Глава 5

Ольга

Несмотря на происки Косогорова и Шевелева с его дурацкими претензиями, я совершенно не жалею, что вернулась домой. Во-первых, Роберт стал лучше говорить по-русски, а во-вторых, ребенок должен знать свои корни. Ему пока все в диковинку. Даже пирог с мясом кажется вкуснее, чем тот, что моя мама пекла у нас в Эдинбурге. Все зависит от продуктов, а нам тогда так и не удалось найти подходящую муку. Зато мясо в Шотландии значительно вкуснее. Жить, конечно, здесь я не намерена. Слишком сильно приросла к Эдинбургу за пять лет. Да и у Роберта там друзья. А вот приезжать хотя бы раз в год просто необходимо. Поболтать с мамой на кухне, чмокнуть бабушку в морщинистую щеку, посмотреть, как изменился город за твое отсутствие.

«В очередной раз поцапаться с Косогоровым», – подсказывает внутренний голос.

И даже сейчас, сидя с мамой в кухне и слушая, как она поет осанны Вадиму Петровичу, мне хочется рассказать ей все. Но нельзя, твою мать, нельзя! Ни хрена нельзя говорить!

Я послушно киваю, наблюдая, как мой сын ест высокий мясной пирог и болтает ногами. А под столом в надежде, что хоть что-то перепадет, уже замерла мамина кошка.

– Да, отец Кирилла постарался, – бурчу я неохотно. – Сейчас с нами в больницу заедет. Поговорит с врачом.

– Хорошо бы, – снова кивает мама. – Яковенко – лучший доктор, к нему со всей области едут. И ты бы узнала, Оля, сколько мы должны, – с упреком говорит она. – Неудобно получится…

– Да все в порядке, – отмахиваюсь я и только в больнице понимаю, как один звонок Косогорова меняет бабушкину жизнь в лучшую сторону.

Моя бабуля лежит в палате люкс и раздраженно пялится в телевизор.

– Вот два часа назад в эту камеру перевели одиночную. Тут даже собственный туалет имеется. Сиделку приставили…

– Так это же хорошо, бабуля, – улыбаюсь я. – Тут вроде бы спокойней…

– Спокойней только в гробу, – ворчит она, недовольно поджимая губы. – В той палате, – машет она рукой куда-то за стенку, – я уже с девочками сдружилась. Хоть стакан воды было кому принести и поговорить. А тут…

– Косогоров творит добро, не спрашивая, – ехидно усмехаюсь я. – Но тебе повезло, бабуль.

– Целый переполох начался. Сам Яковенко ко мне прибежал с претензиями. Почему это вы, Нина Васильевна, ничего не сказали о родстве с Косогоровым? Перевел вот меня в лучшую палату, словно я барыня какая, – бурчит она, принимая из моих рук банку с теплым бульоном, переданным мамой. – Но ты придержи свой характер, Ольга! Тебе поддержка нужна. Свекор твой, видно, человек-то неплохой. Помогает нам, убогим. Мог бы давным-давно болт положить. Но не оставляет вас с Робертом. Тебе его помощь ой как пригодится. Ребенку тоже. Он и наследник-то один у дедушки. Только не вздумай вернуться обратно в свою Англию. Ну, что ты там забыла, Оля? Я тут скучаю, болею. Не дай бог, помру в одиночестве. Ни тебя не вижу, не ребенка. Только Катькину унылую морду. А так и в могилу сойти недолго. Ты же завтра приедешь? Поможешь мне искупаться?

– Конечно, бабушка, – киваю я и лихорадочно соображаю, с кем останется Роберт. Позвоню Галине, или с мамой как-то договоримся…

– Нет, – раздается от двери, и в палату важно вплывают мой свекор и его коллега. Толстый мужик с бородой и руками как у мясника.

