День, когда оставшиеся в живых после войны естествознатели решили созвать Совет двенадцати.
Шуханер представлял собой небольшой скалистый островок в капризном Осанаканском море площадью менее одного единокилометра. Расположенный не так уж и далеко от материка, он являл собой необычный природный феномен, лишь на несколько часов превращаясь в остров, когда вода во время приливов затопляла отмель и все дороги, ведущие на скалу. Во время отливов у путешественников появлялась любопытная возможность обойти местность кругом, однако кому бы это понадобилось, тем более что существовал риск угодить в зыбучие пески. О загадочном острове мало кто знал – да и кого заинтересует голая безжизненная скала, кусок бесполезного гранита, пусть даже весьма прочного, лениво покоившегося в море? В период смрадня остров полностью окутывался туманом, а в жаркое время года тут было так влажно, что одежда намокала в два счета.
Но естествознатели давно облюбовали это место, построив на неприступной скале многоярусный замок, неприметный с материка. Он был черный, под стать граниту, и казался со стороны моря довольно непривлекательным обрубком, будто полуразрушенный трехмачтовый корабль, навсегда оставленный командой. В таком негостеприимном обличье он пребывал все время, но не сегодня.
Нороган прибыл в Шуханер под вечер. Естествознатель специально не стал перемещаться во дворец, ему хотелось полюбоваться столь известным местом со стороны, как если бы он был обычным странником, случайно забредшим в эти края.
Из-за сильного отлива море податливо расступилось, обнажив россыпи лимонных песков. Посреди этой своеобразной пустыни возвышалась мрачная скала, находившаяся в золотистом ореоле заходящего солнца. И так красиво обрисовывался ее величественный каменный профиль, столь гармонично выглядел сам замок, являвшийся словно ее логическим продолжением, что перехватывало дух даже у такого бывалого путешественника, как Нороган. На самую высокую башню вела крученая лестница, прихотливо обвивающая ее подобно лиане; и всего замечательнее был тот факт, что строители не захотели прятать ее внутрь, как обычно это делают с уважающими себя лестницами. Напротив, ее выставили напоказ, чтобы смельчак, решивший подняться, смог полюбоваться дивной панорамой вокруг себя. Над позолоченным солнцем шпилем башни кружили прекрасные буревестники, свободолюбивые птицы, непокорные местным ветрам.
Молодой естествознатель замер, поддавшись секундному восхищению, на смену которому пришла некоторая насмешка и скептицизм, свойственные юности. Что есть обычная скала посреди моря, когда он сам своими руками способен создать тысячи похожих! Равно как закрутить шторм, сделать бурю, или выжечь все дотла. Нороган решительно зашагал по мокрому песку, чувствуя, как золотистые зерна неприятно скрипят под его сапогами.
У юноши было смелое волевое лицо, профиль – будто выточенный из этой черной гранитной скалы, выдающийся мускулистый подбородок – точно бурей сколотый обломок, узкие, энергично сжатые губы, светлые прямые волосы, поджарая фигура и проницательные серые глаза. На войне естествознатель прославился удивительным бесстрашием, умением вовремя прийти на помощь. Он мог спасать как своих, так и чужих, ибо когда видел попавшего в беду человека, всегда стремился по силам помочь ему. Ирионус особенно ценил его заслуги.
Нороган в кратчайшие сроки освоил естествознательство; из всех наук лекарство ему давалось хуже всего, а вот подчинение природных стихий являлось его неоспоримым преимуществом. Норогану в принципе нравились сражения, сам он был слишком силен и самонадеян, чтобы бояться смерти, а вот спасать людей, чтобы потом испытать это удивительное чувство собственной полезности и героизма; восхищение и обожание со стороны других – это ли не одна из естественных потребностей человека?
Затяжная война завершилась, благодаря вмешательству единорогов. К счастью, Нороган не потерял способностей, как и другие, кого бесчеловечный Вингардио однажды определил в темницу. Зато враг лишился всего. Это означало неоспоримую победу. Они не только сохранили удивительные способности естествознателей, но еще избавились от главного злодея. Теперь все земли Вингардио принадлежат им одним. А общее число баловней фортуны – двенадцать.
