ его отецъ, какъ его крестный, Поэтому онъ желаетъ отыскать себѣ болѣе спокойныхъ и почетныхъ занятій, хотя бы ему пришлось терпѣть голодъ.

Тогда-то сеньоръ Ферминъ, пользуясь своимъ вліяніемъ на Дюпоновъ, добился того, что Рафаель получилъ мѣсто завѣдующаго фермой въ Матансуэло, имѣніи племянника покойнаго Дона-Пабло.

Этотъ племянникъ дона-Пабло – Луисъ – только что вернулся въ Хересъ послѣ долгаго скитанія по всѣмъ университетамъ Испаніи. Его дядя и опекунъ требовалъ отъ него, чтобы онъ кончилъ университетскій курсъ, и при жизни его, онъ уступилъ, и велъ сущестованіе студента, занимая подъ громадные проценты большія денежныя суммы у ростовщиковъ. Но когда его дядя умеръ, онъ отказался играть дальше комедію научныхъ сводхъ занятій. Донъ-Луисъ былъ богатъ и не желалъ терять времени на вещи, которыя его нисколько не интересовали. Онъ путешествовалъ по всей Испаніи съ цѣлью добиться того, чтобы его считали авторитетомъ по вопросамъ тауромахіи, и у него былъ свой излюбленный матадоръ, которому онъ покровительствовалъ, котораго онъ превозносилъ и держалъ за него пари. Сверхъ того у него была еще и другая страсть – страсть къ лошадямъ. Не было кровнаго жеребца въ Хересѣ, котораго онъ не старался бы перебить у двоюроднаго своего брата, и не спѣшилъ бы купить за какую бы то ни было цѣну. Но самыя преобладающія въ немъ страсти были – страстъ къ женщинамъ и къ головорѣзамъ, которыми онъ вѣчно себя окружалъ. Къ женщинамъ онъ не выказывалъ особенной щедрости, требуя отъ нихъ, чтобъ онѣ любили его ради него самого, и искренно вѣря въ то, что всѣ женскія сердца не могутъ не затрепетать, когда онъ покажется на улицѣ верхомъ на только это купленномъ имъ кровномъ рысакѣ. Co свитой же сопровождающихъ его паразитовъ и головорѣзовъ онъ былъ болѣе щедръ, и очень тщеславился этой своей гвардіей. Часто, находясь въ «Circulo Caballista», онъ указывалъ на какого-нибудь человѣка весьма непривлекательнаго вида, ожидавшаго его у дверей клуба. – Это вотъ Чиво, – говорилъ онъ съ гордостью правителя государства, называющаго одного изъ великихъ своихъ полководцевъ: – у него на тѣлѣ болѣе пятидесяти рубцовъ отъ зажившихъ ранъ.

Когда сеньоръ Ферминъ заговорилъ съ донъ-Луисомъ о Рафаэлѣ, молодой сеньоръ тотчасъ же согласился взять его къ себѣ на службу. Онъ уже слышалъ объ этомъ юношѣ, считаеть его однимъ изъ своихъ (и говоря это, онъ принималъ покровительственный тонъ владыки) и помнитъ о томъ ужасѣ, который онъ нагонялъ на таможенную стражу.

– Я возьму тебя на мою ферму Матансуэла, – рѣшилъ онъ, ласково хлопнувъ по плечу Рафаеля. – Мой теперешній смотрителъ полуслѣпой старикгь, надъ которымъ поденщки смѣются. А вѣдь извѣстно, чтл такое рабочіе – это скверный народъ. Съ ними необходимо имѣть хлѣбъ въ одной рукѣ, а палку въ другой. Мнѣ нуженъ такой человѣкъ какъ ты, который ихъ всѣхъ заткнулъ бы себѣ за поясъ и заботился бы о моихъ интересахъ.

И Рафаэль поселился на мызѣ, являясь въ виноградникъ только, разъ въ недѣлю, когда онъ ѣздилъ въ Хересъ, чтобы дѣлатъ докладъ хозяину о дѣлахъ въ имѣніи. Но въ городѣ ему часто приходилось разыскиватъ дона-Луиса въ квартирѣ какой-нибудь изъ его «дамъ». Онъ принималъ здѣсь своего управителя, лежа въ постели, рекомендовалъ ему «твердость» въ обращеніи съ лѣнтяями-поденщиками, и совѣтовалъ всѣхъ ихъ «заткнутъ себѣ за поясъ».

Несмотря на эти, высказываемыя донъ-Луисомъ «идеи», донъ-Пабло терпѣть не могъ своего двоюроднаго брата, считая, что онъ лишь позорить ихъ семью. Этотъ родственникъ, повторявшій въ своемъ образѣ жизни скандалы и кутежи маркиза Санъ-Діонисіо, былъ очень неудобенъ для фирмы, вызывавшей къ себѣ всеобщее уваженіе. Бѣда эта усиливалась еще присутствіемъ въ домѣ Дюпоновъ двухъ дочерей маркиза, Лола и Мерседесъ. Ихъ крайне легкомысленное поведеніе приводило въ отчаяніе дону-Эльвиру. Наконецъ, одинъ изъ поклонниковъ дѣвушевъ поспѣшилъ посвататася къ Лола, точно боясь, что она ускользнетъ отъ него.

