9.

Катя

Настоящее время

Мы с Данькой обожаем субботнее утро – ему не нужно топать в детский сад, а мне на работу. Сегодняшнее утро омрачено тем, что я вообще топать никуда не смогу, разве что на одной ноге. Какая жалость, ведь я планировала сводить сына в парк – наконец-то выпал настоящий зимний снег, белый-белый, как ему и положено, теперь чувствуется приближение Нового года. Магазины начинают принаряжаться уже с ноября – целые залежи елочных игрушек и гирлянд можно найти в гипермаркетах.

И тут я прихожу в ужас.

В новой квартире мы с Данькой живем всего ничего – полгода, и Новый Год здесь будем встречать впервые. У нас еще нет ни ёлки, ни игрушек – словом, никаких новогодних прибамбасов. Обычно к своему любимому празднику я начинаю готовиться за пару недель, точно так же собиралась поступить и в этом году. Ну кто же знал, что призрак из прошлого сломает мне конечность. Пусть и не по своей вине, однако, мне от этого не легче не становится. Как я буду теперь покупать ёлку, игрушки, подарки и всё остальное? Ну ладно я – взрослая тетенька, но я же не могу ребенка оставить без новогоднего чуда!

Придется кого-то просить, но очень не хочется – не люблю обременять людей своими проблемами. В сущности, попросить я могу только двух человек – своего брата и свою подругу. Кстати, придется сегодня просить Женьку купить нам с Данькой продуктов.

Звоню маме, ибо Женьке звонить бесполезно – скорее всего, он еще спит, несмотря на то, что время перевалило уже за полдень.

– Мам, привет! Как поживаешь?

– Да как обычно, хвастать нечем.

– У меня тут кое-что случилось неприятное – я ногу сломала, представляешь?

Не хочу говорить маме, что меня сбила машина. И уж тем более не собираюсь ей рассказывать о том, что за рулем этой машины был отец Даньки.

– Как сломала ногу??? Что произошло???? Вот ты всегда такая невнимательная, под ноги не смотришь совсем!

– Ну так получилось, мам. Я же не специально.

– Не специально она… И что теперь прикажешь делать? Это же минимум два месяца в гипсе! А как же твоя работа? Кто ребёнка в садик водить будет?

Вклинившись в поток маминых восклицаний, говорю как можно спокойнее:

– Даньку Светка вызвалась отводить в детсад, на работе придется больничный взять. Я хотела Женьку попросить привезти мне продукты, он дома?

– Дома, где же ему еще быть? Опять в игрушки играет. Сейчас отправлю его к тебе, только чем он тебе поможет? Он же не знает, что покупать.

Вздыхаю про себя – брат у меня совершенно неприспособленный к жизни. Не потому, что он тупой, а потому что мама своей гиперопекой убила в нем любые проявления самостоятельности на корню. Он ведет совершенно растительный образ жизни – спит, ест, играет в игрушки и т.д. Ест, что дадут. Надевает то, что покупает мама. Мне кажется, что если его не кормить, он и не вспомнит о еде. При этом он далеко не дурак – начитан, эрудирован, прекрасно разбирается в теории некоторых гуманитарных наук, никогда не отказывает никому в помощи. Но что касается житейской практики и смекалки – здесь он совершенно бесполезное и ведомое существо. Ему надо четко и ясно объяснять, что от него требуется и как это сделать.

Вот и сейчас – диктую ему список того, что нужно купить. В списке только самые простые вещи – сахар, хлеб, яйца, молоко и т.д. Но уверена, что перед каждой полкой в магазине Женька будет стоять по десять минут, мучительно размышляя о том, что ему следует выбрать из всего многообразия.

Данька с утра крутится рядом, он искренне хочет мне помочь. Мой сын, к счастью, не капризен – видя, что с мамой беда, не ноет и не рвется на улицу. Наоборот, старается меня развлечь – например, предлагает посмотреть мультики. «Фиксики» – его любимый мультсериал, мне кажется, я уже знаю его наизусть – мы смотрим и пересматриваем одни и те же серии по нескольку раз подряд. Данька включает мультики, а я скачу на кухню, чтобы посмотреть, что можно приготовить на обед. Сдается мне, что Женьку мы будем ждать до вечера и помрем в итоге от голода.

