Про торг

Я натягиваю картинку и пытаюсь в нее войти. Вот захожу домой, говорю маме: «Нет у меня рака!», и мама плачет. От радости. И я сама – легкая и безмятежная. Все позади – это было строго, даже грубо, но не про меня.

Биопсия еще не готова. Есть время. Или нет? Мне без разницы. Я продолжаю продолжать свое делание. Беру маятник, кубики – читаю актуальную информацию с себя.

Вопрос – ответ, или нет ответа.

Рак? – сначала да, после – неоднозначно.

Операция? – возможно, потом – строго нет.

Кубики работают на ближайшие события, неделю-две. Маятник можно спросить на год вперед. И он уверенно показывает поездку в Перу, как и отвечает про рак, которого нет. Маятник его не видит.

Приглушаю диалог, иду в медитацию. Беру по-прежнему целительские техники, работаю-работаю. Может, не надо работать? Просто идти с тем, что идет. Мантры и специальные обряды – мне годится все, чтобы вымешать эту кашу. Чтобы все развалить.

И надо пройти до края в любой вероятности. И я иду. А еще трудоемкий метод работы по ДНК – я вытаскиваю каждый день эти программы-шаблоны и что-то еще.

И это сегодня такой способ жить. Убрать все. Уберу, насколько смогу, насколько глубоко смогу занырнуть.

Если у меня получится, если ничего нет, я обещаю – я помогу миллионам женщин…

Ок, а если есть? Не помогу что ли?

Хитрый разум начал торг, и мне ничего не остается, как выйти в Наблюдателя. Посмотрю оттуда.

«Чем поможешь? Если все есть, ты не особенная, не уникальная – ты пройдешь все то же самое, что эти миллионы».

Вот-вот. Я не особенная, не уникальная, и я не помогу миллионам. Оставляю торговлю. Мне не выменять мое право на здоровье и жизнь. Мне надо его просто признать за собой.

Как изменится моя жизнь?

Читала истории женщин, «победивших» рак. Почему в кавычках? Да всегда в этом тексте есть скрытая речь про войну. Или борьбу, на худой конец. И рак – это «враг», подлежащий истреблению. Это удобно и понятно, когда есть «враг». А война совсем с другим происходит. И там выиграть не получится, там важно просто перестать играть.

Что объединяет эти истории? У всех женщин, которые прошли ЭТО, реально менялась жизнь, открывались таланты, проявлялись способности, утраивались достижения.

Ну вот Донцова – выжила с 4-ой стадией и стала писательницей. Другая девочка в интернете блог ведет – танцевать пошла, места в каких-то конкурсах занимала. Актрисы-певицы энергично и жизнелюбиво возвращаются в профессию и играют-поют теперь на 200%. Кто-то говорит о том, что жизнь стала яркой, ее раскрасили. Другие свидетельствуют, что столько открылось-осозналось… Публичные и непубличные люди в один голос говорят о том, что рак изменил их жизнь.

У меня не открылось новых талантов. Мне не захотелось танцевать/вышивать/плести макраме/рисовать/лепить котлеты по-маньчжурски и даже петь перехотелось. Я ничего не хотела писать и достигать тем более. Внутри засел ровно один вопрос – ЗАЧЕМ? И расцветка моей жизни не изменилась. Это не депрессия, не отчаяние. Просто снаружи ничего не щелкнуло, не прибыло, не свалилось. И внутри не озарилось, и счетчик «жизнь-так-коротка» не затикал. В моей жизни было все – и песни, и пляски, и книги, и таланты, и «меня так много» – в любом месте. А еще карьера, подвиги, харизма, «достигаторство достижений», культ меня – обожание и восхищение, ненависть, зависть и провалы. Все по максимуму. Моя жизнь никогда не была серенькой. Нет нужды ее раскрашивать. И у меня по-прежнему нет ответа на этот вопрос. Я вряд ли узнаю секрет тех, у кого изменилось. Наверно мне стоит научиться просто ЖИТЬ.

Про благодарность

Читаю где-то: «Благодаря своей болезни, своему раку…»

Да не благодаря ни разу! Ну не могу я его благодарить – не вижу, не понимаю, не осознаю. Поддаться на эзотерически-истерические возгласы в каждой строчке: «БЛАГО-дарю!!»?

