Цитаты из книги «Своя комната»

Жаль, что мудрые мужчины не сходятся в своих мнениях.

Женщины не пишут о мужчинах — это меня несколько успокоило, поскольку если бы мне сначала предстояло прочитать все, что мужчины сочинили о женщинах, а потом то, что женщины написали о мужчинах, — то за это время алоэ, что цветет раз в столетие, отцвело бы дважды.

Почему мужчины пили вино, а женщины — воду? Почему один пол процветал, а другой — бедствовал?

Все, что бы я ни заработала, — резонно полагали они, — достанется моему мужу, и он будет распоряжаться этими деньгами по своему усмотрению — например, назначит стипендию или звание в Бейли Олл-колледже или в Кингсе. Поэтому меня не очень интересует возможность зарабатывать деньги — даже если она бы у меня и была. Пусть этим занимается муж.

Так же бессмысленно спрашивать, что бы случилось, если бы и миссис Ситон, и ее мать, и мать ее матери заработали целое состояние и вложили его в колледж и библиотеку, поскольку, во-первых, у них не было возможности зарабатывать, а во-вторых, случись даже такая возможность, закон запрещал им владеть самостоятельно заработанными деньгами. Лишь в последние сорок восемь лет у миссис Ситон появились собственные гроши. Все предыдущие столетия они считались бы собственностью ее супруга.

Если бы она занялась предпринимательством, стала производить искусственный шелк или торговать акциями, если бы оставила двести — триста тысяч фунтов Фернхэму, мы бы сегодня спокойно сидели и говорили об археологии, ботанике, антропологии, физике, природе атома, математике, астрономии, релятивизме, географии. А если бы миссис Ситон, ее мать и бабушка освоили высокое искусство обогащения и, подобно отцам и дедам, завещали свои деньги на женские стипендии, клубы и награды, то мы могли бы спокойно ужинать вдвоем и с обоснованной уверенностью смотреть в будущее — нас ждала бы приятная и уважаемая карьера в лоне какой-нибудь денежной профессии. Возможно, мы бы занялись исследованиями или сочинительством; грезили бы о дальних странах; в задумчивости присаживались бы на ступени Парфенона или отправлялись в контору к десяти утра, а в половине пятого спокойно шли бы домой, чтобы немножко посочинять стихи.

Чем занимались наши матери, что не оставили нам никакого наследства? Пудрили носики? Любовались витринами магазинов? Загорали в Монте-Карло?

Настала очередь сыра и печенья, и кувшин с водой пошел по кругу, поскольку печенья по природе своей сухие, а эти печенья были верны своим принципам

Далее подали чернослив с кремом. И если кому и вздумается пожаловаться, что чернослив, пусть даже и смягченный кремом, — немилосердный овощ (язык не поворачивается назвать его фруктом), жилистый, точно сердце скряги, а сок его — как кровь этого скряги, который восемьдесят лет отказывал себе в вине

Странные это животные — скорее нелепые, чем красивые.