Глава 2

Стамбул встречает меня теплым солнышком, легким ветерком и запахом кофе. Я бесцельно брожу по Старому городу и, поднявшись на Галатскую башню, любуюсь Босфором.

«Представляю, какой сейчас стоит стон до самого Цюриха, – усмехаюсь довольно. – Первый раунд за мной, Федор Ильич!»

Деньги у меня есть. Не привлекая особого внимания, я выгребла все проценты, начисленные на вклад. А там за пять лет брака скопилась немалая сумма.

«На какое-то время хватит, – вздыхаю я, рассматривая яхты и большегрузы, спешащие из Черного моря в Средиземное и обратно.

Тяну кофе из высокой прозрачной чашки и пытаюсь собраться с мыслями. Куда ехать? Чем заниматься? Денег на первое время хватит. Но хочется встать на ноги. Пусть на хромые, но свои.

Лучше потеряться где-нибудь в большом городе. Вернуться в Россию и обосноваться в Москве или в Питере.

«Питер! – вспыхивает в голове красная лампочка. – Прекрасный вариант. И пусть там нет никого из знакомых, но это и неважно, – думаю я, покупая билет до Санкт-Петербурга. И как только оплата проходит, телефон заливается трелью. Жанка! Только она одна знает этот номер.

– Ты где, Полина? – рявкает в трубку, не поздоровавшись. – Мать в конвульсиях бьется, а твоего любимого папашу сейчас удар хватит. Какого лешего удрала от Федюльки?

– И тебе привет, дорогая, – меланхолично бросаю я, собираясь заказать себе еще пахлавы и чашку капучино. Гулять, так гулять!

– Что на тебя нашло? – сурово спрашивает Жанка. – Устроила тут кордебалет…

– Федор Ильич решил меня торжественно оплодотворить, – шепчу в трубку, ловя на себе изумленные взгляды туристов.

– Старый урод! Ты все правильно сделала, систер, – выносит вердикт Жанка. – Где ты сейчас и что думаешь дальше делать?

Я мысленно закатываю глаза. Отделаться от сестры мне еще никогда не удавалось. Жанка младше меня на два года. Но с самого детства отлично научилась тянуть из меня жилы, деньги и информацию…

– Ты там уснула? – настырно выдергивает меня из размышлений сестра.

– Нет, – вздыхаю я. – Просто думаю. Хочу обосноваться в Питере.

– На фига?! – возмущенно фыркает Жанка. – Или у тебя там кто-то есть?

– Кто? – устало бросаю я, понимая, куда клонит сестрица.

– Ну, мужик какой-нибудь…

– Ну что ты мелешь? – цежу я, стараясь холодным тоном осадить зарвавшуюся сестру. Но ее этим точно не проймешь.

– Так, – решает она за меня. – Прилетай ко мне в Никитск. Жить будем вместе. Я тут квартиру снимаю. Расходы пополам. Работу тебе найду.

– Спасибо, – глотая слезы, шепчу я. – Но какую еще работу? Я же пять лет дома просидела…

– А какая клуша у нас окончила медучилище и получила диплом фельдшера-акушера? – бухтит мне в ухо сестрица.

– Ну, я, – признаюсь, как на допросе. – Только, Жанна, мне нельзя официально работать. Меня тогда муж в два счета вычислит…

– А я тебе о чем! – нетерпеливо вскрикивает сестра. – Ты можешь работать доулой, Поля! До-у-лой!

– Как это? – будто не понимаю я.

– Да ты пойми, – втолковывает мне Жанка. – Это же великолепный шанс совместить два твоих образования. Тем более, у меня есть знакомые в этой области. Приезжай ко мне в Никитск. Хата есть, работу тебе найду. Что еще надо?

«Действительно, – думаю я, не сводя задумчивого взгляда с Босфора. И погуляв пару дней по Питеру, лечу к сестре.

Жанка встречает меня в аэропорту. Располневшая и жизнерадостная. И только дома, приложив руки к животу, хвастается.

– Кто-то залетел!

Весело смеется, а потом добавляет заговорщицки.

– Знаешь, кто отец ребенка? Сам Назарет… Он такой крутой, Полька, очешуеть! Богаты-ы-ый! Круче твоего Шмелева.

