Глава 2
ШЛЕЗВИГСКИЙ ПЕРИОД

25 июня 1941 года около девяти утра я приземлился в Шлезвиге и, открыв фонарь кабины, сразу почувствовал в воздухе солоноватый аромат моря. С северной стороны летного поля виднелись приземистые казармы, окруженные высокими защитными стенами. Затемнение было полным, из окон не пробивалось ни лучика света. Сразу после моего приземления выключили большинство посадочных огней, и меня окружила дружелюбная темнота летней ночи. Техники были предупреждены. Быстро поздоровавшись, они откатили мой самолет на укрытую стоянку и принялись готовить его к боевым операциям. Мой радист подхватил наши вещи, а я направился в штаб. В группе летчиков я нашел своего будущего командира обер-лейтенанта Фенцке и представился:

– Лейтенант Йонен прибыл в распоряжение 3-й эскадрильи.

– Здравствуйте, молодой человек, – сказал Фенцке, протягивая мне руку. – Это ваши товарищи по оружию: лейтенант Шмиц и лейтенант Бендер. В 22.00 смените дежурного офицера. Завтра полетаете немного и попрактикуетесь в ночных приземлениях.

В общем, меня встретили очень радушно и предоставили время поближе познакомиться с новым домом. Однако едва я успел подкрепиться в столовой, как взвыли сирены. У меня мурашки пробежали по позвоночнику. С летного поля донесся шум запущенных механиками двигателей. Я бросился на командный пункт. Летчики уже сидели там, адаптируя глаза к темноте. Затем обер-лейтенант Фенцке показал на карте местонахождение британцев. Двадцать бомбардировщиков летели над Северным морем к побережью Шлезвига. Вероятная цель – Киль. Новость взволновала меня. Неужели настоящее дело? Но меня на задание не послали, и я позавидовал Шмицу и Бендеру, уже нацепившим полное снаряжение, включая кислородные маски, резиновые лодки, спасательные жилеты и парашюты.

– Надеюсь на хорошую драку, – обратился Шмиц к обер-фельдфебелю Вегенеру, спокойному расчетливому летчику, который в тот момент, наверное, думал о своей жене и двоих детях.

– Да, мой лейтенант. Если только найдем их. Парни в Венло точно справятся – у них есть прожекторы, а у нас ничего, кроме ночных биноклей. Думаете, можно найти томми с помощью такой штуковины? Моя жена хохотала до упаду, когда я рассказал ей о нашей игре в прятки в ночном небе. «В любом случае тебе наверху ничего не угрожает», – сказала она.

Парни натянуто рассмеялись, но вдруг умолкли, поскольку обер-лейтенант Фенцке приступил к уточнению задания:

– Первая волна: лейтенант Шмиц летит в сектор «С» над Вестерландом. Лейтенант Бендер – в сектор «2» над островом Фёр. Фельдфебель Э. – в сектор над островом Пельворм. Обер-лейтенант Фенцке – над островом Гельголанд, и обер-фельдфебель Вегенер – в сектор Хузум-Шлезвиг. Преследуйте врага до цели и на обратном пути. Лейтенант Йонен заступит на дежурство.

Гордый полученным ответственным заданием, я немедленно приступил к выполнению своих обязанностей. Доложили, что самолеты готовы к взлету. Быстро проверили посадочные и аварийные огни. Все в порядке. Я держался рядом с офицером разведки и прислушивался к донесениям из Гамбурга о местонахождении противника. Первые суда береговой охраны доложили о приближении бомбардировщиков. Диспетчер отдал приказ на взлет. Экипажи бросились к самолетам – черным «Мессершмиттам-110», маячившим призраками в темноте на краю поля. Патрубки двигателей были оборудованы специальными подавителями, чтобы враг не заметил ни одной светящейся газовой струи. Радисты проверили свои приборы, истребители один за другим оторвались от земли, сделали круг над полем, легли каждый на свой курс и исчезли во тьме. Я остался на телефонной связи с разными секторами, и посты радиоперехвата вскоре доложили о подлете направленных к ним истребителей. Офицеры разведки каждого сектора знали свои экипажи и чувствовали себя ответственными за их судьбу. Лейтенант Краузе из сектора Хузум пожелал мне удачи в будущих боях и доложил: «Истребитель на высоте 15 000 футов над маяком». На командном пункте воцарилась напряженная тишина; если бы пролетела муха, мы бы услышали. Все разговоры велись шепотом, чтобы ясно слышать каждое донесение. Сектор Гельголанд доложил об отдаленном гуле моторов. «Старик» снова не промахнулся, точно вышел в намеченный пункт. Только на прошлой неделе Фенцке сбил в этом районе британский бомбардировщик. Гельголанд снова вышел в эфир с детальным отчетом о противнике: британцы летели к побережью на высоте 9000 футов. Они явно снижались, чтобы при заходе на бомбометание увеличить скорость.