От Ольги Александровны с работы приходит смс с пожеланиями скорейшего выздоровления. Она предлагает часть моей работы перекинуть мне на дом, я с радостью соглашаюсь – ведь в этом случае, помимо больничного, я еще сохраню часть своего заработка. Все это позволит нам с Данькой по крайней мере не голодать.

Ситуация была гораздо хуже тогда, когда я вышла из роддома с ребенком на руках – у меня не было ни денег, ни перспектив на трудоустройство. Несмотря на то, что свой красный диплом я все-таки получила, никто не спешил брать на работу беременную женщину. Каждый раз на собеседовании я видела приговор «отказать» в глазах каждого, кто интервьюировал кандидатов на вакансию. Приданое для Данечки мы собирали всем миром – кто-то подарил ставшую ненужной коляску, кто-то детскую одежку, даже кроватку для Даньки откуда-то с дачи привез наш старенький сосед дядя Миша – все его внуки давным-давно выросли, а новое поколение не спешило нарождаться, поэтому множество детских вещей и игрушек хранилось на полузаброшенной даче.

Помимо воли снова возвращаюсь мыслями к Диме – мне интересно, он уже уехал из города? Пытаюсь проанализировать свои эмоции, понять – что же я чувствую по отношению к человеку, когда-то хладнокровно предавшему любившую его девушку и их общего ребенка? Пусть ребенка еще не рожденного, но уже существовавшего в материнской утробе. Отделался от них лаконичной смс-кой и ускакал в закат, к собственному светлому будущему. Я ощущаю недоумение – как я могла настолько ошибиться в человеке? Мы встречались почти полгода, мы практически жили вместе, вместе мечтали, вместе строили планы. Дима мне казался самым лучшим и самым надежным человеком на свете.

Вчера, когда он схватил меня, я почувствовала такую всепоглощающую ненависть к нему, что мне невыносимы были его прикосновения и звук его голоса. Сегодня ненависть снова ушла или спряталась куда-то, а может, выгорела – такой огромный костер быстро прогорает, оставляя после себя лишь головешки. Вот и сегодня – я словно перегорела, не чувствую ничего, кроме недоумения. Он ведь даже не поинтересовался за все эти годы – а сделала ли я тогда аборт? Видимо, его абсолютно не интересовало ничего из того, что связано с родным городом и со мной. Уехал и забыл, выбросил за ненадобностью.

Загоняю никому не нужные воспоминания куда-то в глубины памяти и начинаю ревизию холодильника. Так, что у нас тут имеется? Картошка, морковь, лук, остатки курицы. Отлично, сейчас потушим картошку с курицей – вот тебе и обед, и ужин.

Из комнаты доносятся голоса мультяшных фиксиков, им вторит Данька – он чем-то сильно возмущен по ходу сюжета. Во всем можно найти положительные моменты, даже в ситуации со сломанной лодыжкой – пока я на больничном, с Данькой смогу проводить гораздо больше времени.

Через некоторое время заявляется Женька с пакетами. Осторожно заглядываю в пакеты – вроде бы все что нужно, братец купил.

В целом суббота проходит по-семейному – мы втроем обедаем, смотрим мультики. Потом Женька с Данькой уходят в соседнюю комнату играть в какую-то сетевую игру, а у меня появляется возможность побыть наедине с собой – достаю планшет, открываю читалку и ненадолго погружаюсь в вымышленный мир, в котором полно магии, приключений, благородных героев и фантастических существ – одним словом, всего того, чего в моём мире днем с огнем не сыскать.

Через час понимаю, что детишки заигрались. Без малейших угрызений совести отгоняю парочку от компьютера, чтобы они сделали небольшой перерыв. Чувствую, как все больше и больше ноет поврежденная нога. Завтра попрошу кого-нибудь купить мне костыль – им удобно доставать всех прямо с дивана, костыль в моей ситуации – это что-то вроде пульта управления.