Хочется, но никак… Не дарю я никакое благо, откуда? Откуда оно возьмется, если не благостно, что дарить-то? А кабы было, мне самой оно сейчас очень пригодилось бы. И на хрена кому-то или чему-то мои такие «подарки»? И раку моему зачем мое БЛАГО? Он от этих «благ» и так за столько лет возмужал и окреп. Из недостатка не дарят, из нищеты не благодетельствуют, из нехватки не делятся.

«За что я благодарна своему раку?» За то, что выкинула, выплюнула, вытошнила шизоидные идейки о всеобщей благодарности.

Про ожидание чуда

01.03.2015

Поехали за результатами биопсии. Сижу в машине, жду Дишу.

Как-то по его походке понимаю. Как-то по лицу читаю все, что написано в этой бумажке.

Старается ли он держаться? Еще секунда и будут слова…

– Ну, да… – говорит. – Но они сказали, что вот там женщина у них получала недавно… диагноз, тоже все нашли. Так уже вылечилась, говорят кандидатскую написала… Пожелали тебе здоровья. И сказали, что все будет обязательно хорошо.

Беру бумажку, читаю непонятные еще слова. Жаль. Не проскочила, не смогла. Не развалила эту картину. И этот опыт стопроцентно мой теперь.

Потом подумаю, просто помолчу пока. Нет ощущения несправедливости. Просто жаль. Очень. Профессор оказался прав. А я нет.

Он обещал доказать – и доказал. И к чему мне эти доказательства? Я бы предпочла другие. А теперь и вся медицина быстро выдвинет мне свои, проверенные практикой и статистикой.

А я? Кто-то сидящий в голове и уже не потирающий руки, с интересом молчит. А ведь недавно еще громко чирикал. Про победу, и про «все не так, как кажется», и про «Я-ЖЕ-ВСЕ-МОГУ!»

Значит, не могу. Или не все. Или пока не могу. А сейчас мне надо наладить отношения с этой машиной, которая уберет лишнее из моего тела. Я понимаю, что надо. Но прямо сейчас не могу.

Звонок Маняши выводит меня из размышлений о предстоящей «дружбе» с системой здравоохранения.

– Ну, как? Получили результат?

– Получили. Все да.

– Это точно? Что там написано?

Читаю термины и цифры-проценты. Признаюсь, что ничего не понимаю в этих формулировках про степень злокачественности. Уходим в паузу. И никто ее не хочет нарушать. И признать, что грустно от того, что чуда не случилось. В этот раз.

Маняша тоже отчаянно ждала чуда. И справедливости.

Я бы после этих результатов никуда не ходила. Хочется завернуться в кокон и там переждать. Все переждать. И ничего не решать-не делать.

Но надо ехать по намечаемой сделке к коллегам-партнерам.

Приезжаем на Староневский в гостеприимный офис моей коллеги. Что-то обсуждаем, о чем-то договариваемся. Только у меня как ватой уши заложены.

Надо собраться-включиться. Сделка обещает быть выгодной. Если все состоится, будет нормально. Деньги очень нужны.

Продавец дешевых квартир, кажется, торопит… Что-то там у него очередь из желающих выстроилась. Ну да, а у нас есть потенциальный покупец, только добраться до него надо напрямую.

Моя коллега, директор агентства, ведет переговоры с продавцом. Я молчу – не могу из себя ничего выдавить. Да и как-то все без моего говорения сегодня обходится. Что там? Сроки? Договор? На завтра? Бр-р-р… Я не знаю, что у нас завтра. У меня еще сегодня не наступило. Такое сегодня, как мне надо.

Кажется, этот суетный продавец со своим ажиотажным спросом начинает раздражать. Вступаю с трудом в разговор. Не завтра, а во вторник время «Ч». Если покупатель выйдет на договор. До вторника – никакого ажиотажа, никаких дефицитов. После – продавайте кому хотите. Вроде остыл. Прощается и отбывает, на минутку отозвав мою коллегу в сторонку.

Может, я ему доверия не внушила? Молчала, смотрела в сторону, потом только резко и глухо высказалась по поводу его спешки. Ну и что, какая разница? Ну, не произвела, у меня тут свое. И внимание из всех мест собирается-концентрируется в одной точечке. И в голове набат звучит – «нашли-нашли-нашли!!»