– У вас очень сложная ситуация, Нина Васильевна, – заявляет онемевшей бабушке Косогоров. – И купать вас должен специально обученный человек. У Ольги такой квалификации нет. Она может навредить вам и себе. Поэтому я вам советую не пренебрегать помощью профессионала. Сиделка с вами круглосуточно. Если что-то понадобится, звоните Ольге. Она приедет сама или пришлет с посыльным все необходимое. Нам нужно поскорее поставить вас на ноги, – душевно улыбается Вадим Петрович. И моя бабушка, старая коза, млеет от его напора и внимания и, как пионер на параде, торжественно заявляет.

– Буду стараться. Да мне много и не надо!

– Вот и хорошо, – ласково замечает Косогоров и тут же переводит требовательный взгляд на меня. – Едем, Оля. У меня еще много дел. Да и Роберта еще забрать нужно.

По дороге к маминому дому я чувствую, как все внутренности сводит от напряжения. Мне даже пространство Мерседеса кажется наэлектризованным. Только коснись, и рванет. Да и сам Косогоров напряжен и мрачен. Я сижу сзади, вжавшись в сиденье, и боюсь вымолвить даже слово, а Вадим Петрович, врубив погромче музыку, все так же неистово жмет на клаксон и ругает проезжающие мимо машины.

От бьющих басов у меня разрывается на части башка. Тыц-тыц-тыц. Отзывается болью в висках каждый аккорд. Тяжелый рок. Вот уж не догадывалась, что такая музыка нравится свекру.

«Да что ты вообще о нем знаешь? – ехидно интересуется внутренний голос. – Ты понятия не имеешь о его предпочтениях. Что он читает? Чем занимается в свободное время?»

Я смотрю на коротко стриженный затылок и крепкую шею.

«Позер, наглый тип, знающий себе цену. Богатенький папочка моего бедного Кирилла. Человек, начихавший на собственного сына и жену. Тусовки, девочки… И работа… Наверное, у него есть кто-то… Ну, не может такой мужик жить монахом! – некстати думаю я. – Вот бы посмотреть на ту идеальную женщину!»

Машина внезапно останавливается около набережной. Место людное. Невдалеке от воды гуляют мамаши с колясками, влюбленные парочки, и рыбаки с парапетов пытаются наловить рыбешки. Вот только мы сюда зачем приехали?

– Поговорим, – рыкает Косогоров и, выключив зажигание, смотрит на меня в зеркало заднего вида. – Сиди, – велит он строго. А сам выходит из машины, оставляя ключ в замке. Пересаживается ко мне на заднее сиденье. Щелкает замком на двери. И мы с Вадимом остаемся один на один. Стоит только протянуть руку. Косогоров опускает между нами широкий кожаный подлокотник и спрашивает требовательно.

– Что за байда с Шевелевым? Рассказывай все по порядку. Без эмоций. У нас мало времени. Левка назначил встречу. Я съезжу, конечно. Вот только не совсем в курсе, за что он на тебя так взъелся…

Я смотрю на строгого человека в дорогом летнем костюме. Сталкиваюсь с суровым взглядом и чувствую, как в горле застревает ком. Нос свербит от сандалового аромата с легкой примесью мускуса, а душа заходится в панике от столь близкого соседства.

– Я не знаю, – шепчу сквозь нахлынувшие слезы. – Кир ему обещал какую-то картину достать. А потом нашел другого покупателя. Тот заплатил больше. Ну, Кир ему и продал… Законы рынка…

– Экономисты хреновы… – морщится Косогоров. – Когда человек живет по понятиям, другие законы отходят на задний план. Аванс вернули? – спрашивает он напряженно. – Сколько там было?

– Не знаю, – всхлипывая, повторяю я. – Кир не посвящал меня в свои дела. А когда я узнала, чем он занимается, то сразу ушла.

– Да, – презрительно ухмыляется свекор. – Вот такие мы гордые и принципиальные. А он много знал о твоих делишках? Наверное, Шевелев хочет неустойку. Хорошо, если так. Я рассчитаюсь за Кирилла. Но если есть что-то еще, лучше скажи сразу, Оля. Если всплывет потом, пеняй на себя.