Вспоминаю, что у меня есть еще одна проблема, и весьма, на мой взгляд, серьезная. Вчера мне Светка помогла принять душ, а вот сегодня придется обойтись самой. Главное, в процессе не сломать что-нибудь еще.

10.

Дима.

Настоящее время

Воскресное утро для меня начинается с идиотской мысли: «А не проведать ли мне Катю? Где она живет, я знаю. Правда, не знаю квартиру, но это можно выяснить без труда».

Отбрасываю глупую идею. А если она не одна? В качестве кого я к ней припрусь? В качестве несостоявшегося убийцы?

От мысли, что Катя может быть не одна, начинаю злиться отчего-то. Хоть кольца на ее пальце и нет, однако это еще не говорит о том, что Катя свободна от отношений. Впрочем, какая мне разница? Все равно я к ней не поеду, глупо это всё.

Может, нужны лекарства или еще что-то? Я даже не спросил в пятницу ее об этом – настолько был впечатлён внезапной встречей, что об элементарных вещах не подумал.

Звоню сначала Кольке – тот с ночной смены и сначала даже не понимает, кто его побеспокоил ранним воскресным утром. Придя в себя, разъяренный эскулап настоятельно советует мне приобрести обезболивающее, костыли и таблеток от наглости. С адресом и телефоном Кати он мне помочь не в силах – ее карточка в больнице, а значит, только в следующую Колькину смену можно будет раздобыть информацию. Это если он согласится, в чем я теперь сомневаюсь.

Ну и ладно, как-нибудь сам попробую разузнать.

Отправляюсь на прогулку, заодно планирую заглянуть в аптеку. Свежевыпавший снег, пока еще ослепительно белый, напоминает мне детство. Этот город вообще странно на меня влияет – всё то, что я похоронил давным-давно, вдруг воскресло и предстало перед моим мысленным взором – воспоминания снова и снова увлекают меня в те далекие летние дни. Я думал, что забыл все то, что здесь произошло – еще в пятницу мне казалось, что мы с Катей чужие люди, что любовь давно прошла, что я давно ничего не чувствую по отношению к этой девушке.

Однако Катерине Витальевне понадобилось всего два дня, чтобы вновь занять все мои мысли. Чего-чего, а этого ей позволять ни в коем случае нельзя – не зря я Катьку ведьмой когда-то называл. Есть в ней что-то такое, ведьмячье. Я приехал в родной город и теперь у меня такое ощущение, что с меня сняли стеклянный волшебный колпак, под которым я жил почти шесть лет. Как будто чувства и эмоции под этим колпаком были в состоянии стазиса, а теперь, когда колпак таинственным образом испарился, они продолжили свое существование с той точки, на которой когда-то впали в стазис. Для них не было этих шести лет, все случилось, как будто вчера. И вот снова меня терзают обида и недоумение – почему мне она предпочла кого-то другого? Да не кого-то, а того мажора? К тому же из двух наиболее недалекого?

Вспоминаю, что обещал позвонить Ромке. Набираю номер. Абонент не абонент. Ну что же, позвоню попозже.

По пути к Катиному дому заезжаю в аптеку и покупаю все в соответствии с Колькиным списком. Адрес моей бывшей забит в навигаторе, остался пустяк – узнать номер квартиры.

Паркуюсь возле знакомого подъезда и начинаю наблюдать – должна же быть какая-то подсказка. Чувствую себя сталкером. Вдруг вижу, как к подъезду идет Светка. Мысли начинают мелькать в голове как стадо обезумевших лошадей – этот шанс я должен как-то использовать. Выскочив из машины, хватаю первого попавшегося подростка. Про себя молюсь, чтобы никто не подумал, что я его похитить пытаюсь.

– Видишь вон ту женщину?

– Ну вижу… И чего?

– Штуку хочешь заработать? Узнай, в какую квартиру будет звонить.

– И всё?

– Если есть желание, можешь еще польку сплясать. Номер квартиры – тысяча рублей. Усёк?

– Усёк.

– И не вздумай обмануть, последствия тебе не понравятся.