Затем и Краузе доложил о первых контактах с противником. Обер-фельдфебель Вегенер уже готовился к бою. Строй бомбардировщиков, похоже, направлялся к Шлезвигу. Если только… Вегенер доложил о воздушном потоке от винта чужого самолета, и Краузе стал непрерывно передавать ему координаты. Я быстро выскочил на свежий воздух, прислушался. Вдали раздавался тихий гул, с каждой секундой становившийся громче. Значит, действительно Шлезвиг, подумал я, возвращаясь на свой пост.

Краузе, словно безумец, завопил:

– Вегенер докладывает о контакте с противником, летящим к Шлезвигу!

Я был так взволнован, что мне казалось, будто сердце вот-вот остановится. Это моя первая ночь на командном пункте ночных истребителей, а события разворачиваются так стремительно!

– «Барабаны», «барабаны», – передал Вегенер кодовое слово, означавшее атаку, и все высыпали на летное поле.

Мы отчетливо слышали рокот британских моторов, работавших на высоких оборотах, перемежающийся с тихим гулом «Ме-110». Затем началась стрельба. На высоте 6000 футов Вегенер стрелял по одному из бомбардировщиков из всех пулеметов. Я не видел самолеты, но мог следить за боем по следам трассирующих пуль и снарядов. Несколько разрывов и длинный огненный след. Черт побери! Я не мог ошибиться. Британец вспыхнул факелом, но в тот же момент Вегенера подстрелили с другой стороны. Бомбардировщики еще не рассыпали строй и защищали друг друга. Горящий самолет Вегенера длиннохвостой кометой промчался по ночному небу.

– Прыгай, Вегенер, прыгай! – закричал я, будто он мог меня услышать.

В следующий момент британский самолет взорвался, ударившись о землю милях в пяти от аэродрома. Оглушительный грохот, и в небо взвилась гигантская колонна пламени. Все закончилось. Оба самолета сбиты. Оставалось надеяться, что Вегенер и его радист успели выпрыгнуть. Два огромных костра освещали ночь. Мы почувствовали, что британцы занервничали. Ровный гул моторов сменился тревожным надрывным рокотом, и строй рассыпался. Результативность рейда неминуемо уменьшилась. Хотя несколько бомб упали на Киль, зенитчикам удалось оттеснить самолеты от города, и они сбросили свой смертоносный груз на пустые поля. Строй британцев рассыпался, и они потянулись в обратный путь.

Я приказал пожарной команде и машине «Скорой помощи» мчаться к тому месту, где разбился Вегенер. В радиоэфире вдруг прорезался не потерявший бдительности обер-лейтенант Фенцке. При заходе на цель ему не повезло, но сейчас он доложил, что в его секторе намечаются боевые действия. Я настроился на частоту Фенцке и сообщил ему, что остальные истребители уже возвращаются. Сначала на частоте Гельголанда слышались только громкие помехи, затем офицер разведки доложил, что отдельные бомбардировщики летят обратно на высоте 3000 футов. Фенцке снизился до 3000 футов и занял позицию с темной южной стороны, оставив бомбардировщики на фоне яркого северного неба. В воздухе повисла мертвая тишина. Британцы наверняка уже летели над Гельголандом, и наземный пост наведения предупредил об этом Фенцке. О том, что происходило дальше, пусть расскажет сам обер-лейтенант Фенцке:

«Я уже два часа летал над водой и думал про себя: хорошо, что лето, внизу должно быть несколько патрульных судов. Зимой ночной бой превратится в кошмар. Я услышал по радио, как британцы докладывают свои координаты: „Летим над островом на высоте 3000 футов“. Я снизился и повернул на юг. Далеко на севере переливалось северное сияние. С тревогой всматриваясь в горизонт, я летел на высоте между 2700 и 3300 футами, чтобы было легче заметить томми. Над нами висело звездное небо, под нами темнело море. Время от времени мы смотрели на ясное небо на севере, но ничего не видели. Наземный пост наведения снова сообщил о самолетах противника над островом. Мы так таращились в темноту, что глаза чуть не вылезли из орбит. Иногда я смотрел в бинокль ночного видения, но видел еще меньше, а нос моего самолета так сильно задрался, что радист слегка струсил и вдруг сказал: „На горизонте что-то движется. Курс 320 градусов“. Я взглянул, ничего не увидел, но автоматически лег на указанный курс.

Вдруг над горизонтом на фоне яркого северного сияния я заметил темное пятно. Оно росло, и вскоре я различил очертания самолета. Толстый фюзеляж (корпус летательного аппарата), высокое хвостовое оперение „веллингтон“. У меня душа ушла в пятки. Только бы он меня не заметил. Защищенный темнотой южной части неба, я осторожно подкрался к британцу и был уже на расстоянии 200 ярдов,^[7] но он спокойно летел, ничего не заподозрив. Я сократил дистанцию до 100 ярдов и приготовился стрелять. Теперь я хорошо видел на фоне темного неба его подсвеченные красным огнем патрубки и поймал в прицел его левое крыло. В этот момент британец, вероятно заметив меня, резко накренился влево и стал отличной целью. Я дал очередь. „Веллингтон“ взорвался, рассыпавшись на множество горящих осколков. Я содрогнулся, подумав об экипаже. Кроваво-красный огненный шар быстро погрузился в море, и снова воцарилась тьма. Я сделал круг над местом катастрофы, сообщил свои координаты и попросил наземный пост наведения уведомить службу спасения, хотя не сомневался, что экипажу уже ничем нельзя помочь. Однако все надо доводить до конца».

Итак, две победы нашего крыла за один вылет. Нас охватила гордость, но и тревога не отпускала: что случилось с Вегенером? Поздно ночью вернулась спасательная команда. Вегенер погиб. Я так сильно перенервничал, что в ту ночь не смог заснуть.

Глава 3
БОЕВОЙ ВЫЛЕТ

За первые две недели пребывания в боевой эскадрилье я подружился с товарищами по оружию и изучил тактику боевых действий эскадрильи ночных истребителей. Сумерки мы всегда встречали в полной боевой готовности. Весь летный и технический персонал мог собраться в течение пяти минут. После ужина офицеры собирались вместе со своими экипажами на командном пункте. Короткая перекличка, затем метеосводки, которые многочисленные метеостанции Германии и оккупированных стран присылали по телетайпу. Метеосводки дополнялись рапортами пилотов-разведчиков, летавших до самого английского побережья.

Затем офицер разведки эскадрильи сообщал секретные частоты для радиосвязи и опознавательные сигналы для ночных истребителей и аэродромов. Эти сигналы изменялись каждую ночь, чтобы их не мог использовать противник. Экипажи ночных истребителей ориентировались по маякам, установленным на каждом аэродроме, что было особенно важно в случае выхода из строя радиопередатчика. Сигнальные осветительные ракеты, используемые ночными истребителями, предназначались главным образом для зенитных батарей. Когда в наш самолет начинали стрелять наши зенитки, что случалось над большим городом или защищенной ПВО зоной, радист должен был стрелять одной из сигнальных ракет: зеленых, белых, красных, синих или желтых. Британцы это заметили и припасли целые ящики тщательно рассортированных ракет. Как только первый вражеский экипаж видел опознавательный сигнал, он немедленно докладывал самолету наведения отряда бомбардировщиков – «церемониймейстеру», а тот сразу передавал информацию всем британским экипажам на заранее установленной частоте. Иногда приходилось менять коды несколько раз за ночь. Британский «церемониймейстер» был сердцем авиаотряда. Он не нес авиабомбы, только специальное радарное оборудование, навигационные приборы, осветительные ракеты (так называемые «рождественские елки») и осветительные бомбы. Если наш ночной истребитель сбивал самолет наведения, его место во главе строя занимал резервный «церемониймейстер».