Свадьба эта явилась освобожденіемъ для обѣихъ сестеръ. Незамужняя переѣхала жить къ замужней, и вскорѣ въ домѣ мужа онѣ ввели тѣ же обычаи и нравы, которыхъ онѣ придерживались въ домѣ Дюпововъ. Мерседесъ проводила ночь за рѣшеткой окна въ интимныхъ бесѣдахъ со своими ухаживателями: ея сестра сопровождала ее, и говорила съ другами, чтобы не терятъ времени попусту. Мужъ протестовалъ, но и жена и ея сестра негодовали на то, что онъ осмѣливается подобныя невинныя развлеченія ихъ толковать оскорбительно для ихъ цѣломудрія.

Сколькоо горя причинили эти двѣ «маркезиты», ихъ называли въ городѣ, – строгой доньѣ-Эльвирѣ!.. Незамужняя, Мерседесъ, бѣжала съ богатымъ англичаниномъ. Время отъ времени о ней доходили неопредѣленные слухи, заставлявшіе блѣднѣть отъ бѣшенства благородную сеньору. To ее видѣли въ Парижѣ, то въ Мадридѣ, ведущей жизнь элегантной «кокотки». Она часто мѣняла своихъ покровителей, которыхъ въ изобиліи привлекала къ себѣ своею красотой. Къ тому же на нѣкоторыхъ изъ нихъ производилъ немалое впечатлѣніе ея титулъ маркизы де-Санъ-Діонисіо, и дворянская корона, которою она украшала ночныя свои рубашки и простыни постели, посѣщаемой столь же усиленно, какъ и панель людной улицы.

Вдова Дюпона чутъь не умерла оть стыда, узнавъ обо всѣхъ вещхъ вещахъ. Господи Боже, для этого-то появились на свѣть знаменитые члены ихъ рода, – вице-короли, архіепископы и генералы, которыхъ короли награждали титулами и имѣніями!.. Чтобы вся ихъ слава служила лишь рекламой женщинѣ дурного поведенія!.. И все-таки еще Мерседесъ оказалась лучшей изъ двухъ сестерѣ! По крайней мѣрѣ, она хоть бѣжала, чтобы не позоритъ свою семью въ родномъ ихъ городѣ, и если она и жила въ грѣхѣ, то лишь только съ людьми всегда приличными, занимавщими извѣстное положеніе въ свѣтѣ. Но младшая, замужняя, эта, казалось, имѣла въ виду погубитъ всѣхъ своихъ родныхъ, покрывъ ихъ позоромъ. Послѣ бѣгства Мерседесъ семейная жизнь Лолы превратиась чисто въ адъ. Мужъ ея терзался ревностію, онъ не зналъ, кого считать своимъ соперникомъ, такъ какъ Лола стала обращаться со всѣми одинаково развязно, словно всѣмъ предлагая себя своими взглядами. Домашнія исторіи были безпрерывны, скандалы стали такими невыносимыми, что, наконецъ, мужъ счелъ нужнымъ переѣхать къ своимъ родителямъ, и «маркезита» зажила одна во все свое удовольствіе. Кутежи, шумъ, драки, пьяныя ласки, которыя она мелькомъ видѣла въ родительскомъ домѣ, привлекали ее съ атавистической силой и она отдавалась имъ безъ всякаго угрызенія совѣсти, точно продолжая семейную традицію. Въ своихъ вочныхъ экскурсіяхъ, идя подъ руку съ торговцемъ свиньями, который въ ту пору пользовался временнымъ ея расположеніемъ, она иногда встрѣчалась съ Луисомъ Дюпономъ и его веселой свитой, и они кутили и напивались всѣ вмѣстѣ.

Послѣдней любовью «маркезиты» былъ курносый атлетъ, торговецъ свиньями, съ которымъ она жила въ предмѣстъи Хереса; какая-то тайная привлекательность этого сильнаго самца всецѣло порабощала ее. Она гордилась имъ, и хотя, случалось, иногда и уходила отъ него на нѣсколько дней, но возвращалась всегда сама, и тогда весь кварталъ слышалъ крики «маркезиты», которую ея возлюбленный таскалъ за волосы и билъ.

Богатыя и благочестивыя семьи, состоявшія въ узахъ родства съ Санъ-Діонисіо, говорили съ покорностью: – Должно быть, она сумасшедшая. Но не могли покорится Дюпоны, – донъ-Пабло и его мать, – которые всякій разъ, когда они встрѣчали на улицѣ Лола съ ея рыжими волосами и наглой улыбкой, возвращались домой смущенные и въ самомъ ужасномъ настроеніи духа. Они уѣзжали на долгое время изъ Хереса въ Марчамалу, чтобы избѣжать встрѣчи съ маркезитой и съ людьми, говорившими объ ея эксцентричностяхъ.

Блаігодаря продолжительному пребыванію своему въ Марчамалѣ Дюпонъ наконецъ, привелъ въ исполненіе давнишнее свое намѣреніе, выстроивъ вмѣсто стараго зданія красивый и роскошный новый домъ для своей семьи. Но онь не перестроилъ жилище для виноградарей, и сохранилъ старую людскую, почернѣвшую отъ дыма, въ которой спали поденщики.