– Я не понимаю… – лепечу я, словно припадочная. – У меня нет никаких дел с Шевелевым. Я понятия не имею, что он хочет…

– И поэтому сбежала в Эдинбург? – криво усмехается Косогоров. – Не лечи мне мозги, девочка. Не знаю, какую игру ты затеяла, но советую остановиться. Взрослые дяди сожрут тебя с потрохами и даже костей не выплюнут. Поняла, девочка? – рычит он.

– Не-ет, – блею я. – Я не понимаю, что происходит!

– Ладно. Попробую тебе объяснить, – тяжело вздыхает Вадим и впивается мне в губы грубым требовательным поцелуем. Язык захватчиком проникает внутрь и уже диктует свои правила, а я пытаюсь вырваться из крепких лап Косогорова. Но куда уж мне против его бульдожьей хватки! Лучше расслабиться и получить удовольствие. Ведь у меня нет сил противостоять натиску Вадима. Да и тело не обманешь.

Косогоров с неохотой отлипает от меня и, чертыхнувшись, выходит из машины. Решительно шагает по аллейке к воде. То ли подумать, то ли прийти в себя. И проходя мимо группки подростков, просит у них сигаретку. Те что-то достают из пачки и даже дают прикурить. Я вижу склоненное лицо Вадима и отблеск пламени, мгновенно пробежавший по широкой ладони. Косогоров, усевшись на первую попавшуюся скамейку, курит красиво, небрежно смахивая пепел в сторону. А парни, отойдя чуть поодаль, останавливаются и с интересом наблюдают за богатым мужиком, сосредоточившимся на обычной белой сигарете. Я инстинктивно понимаю, что происходит что-то нехорошее, и выскакиваю из машины. Забираю из замка зажигания ключ и, щелкнув сигнализацией, решительно направляюсь к свекру.

– Чем это вас угостили, Вадим Петрович? – ехидно интересуюсь я, всматриваясь в чуть прибалдевшее лицо свекра. Плюхаюсь рядом на лавку. У ребяток неподалеку тускнеют морды и как-то сразу портится настроение.

– Мне кажется, или они за мной наблюдают? – отрывисто спрашивает Косогоров, ладонью вытирая вспотевший лоб и выкидывая наполовину выкуренную сигарету.

– Есть такое, – киваю я. – Видимо, вам подсунули какую-то самокрутку, дорогой товарищ доктор! И как же вы сразу не распознали?

– Я из хорошей семьи, Оля, – криво улыбается Вадим и смотрит на меня совершенно шалым взглядом. – В школе и в университете никогда эту дрянь не пробовал и даже не интересовался дурью. Можно сказать, вот это первый раз…

– Загадывайте желание, – фыркаю я и с ужасом замечаю, как взгляд свекра становится остекленевшим. – Как вы себя чувствуете? – интересуюсь, пытаясь оценить состояние потерпевшего.

– Я? – удивленно переспрашивает Вадим. – Отлично, Олюшка, – фыркает он. – Я сейчас в номере транзит-отеля одной южной страны. Где-то в России нелетная погода, а я…

– Ну, понятно, – тяжело вздыхаю я и звоню Гене, на всякий случай оставившему мне номер сотового. – Тут у Вадима Петровича сердце прихватило, – вру я как ни в чем не бывало. – Можешь с кем-нибудь подъехать? Нужно его в клинику отвезти.

– Нет, – бормочет Косогоров, – никуда не хочу. Мне и тут хорошо, Олюшка.

– Кто бы сомневался, – хмыкаю я и отхожу к небольшому ларьку с мороженым. Покупаю самый обычный пломбир и, вернувшись назад, замечаю, что парни, угостившие Косогорова дурью, далеко не ушли. Сидят на соседней лавке и делают вид, что рассматривают что-то в телефоне. Игуаны хреновы!

– Вот сейчас бы обнесли вас как липку, – бурчу я, протягивая мороженое Вадиму Петровичу. – Ешьте, должно полегчать. Молоко адсорбирует всю гадость.