– Ты выходишь замуж? – спрашиваю я, как наивная дурочка. – Смотри, не обожгись…

– Нет, пока о свадьбе речь не идет. Меня и так все устраивает. Назарета тоже. Я у него иногда остаюсь. Поэтому хата в твоем полном распоряжении. Только мужиков сюда не води. А то хозяйка строгая. Выгонит нас с тобой, да еще на меня Назарету нажалуется.

– Ну, какие мужики, – вздыхаю я, проклиная сестрицу за ее дурацкие шутки. – Мне бы со Шмелевым развестись и в себя прийти.

– Ладно-ладно, – театрально вздыхает сестра. – Пойдем, покажу тебе квартиру. Тут есть на что посмотреть.

Как по мне, привыкшей к напускной роскоши Шмелевского дома, квартира отделана скромно. Материалы, конечно, все дорогие, но подобраны с умом и вкусом. Просторные комнаты оформлены в стиле хай-тек. Много света и стекла. И я неожиданно понимаю, что именно этот стиль, а не вензеля с завитушками, мне нравится больше всего.

– Ну, как тебе хата? Жить можно? – ухмыляется сзади Жанка. Мы с ней совершенно не похожи. Сестра у меня крепко сбитая боевая девица. Вся в папу. А я в мамину породу. Там все худые и скромные. Вот только грудь у меня на размер больше. И это еще с подросткового возраста самая главная Жанкина печаль.

Всматриваюсь в круглое щекастое лицо и огромные черные глазища. Даже беременность никоим образом не повлияла на сестру. Как была амбалом в юбке, так и осталась. Только будущее материнство сделало сестру немного помягче. Или это гормоны играют.

– Как же я рада, что ты ко мне приехала! – вопит она, сграбастав меня в охапку. И шмыгает носом, смаргивая непрошенные слезы. – Я тут совсем одна. Назарет, конечно, нянчится со мной, как с маленькой. Но мужик… Сама знаешь, что с него взять?

– А мама знает? – спрашиваю настороженно.

– Нет пока, – отмахивается Жанка. – Ты ей ничего не говори, пожалуйста! Начнет свои советы дурацкие давать. Мне от них – хоть на стенку лезь. Сама скажу, ладно?

– Хорошо, – пожимаю я плечами, стараясь сосредоточиться на личных проблемах. Не понаслышке знаю про причуды беременных. Одной душно, другой – скучно, а третьей дают не те витамины… А тут родная сестра. Случись что, меня обвинят…

– Занимай любую комнату, – машет рукой Жанка. – Я здесь редко ночую. Чаще у Назарета остаюсь. А сюда днем приезжаю. Задыхаюсь в его дурацкой крепости. Прислуга шныряет туда-сюда. Бойцы по всему дому шастают. Ржут как кони… Мне так спокойнее.

– Ты не работаешь? – интересуюсь удивленно.

– А зачем? – равнодушно пожимает плечами Жанка и добавляет хвастливо. – Назарет богаче твоего Шмеля. Только помоложе в два раза. Он ничего для меня не жалеет.

– Рада за тебя, – равнодушно бросаю я, заходя в небольшую комнату. Она немного отличается от других. На стенах вместо безликой венецианской штукатурки бледно-розовые обои в мелкий желтый цветочек. А из окон открывается изумительный вид на парк. Я как завороженная смотрю на величественный фонтан с мускулистыми торсами, на колесо обозрения и каскады водопадиков, сбегающих рядом с высокими ступеньками.

– Так и знала, что ты выберешь эту комнату, – хмыкает сзади сестра. Обводит руками нехитрую обстановку: плюшевый розовый диванчик, белый шкаф, такие же стол и комод. – Мне она напоминает девичью светелку, – морщится Жанка.

– После Шмелевского ампира тут глаз отдыхает, – без всякого умысла говорю я. – Честно говоря, я любой помощи сейчас рада. Ты меня просто выручила! – кидаюсь к сестре на шею.