Я не смогу сейчас заниматься делами. Я не знаю, что и где буду делать во вторник. В Мечникова уже назначена дата госпитализации. Это через несколько дней. Но я не пойду в Мечникова, еще не все. Надо еще куда-то пробовать.

Коллега предлагает выпить кофе с конфеткой. И мне странно, будто это про другое. Вкусные конфетки ей откуда-то привозят. И я всегда с удовольствием угощалась. Сейчас тереблю фантик и понимаю, что не чувствую вкуса.

– Моя дорогая, – коллега обращается ко мне, видя мое «отсутствие» – почему Вы не берете свои любимые? Я для Вас специально берегу – вот привезли недавно.

– Ох, – очухиваюсь, пытаюсь улыбнуться. – Надо сладкое ограничить наверно… Думаю, лишняя ли будет вторая?

– Ну куда Вам ограничивать? Вы такая тоненькая! Наверно все на диетах сидите? Я как на Вас посмотрю, всем своим «девушкам» говорю – вот у нас пример для подражания и укор нашей совести. Ну, делитесь, что Вы такое едите или пьете, чтобы так выглядеть.

– У меня, Елена Арнольдовна, сейчас специальная диета. «Мир ушел из-под ног» называется. Сколько на ней пробуду – не знаю. Но никому такую не надо.

– Неприятности, да? Вы меня послушайте, не знаю, что у Вас случилось, но Вы обязательно все решите правильно. Вы такая, у Вас все получается.

Милая и мудрая Елена Арнольдовна. Я не знаю, как в этой истории правильно. Я всегда была слишком правильная и решала так. И все вокруг подумали, что это и есть я. Мой способ жить и действовать сегодня дает сбой. Я понимаю, что ничего в своей жизни больше не контролирую, ни на что не влияю. У меня в сумке лежит бумажка и жжет руки даже от легкого касания. В горле собрался ком, и я держусь за свое молчание, чтобы не зарыдать в голос.

И как там было в сказке «Золушка»? Это очень вредно, когда чудеса не случаются.

Этническая принадлежность

02.03.2015

Приехали в Песочный сдавать анализ на генетические мутации. Ну и на встречу с завотделением попасть. Эти «хорошие ручки» будут удалять мою штуковину. Наверно.

Перед сдачей анализа попросили заполнить какую-то анкету. Вернее, ее заполняет девочка-медсестра с моих слов.

Задает общие вопросы про возраст и т.п., а потом спрашивает: «Ваша этническая принадлежность?» Я какое-то время молчу – то есть? В мозгу проносятся какие-то обрывки школьных знаний про этносы… Но ничего подходящего, применительно к себе не обнаруживаю.

– Какие у Вас национальные корни? Ну, в роду кто был, какие этногруппы?

– Ах, это… – киваю я с облегчением. – Всяко было… Хохлы, естественно. Да, и цыгане …были.

Говорю и тихо улыбаюсь, опуская голову. И вдруг замечаю, что девочка начинает старательно выводить в строчке: «Цыга…»

– Стойте-стойте! Это шутка! Вы не пишите это.

Мы переглядываемся с Дишей, прыскаем со смеху, а потом давимся внутренним хохотом. Девочка—медсестра смотрит с укоризной на нас и уносит мою анкету.

Анализ нужно было сдавать в старом здании НИИ онкологии. А на встречу с хирургом идти в новый центр. Во всяком случае, в старом никто про такого завотделением с «птичьей» фамилией не знает.

– Позвони ему, – призывает Диша. – Спроси, где он именно находится.

Но телефон вне зоны. Занят, видимо, мой спаситель-хирург.

– Он вообще-то ждет или ты что-то перепутала?

Ничего не перепутала, сказал до 14 часов будет.

Едем в новый центр. И уже на подходе Диша тянет меня в какую-то дверь, мол, здесь.

«Приемное отделение» – читаю. Я одним скачком почему-то отпрыгиваю от входа в приемное.

– Мне сюда не надо.

И мы двигаемся к другой двери. Так и есть – вход в центр там.

Вижу много людей в масках. В гардероб большая очередь за талончиками. Много женщин в платочках, есть просто лысые.

Вот он – онкологический центр. И онкологические люди. И я сейчас примкну к этой тусовке. Почти профессиональное сообщество.