Чугунные створы гостеприимно раскрылись перед Нороганом, и молодой естествознатель решительным шагом вошел внутрь, обнаружив себя в неказистом нижнем помещении с невысокими черными сводами на витых колоннах с золочеными единорогами. Затем он поднялся выше и тогда оказался в поистине удивительном зале, где словно уже не имелось ни сводов, ни стен, ни опор, а только высокие витражи от пола до потолка и цветное сияние, полыхание стен, будто они на глазах сгорали и обращались в драгоценные камни. Яркий свет в витражах преломлялся и разноцветными мазками окрашивал все пространство вокруг – начиная от прекрасных шпалер на стене и заканчивая серьезными лицами самих присутствующих. В центре помещения также имелась крученая лестница, она резко поднималась, пронзала собой потолок, и дальше уже вилась по голой скале, не ограниченная никакими стенами. Разумеется, все одиннадцать человек предпочли находиться в роскошном парадном зале с витражами.
Они уже были в сборе и ждали лишь Норогана. Мужчины и женщины аккуратным кругом стояли в центре зала, а посередине – их предводитель Ирионус, облаченный в помпезную фиолетовую мантию до самого пола. Нороган лениво скользнул взглядом по сосредоточенным, важным лицам, и ему захотелось как-то всколыхнуть унылое сборище.
– Вингардио сохранил силу и идет сюда со своим войском! – прогромыхал он так, что эти слова еще пару секунд эхом разлетались под сводами замка. Эффект явно превзошел его ожидания: присутствующие вздрогнули, по их ровному кругу пошла рябь, а лица людей исказились суеверным страхом.
– Что ты такое говоришь, мой друг! – немного высокопарно воскликнул Ирионус, выйдя вперед и простирая к нему руки.
Нороган трагично замолчал, выждав паузу, а затем, встряхнув волосами, дурашливо улыбнулся.
– Бояться нечего, ведь с вами буду я.
– Я, я, я! – послушно повторило эхо.
Ирионус с укором покачал головой.
– Вот-вот закончилась война, не пристало еще шутить на этот счет, мой юный друг.
Нороган насмешливо вздернул брови. Он ненавидел, когда ему указывали на его возраст, ведь он был младше всех присутствующих здесь. Зато сколько побед уже числилось на его счету!
– Ты верно подметил, старина, она закончилась, поэтому не вижу нужды в том, чтобы стоять в таком прекрасном месте с постными минами.
С этими словами Нороган подошел к Ирионусу и с чувством обнял его. Друзья давно не виделись. Война умеет разделять людей, даже если они воюют на одной стороне.
– А он неплох, этот дворец. Вингардио знал толк в строительстве шикарных особнячков, – добавил Нороган шутливо.
– Тсс, – боязливо шикнула на него высокая девушка с длинной копной роскошных белых волос. – Мы еще не знаем, жив Вингардио или нет. Вдруг он также как и мы не лишился своей силы и захочет продолжать войну? Тогда нам всем несдобровать.
Нороган беспечно махнул рукой.
– Мы не лишились силы только по его милости, ибо находились в тюрьме. Сам же прославленный предводитель восседал в Дреполисе, так что вряд ли его не коснулись чары единорогов. Скорее всего, он позабыл даже свое имя, не говоря уже о какой-то там силе. Так что не переживай, крошка. Мы в полной безопасности, – с этими словами он дурашливо подмигнул, а затем, театрально вытянулся и надел на лицо постную мину.
– Прошу прощения за опоздание, господа! – высокопарно вымолвил он, подделываясь под общий тон. Все присутствующие улыбнулись: они души не чаяли в своем младшем товарище. Нороган вписывался в любую компанию, его обожали как мужчины, так и женщины за веселый нрав, добродушие, острый язык и умение все представлять в позитивном ключе. Представительницы прекрасного пола еще особенно ценили его внешность – за некоторую экзотичность и небрежность. Он был блондином, но при этом отличался ровным бронзовым загаром – нетипичная ситуация для коренного беруанца. Загорелые мускулистые руки его украшали франтоватые браслеты из акульих зубов, золотистые волосы всегда находились в беспорядке, словно не знали расчески, что придавало ему сходство с диким зверем, а серые глаза задорно улыбались, особенно когда на горизонте маячила какая-нибудь красотка. К слову, он всегда был не прочь разбавить военные подвиги любовными делами, и успел завоевать немало женских сердец. Кроме одного, самого желанного.