Командир эскадрильи проводил инструктаж, опираясь на метеосводки и разведдонесения, а затем распускал экипажи. Пилоты, офицеры и фельдфебели, обычно обменивались опытом в затемненных комнатах ожидания. На потолок с помощью яркого фонаря проецировались модели вражеских самолетов, чтобы познакомить экипажи с их типами. Мгновенное узнавание противника являлось решительным фактором для первой атаки, поскольку каждый тип самолета имеет свои сильные и слабые стороны, а важнее всего была разница в защитном вооружении. Наибольшую опасность представлял стрелок с четырьмя тяжелыми пулеметами, сидевший за хвостовым оперением в отсеке из «перспекса» – высокопрочного органического стекла концерна «ИКИ». Этих «хвостовых Чарли» отбирали обычно из самых смелых, ибо здесь требовалась огромная выдержка. Человек сидел по шесть – восемь часов в полном одиночестве в узкой небронированной клетке. Ему нельзя было ни на секунду расслабиться, поскольку в любой момент из темноты мог выскочить немецкий ночной истребитель, чтобы уничтожить его первой же очередью. Смерть хвостового стрелка обычно оказывалась роковой для самолета.

Британцы не каждую ночь совершали авианалеты на немецкие города. Их экипажи нуждались в отдыхе, поэтому иногда целые ночи проходили в наблюдениях и бесконечном ожидании. Наши летчики читали, играли в шахматы, карты или настольный теннис. С полуночи до рассвета многие отдыхали в полном летном снаряжении на койках в комнате отдыха, но это было далеко от реального отдыха в собственных постелях. Как только солнце приближалось к зениту, начиналась ежедневная рутина. После завтрака – тренировки на опознавание целей, стрельбы, полеты в строю и учебные бои. Ближе к вечеру вся эскадрилья от командира до последнего новобранца занималась спортом, компенсируя время, проведенное в сидячем положении в самолете или на земле. Дни проносились незаметно, а когда огненный солнечный шар скатывался в море, наступал час ночных истребителей.

11 июля 1941 года – день, когда я отправился в свой первый боевой полет, ничем не отличался от остальных. К тому времени я полностью доверял своему самолету. Я мог выполнять все необходимые движения с уверенностью лунатика. Я инстинктивно чувствовал малейшее движение самолета в воздухе. Наш эксперт предсказал плохую погоду. Небо затянулось черными облаками, и с моря подул сильный ветер. Авианалеты не предвиделись, командир эскадрильи проинструктировал экипажи новичков первой волны. Покой царил в комнатах ожидания, и летчики уже улеглись на свои койки. Мой радист и я еще играли в шахматы. Время от времени мы выходили на свежий воздух и, задрав головы, изучали небо. Ни одной звезды не было видно, только яркие вспышки молний на западе. Ветер усилился, и слышался шум морских волн, хотя это была игра воображения: мы находились слишком далеко от побережья. Похоже, что через несколько часов налетит жуткая гроза.

– Будем надеяться, что не придется совершать первый боевой вылет в такую дьявольскую погоду, – сказал мой радист, налегая на дверь, чтобы справиться с ветром.

Мы растянулись на койках, размышляя, какова может быть скорость ветра на высоте от 12 000 до 15 000 футов. Скоро нам предстояло узнать это.

– Внимание! Внимание! Немедленная готовность для экипажей Йонена и Шаллека. Над Северным морем обнаружены одиночные бомбардировщики.

Я вскочил с койки и опрометью бросился через летное поле к своему самолету.

– Не спеши, Йонен, – крикнул командир эскадрильи, – а то забудешь радиста или спасательный жилет! Действуй быстро, но не теряй головы.