– Вот откуда ты свалилась мне на голову такая… умная? – вздыхает он. – Где тебя только Кирилл откопал?

– Какая разница? – хмыкаю я. – В отличие от вас, я не употребляю запрещенные препараты и не торчу.

– Так я…

– И еще, – резко добавляю я, – мне и в голову не пришло выставить вас в дурном свете. Представляю, как бы народ порадовался, если бы стало известно о вашем пристрастии. Босс обкурился. Да кто, зная, что вас штырит, придет к вам морду ремонтировать?

– Оля, – противно тянет Косогоров, доедая мороженое, – я сейчас в транзит-отеле, и мне очень хорошо… Вылет опять задерживается… И со мной такая сладкая… маленькая…

– Возвращайтесь в реал, – обрываю я наркоманский бред. – Вон, уже Гена подъехал, – машу я рукой своему телохранителю. – Возьмитесь за сердце, что ли…

– Если только за твое, Олюшка, – бормочет Вадим Петрович. – А мне еще с Шевелевым сегодня встречаться, – стонет он и добавляет тоскливо. – Твою ж мать!

Гена приезжает не один, а с презентабельным красномордым мужиком, откликающимся на Вову.

– Сейчас за Робертом заедем, и домой, – бурчит, еле ворочая языком, Косогоров.

– Тебе бы в больницу, Вадим Петрович, – предлагает Вова. – Давай отвезу к нам в клинику, вызовем кардиолога…

– Пройдет, – отмахивается Косогоров. – Дома отлежусь… Оль, а ты с Геной за Робертом съездишь, да? Скажи ему, что собаку купим на выходные… – замечает он, поморщившись, потирая грудину.

– Конечно, – киваю я и всю дорогу на Оборонную, а потом и возвращаясь в Косогоровский особняк, думаю, что же привиделось Вадиму Петровичу в ядовитом дурмане.

«Транзит-отель, твою мать! – вздыхаю я, вспоминая собственные приключения. И ухватив горящие щеки обеими руками, гоню прочь надоедливые картинки, заботливо подкинутые моей памятью.

И только поздно вечером, уложив Роберта спать, понимаю, что больше не могу сдерживаться. Выхожу на балкон и, усевшись в ротанговое кресло, закрываю глаза. Пытаюсь унять дрожь, охватившую тело, и будто наяву вижу своего мимолетного любовника. Загорелый мужик с темными волосами до плеч и нахальной улыбкой аккуратно сводит меня по ступенькам вниз. Я чувствую, как моя ладошка надежно покоится в широкой ладони. Поправляю сумку, спадающую с плеча, убираю прядь волос за ухо и корю себя «Что же ты творишь, идиотка?».

Но что поделать, если этот самый мужик привлек мое внимание сразу?

«Когда еще, как не сейчас? – отмахиваюсь я от собственной совести. Никому ничего не должна. С Кириллом мы разводимся. – Сразу как приеду, подам документы. Детей у нас нет, значит, брак должны расторгнуть быстро!»

– Ты случайно не замужем? – хрипло интересуется мой новый знакомый. – А то для меня замужние бабы – табу.

– Уже нет, – улыбаюсь я, считая развод с Кириллом делом решеным. – А ты не женат?

– Развелся пару лет назад, – ухмыляется он и, подойдя к стойке регистрации, объясняет портье. – Нам с женой нужен номер. Я оплачу сутки, а если ситуация с вылетом не изменится, продлю.

– Конечно-конечно, – бормочет тот и, забрав наши паспорта и деньги, выдает маленький ключик.

– Прям как от коморки папы Карло, – смеется мой новый знакомый и, распахнув дверь, входит первым. Деловито осматривается по сторонам и зовет меня. – Добро пожаловать, кукленок!

Я делаю шаг в узкую темную комнату и чувствую, как последние силы покидают меня, осмотрительность тоже.