Поразительно, но та беловолосая девушка, сердито шикнувшая на него сегодня, увы, совершенно не разделяла всеобщей любви и симпатии по отношению к нему. Ее звали Павлия. Юная жена его соратника Доланда. Она была статной, красивой, но примечательнее всего в ее внешности смотрелись эти пышные белые волосы, небрежно заброшенные назад, делавшие ее похожей на царственную львицу. Альбиносы – редкое явление среди жителей беруанского Королевства, может поэтому Павлия так выделялась на общем фоне. Ресницы ее тоже были белыми, равно как и брови; точно свежевыпавший снег, мел или молоко. Отличное обрамление для больших серых глаз, вдумчивых и чистых, будто горный родник. Удивительная девушка, выбравшая себе в качестве спутника жизни совершенную посредственность. Доланд, в противоположность ей, не был красив, даже напротив в его внешности наблюдались совершенно очевидные изъяны: так, лицо того пересекал уродливый шрам, белые волосы его были совсем не такого чистого и глубокого цвета, как у жены, более того, они уже начали выпадать. Высокий, как гора, он закрывал своими широкими плечами хрупкую девушку, стоявшую рядом с ним и смотревшую на него с такой щемящей трогательностью, что хотелось выругаться.
Нороган внимательным взглядом скользнул по заманчивой фигуре красавицы, и серые глаза его заволоклись мечтательной дымкой. Павлии он уделил куда больше внимания, нежели остальным своим друзьям.
– Прикрой рот, друг мой, а то туда залетит какая-нибудь птица, – насмешливо произнес вдруг Доланд, с поразительной точностью угадав его мысли. Между друзьями часто так происходит – одного взгляда достаточно, чтобы все понять.
– Если эта пташка – стройный белый альбатрос, то я не против, – в той же нагловатой манере парировал Нороган, и друзья, обменявшись подобными любезностями, обнялись.
В целом Нороган был рад видеть всех: Ирионуса, Иоанту, Индоласа, Доланда, Горона, Керта, Варга, Деламира, Аркуса, Трония… И Павлию. Особенно ее.
Началось собрание. Ирионус, выждав паузу, стал говорить.
– Друзья, мы все понимаем, что эпоха естествознателей закончилась. У нас сохранилась сила, мы можем изредка ее использовать, однако не стоит этим злоупотреблять. Как мы уже убедились на собственном примере, необычайные способности развращают ум. Предполагаем, что Вингардио остался жив, но его точное местонахождение предугадать теперь затруднительно. Вероятно, кому-то из нас следует справиться о нем, чтобы убедиться, что он действительно потерял силу.
– Я могу это сделать! – с готовностью воскликнул Индолас, поблескивая своими чудными разноцветными глазами. Нороган насмешливо улыбнулся. По крайней мере, не он один страдает от мук неразделенной любви. Индолас уже давно неровно дышит по отношению к Иоанте, но здесь у него нет шансов. Предводитель повстанцев и простой рядовой солдат – разница очевидна. Похоже бедняга и сам вполне осознавал свое печальное положение, поэтому и кидался в самые рискованные предприятия, словно жизнь ему уже не мила. Пораженческое поведение.
– Спасибо, мой друг. Рад, что ты готов взять на себя это важное дело. Всем остальным я предлагаю следующее. – С этими словами Ирионус развернул карту и положил ее на круглый стол, также стоявший посреди зала. Карта очерчивала владения естествознателей, а если быть точнее – земли Вингардио. В центре находилась столица естествознательского мира – Воронес. На севере крупным городом являлся Рабилон, на западе – Галвестан, на востоке – Пальмиро, а на юге – Аркоим. У этих городов когда-то имелись роскошные библиотеки, но не теперь, когда единороги разрушили все до основания. Теперь эти города стали наполовину призрачными, ибо вместе с жителями исчезли и постройки.
О проекте
О подписке