Это какой-то странный эффект, когда нечто особенное видишь в одном месте в большом количестве. Так было в роддоме, странно и смешно одновременно. Ну увидишь на улице беременную – раз или два. А так чтобы все… И ты ходишь среди них, разговариваешь с кем-то, и у них такие же животики. Это как-то прикольно.

И тут вспомнила, только отчего-то не прикольно. В Мечникова такого не было – там многопрофильно все. А здесь большая концентрация, и все про это.

Смотрю – девочка сосредоточенно завязывает шнурочки на ботиках. Сменную обувь что ли надо? Она в косыночке и бледная очень.

Вдруг вспоминаю, что мне в этом году паспорт менять.

– Как же… Диш… мне ведь надо паспорт менять, а я буду вот так? Без волос?… Как же это… Что за фотография будет?

Диша гладит меня по моим длинным локонам и пытается шутить:

– У тебя очень красивая форма черепа, ты знаешь? Голова совершенной формы – идеально кругленькая.

Я знаю, мне парикмахеры в салоне всегда говорили. Только мне не смешно.

«Потерявши голову, по волосам не плачут» – не к месту вспоминается мне.

При чем тут паспорт? При чем тут все? И как эта мелочь вдруг отравила все настроение?

Ха, так ведь химия отравит не только настроение – она отравит весь организм. И как они там говорят? Химиотерапия применяется с надеждой, что злокачественные клетки погибнут быстрее, чем здоровые. Что остается мне – разделять эти надежды? Это не мои надежды, у меня вообще нет надежд. Что есть – не знаю. Но чувствую, что надежда – уже не мое.

Онкология – болезнь богатых, и я туда же

У кабинета моего завотделением собралась большая очередь. Да, он действительно занят – на операции. Все ждут. Смотрю на совсем молоденькую девушку. Мысленно пытаюсь понять, что ее сюда привело. Пусть это будет эстетическая хирургия вроде увеличения бюста.

Наконец, хирург появился и прием начался.

Когда зашла в кабинет, по договоренности назвала пароль: «Я от Сони».

– Ах, да-да, звонили по Вам. Рассказывайте и давайте смотреть.

У меня на руках УЗИ, маммография и результаты биопсии.

Доктор смотрит бумаги, потом смотрит меня. Потом берет фломастер и начинает говорить.

Говорит, что можно сделать органосохраняющую операцию. Рисует сегмент, который нужно иссечь. И как-то все это практично, даже буднично. Немного отлегло.

– А это точно можно? – осторожно интересуюсь. – Почему-то в Мечникова сказали, что нужно удалить все со всеми лимфоузлами.

– Ну зачем? Сделаем аккуратно, – начинает подрисовывать еще линию в сторону подмышки. – Вы когда результаты по генетическому тесту получите, еще посмотрим. Если там ничего нет, вполне можно органосохраняющую. Не без исключений, конечно. Бывает, что уже в процессе операции видим, что сохранять нельзя. Размеры у Вас до 2 см – попадаем. Ну и если опухолей больше одной – однозначно удалим все. Лимфоузел увеличен, но это вследствие биопсии может быть. Пока то, что я вижу… позволяет.

Показывает мне на мониторе примеры подобных операций. Показывает швы у женщины, которые практически незаметны.

– А Вы зачем биопсию делали? – вдруг спрашивает.

– Так …сказали.

– Я, знаете, не рекомендую делать своим пациентам. Или сразу перед операцией, не тянуть. Учтите, там все разносится кровотоком, поэтому операцию надо делать быстро.

У меня появляется еще один список необходимых анализов-исследований. Он обширнее предыдущего. И доктор ставит галочки там, где обязательно и там, где желательно. Для своих он очень рекомендует. Вот к примеру, остеосцинтиграфия – сканирование костей скелета. Это чтоб проверить метастазы в костях. Такое труднопроизносимое название, сама процедура – с введением радиоизотопа в кровь. Надо, так надо. Ежели для «своих» желательно… Туда же, в желательности, попадает и КТ легких, и полное недоверие флюшке.

По анализам добавились всякие свертываемости-развертываемости. Ок! Сделаю все.

Можно сдать-пройти здесь в Песочном, можно, говорит, сдать некоторые анализы в поликлинике.

Нет уж, увольте от поликлиник – никогда там не состояла, а сейчас тем более не то состояние. Чтобы состоять в этих очередях.