– Давай поваляемся, – предлагает мне мой новый приятель, – а потом поужинаем в итальянском ресторане, – бурчит, давно все решив. За себя. За меня. Он в полшага оказывается рядом и, зацепив пальцем за бретельку, осторожно спускает ее с моего плеча. Затем забирает у меня сумку и отбрасывает прочь. Тянет вниз вторую лямку, опуская топ все ниже и ниже, до самой талии. Совершенно спокойно расстегивает бюстгальтер и будто спелый плод взвешивает на ладонях каждую грудь.

– Какая же ты красотка, кукленок, – жарко шепчет мне на ухо и, наклонившись к моей груди, цепляет губами сосок. Слегка сжимает, не причиняя боли. И я чувствую, как меня пронзает электрический разряд. Красивые мужские пальцы скользят по груди, а язык облизывает сосок. И я снова чувствую себя растерянной и в то же самое время жду продолжения. Без лишних слов и эмоций. Просто секс с незнакомцем. Когда кроме физического наслаждения ничего не надо. Нет обязательств. Разговоров о любви и верности. Встретились и разошлись, навсегда запомнив моменты близости. Я запускаю пальцы в каштановые мягкие волосы и чувствую, как сильные руки приподнимают меня и укладывают на постель. Опытные пальцы поднимают вверх короткую джинсовую юбку и отодвигают в сторону белое кружево трусиков.

– Как тебя увидел, так сразу и захотел, – шепчет мне на ухо этот нахальный и невероятный мужик, проводя ладонью по…

Я вздрагиваю и открываю глаза. Смотрю невидящим взглядом на большой Косогоровский двор, ухоженные клумбы и газоны и пытаюсь взять себя в руки. Унять дрожь и избавиться от ярких назойливых воспоминаний. Сколько раз я прокручиваю в мозгах этот фильм? Сколько раз будто наяву вижу моего самого отпадного любовника? И как быть, если почти каждую ночь отдаюсь ему? Я честно пыталась забыть о нем и нашем двухдневном романе. Даже как-то раз сходила на свидание с Алексом. Но куда всем сосункам до этого типчика? Алексу, Кириллу, другим ровесникам! Никто не дотягивает. Харизмы не хватает и такого спокойного отношения к жизни, когда ты берешь все, что захочешь. И наигравшись, идешь дальше. Мы расстаемся не попрощавшись. Выходим из отеля любовниками, обедаем в ресторанчике и весело болтаем ни о чем. Но при регистрации на рейс получаем места в разных концах самолета. А прилетев домой становимся и вовсе посторонними людьми. Мой красавец-любовник, выйдя одним из первых, быстро получает багаж и уходит прочь. Я еще с минуту смотрю ему в спину и шепча про себя слова прощания. Все заканчивается, и мимолетный роман тоже. Но мне почему-то кажется, что меня использовали, а потом отшвырнули прочь. На душе становится гадливо.

«Но ладно, проехали! Зато есть, что вспомнить! Хоть предохранялись! – думаю я, вспоминая тот самый раз в душе, когда о защите забыли. Но я ни о чем не жалею. Вот ни капельки! Нужно жить дальше. Перестать прокручивать в своей башке фильмы с одним и тем же главным героем. И честно говоря, я уже не знаю, где правда, а где мои фантазии. И как отделить их друг от друга я тоже не представляю. Я вглядываюсь в темноту двора. Бесцельно пялюсь на белые светильники, расставленные по газонам и стараюсь выровнять дыхание.

«Спокойно, девочка, – шепчу я себе. – Спокойно. Все закончилось и обратно не вернется. Перестань мечтать и фантазировать. Ты же взрослая женщина и мать. Хватит вспоминать, Ольга, – приказываю самой себе и, решительно встав, иду в комнату. Любуюсь сыном, раскинувшимся посреди кровати.

«Солнышко родное, – умиляюсь я, глядя на спящего ребенка. – Моя самая великая драгоценность!»

Я всматриваюсь в нежное детское личико, легко касаюсь губами маленькой пухлой щечки. И, захватив с края постели халат, иду в ванную, намереваясь смыть с себя напряжение прошедшего дня, а заодно избавиться от дурацких фантазий и несбыточных надежд.