Блефую, конечно, что я ему могу сделать? Случись ему меня обмануть, я даже найти его вряд ли смогу – у меня на это просто времени нет. Через три дня мне надо быть в Москве и в этот город я, скорее всего, никогда больше не вернусь.

Вижу, как подросток подходит следом за Светкой к дверям подъезда и встает у неё за спиной. Он делает вид, что увлечен разговором по телефону, а сам заглядывает ей за плечо. Парень высокий, а она среднего роста – ему должно быть отлично видно, какие кнопки она нажимает. Хитер, однако. Несколько секунд спустя Света заходит в подъезд, а парень возвращается ко мне и торжественно провозглашает:

– Сто тридцать пять.

Протягиваю ему честно (или не честно?) заработанную тысячу. Тот убегает, довольный как слон, а я остаюсь на своем наблюдательном пункте.

Что я делаю? Еще три дня назад я и не вспоминал о своей бывшей. А сейчас сижу у ее подъезда и дожидаюсь, когда уйдет ее подруга, чтобы без приглашения нагрянуть в гости. Зачем? И дураку понятно, что это не просто визит вежливости. Что и зачем я пытаюсь выяснить? Свербит внутри какое-то чувство незавершенности. Кажется, в психологии это называют незакрытым гештальтом. Вот выясню все о то ли существующем, то ли нет, ребенке и уберусь из этого города подобру-поздорову.

Нет, конечно, я слегка преувеличиваю, говоря, что совсем не вспоминаю свою бывшую. Первое время мне снились сны о ней – я видел Катю такой, какой она была в нашу первую ночь – смущенная, чуть с заплаканными глазами и как будто немного светящаяся в темноте, я видел любовь в её глазах. В такие ночи я предпочел бы не просыпаться вовсе, а остаться с ней там, во сне, но увы, это не зависело от моей воли. Во сне я почему-то никогда не помнил о ее измене. Временами Катя представала в моих снах в каком-то странном, если не сказать страшном виде – в старой заштопанной длинной рубашке, ее глаза были пустыми и мертвыми, она подходила ко мне, протягивала руки и гладила мое лицо холодными руками.

В этих кошмарах я был полностью лишен возможности двигаться – мне оставалось лишь смотреть снова и снова, как она подходит, гладит мое лицо и пытается заглянуть мне в глаза своими пустыми жуткими глазищами. Заканчивался этот кошмар всегда одинаково – откуда-то возникал ее любовник-мажор и Катя исчезала. Даже моих скудных познаний в психологии хватило, чтобы понять, что подсознание влияет на мои сны и посылает кошмары.

Через пару месяцев светлый образ Кати из счастливых снов был полностью поглощен образом того существа с мертвыми глазами. Дошло до того, что кошмар стал сниться мне каждую ночь. Я бы никогда не смог заставить себя пойти к психологу, поэтому обошелся своими силами – ежедневно упахивался так, что сил оставалось только доползти до кровати и упасть в нее до следующего утра. Каждую ночь я проваливался в черную бездну и по звонку будильника выныривал из нее. Но своего я добился – Катя перестала мне сниться, совсем. Усилием воли за несколько месяцев мне удалось вытеснить этот образ и воспоминания о прошлом в какой-то старый пыльный чердак в моей голове. И тогда родился на свет тот Дмитрий Ланге, которого знают мои коллеги и партнеры – жесткий, зачастую бескомпромиссный, требовательный и хваткий, не терпящий чужую глупость и раздолбайство, и никогда не прощающий предательства, не знающий снисхождения к чужим и своим слабостям.

Внезапно приходит смс – Ромка появился в сети. Немедленно набираю его:

– Привет, узнал?

У Ромки хорошая память на голоса. Он меня узнал и довольно ржёт:

– Что, не терпится сплетни узнать?

– Есть такой момент. А то уеду, так и умру в дороге от неудовлетворенного любопытства.

Ромка вздыхает и уже совсем другим тоном говорит:

– Ну история там так себе, мутная какая-то. Зачем тебе вообще вдруг понадобилось сейчас всё это поднимать? Столько лет прошло, всё быльем поросло.

Мне не нравится его тон и не нравятся его слова. Что-то по-прежнему не дает мне покоя.

– И всё-таки?