– Ну что с тобой делать? – вздыхает она. – Свои мозги не вставишь. Сидела бы за дедушкой Федей как за каменной стеной. Деток бы ему нарожала. Денежки бы все к рукам прибрала. Вон, посмотри на шоу-биз! Там таких примеров выше крыши! А Федюльку бы схоронила, нашла бы нового мужика…

– Жанна, – яростно взмахнув руками, выворачиваюсь из объятий. – Да, не хочу я детей от Федора Ильича! Зачем рожать заведомо больного ребенка? Понимаешь? Меня от Шмелева тошнит! Зачем обрекать малыша на жизнь с отцом-деспотом?

– Так вы же спали до свадьбы? – удивляется сестра. – Тогда же не тошнило? И ты его считала добреньким старичком…

– Да я и сама не поняла, как оказалась с ним в одной койке, – сокрушенно бурчу я. – Я тебе сто раз рассказывала!

Отхожу к окну, вытираю ладошкой слезы и снова оказываюсь в уютном ресторанчике в Карловых Варах. Небольшое полуподвальное помещение со старинными кирпичными сводами и тусклыми фресками кажется мне сказочным антуражем. Ресторан закрыт для остальных посетителей. И в мою честь играет квартет, спрятавшийся в одной из арок.

– Надоела толпа. Невозможно поговорить спокойно, – морщится Федор, беря мою ладошку в холодные руки. С холеного лица сходит пренебрежительная гримаска и появляется самая доброжелательная в мире улыбка. – А мне хочется узнать, как у тебя дела? Как себя чувствуешь? Врачи, конечно, докладывают мне каждый день о твоем здоровье…

– Спасибо вам, Федор Ильич. Все хорошо, – лепечу я, даже не пытаясь вытащить руку из захвата Шмелева. – Стараюсь сама ходить. Физиотерапевт говорит, что нужно побольше двигаться.

– Ногу сильно не напрягай, котенок. Пока не окрепла, лучше пользоваться креслом, – кивает он на мою инвалидную коляску и, повернувшись к официанту в строгом фраке, делает заказ.

Суп в булке… седло оленя… утка в брусничном соусе…

– Я столько не съем, – шепчу тихо. – Мне бы салатик и сок.

– Ты должна хорошо питаться, – нравоучительно замечает Шмелев. – Придется мне проследить…

Естественно, он давит на меня своей опекой. Лучшие врачи и массажисты. Бесконечные огромные букеты, которые доставляют в мою палату ежедневно. И в каждом записочка «Не грусти, котенок!».

Хочется послать Федора Ильича куда подальше. Но я не могу себе этого позволить. Не имею прав. Еще не хватало упасть на руки родителям неходячей колодой! Если верить Шмелеву, он поставит меня на ноги. И честное слово, я могу потерпеть его прикосновения и мелкие презенты, лишь бы он и дальше спонсировал мое лечение. Да и какой дурак откажется!

Если вдуматься, то сам Шмелев и не виноват в ДТП. Это Миша, его водитель, гнал на всех скоростях к роддому. Другой бы даже первую операцию оплатить не соизволил. А Федор с присущей ему педантичностью контролировал все три и давал жару врачам в больницах. Нашим вообще пришлось несладко. Но и немцам досталось…

Тихий ужин с неспешной беседой запомнился мне во всех деталях. Тонкие шутки Шмелева, какие-то байки, которые он травил, войдя в раж. Помню, как мы вышли из ресторанчика.

– Хороший день, – как мальчишка улыбнулся тогда Федор Ильич. – Не хочу, чтобы он так быстро заканчивался…

– Мне нужно возвращаться, – пробормотала я, поправляя плед на коленях.

– Сейчас поедем в санаторий, – улыбнулся Шмелев, берясь за ручку кресла-каталки. Оно у меня, стараниями Федора Ильича, новороченное – с электроприводом и с устройством для пересаживания. Очень удобно.

«Где б ты была, если бы не Шмелев? – думаю я по дороге в санаторий. – Валялась бы дома и не знала, как выйти на улицу!»

Я в который раз поднимаю глаза к небу и благодарю Господа, что он не оставил меня. И пусть иногда Федор Ильич раздражает своей гиперопекой, но я готова до конца жизни молиться за здоровье этого человека.

– А у меня здесь квартира, – простецки кивает Шмелев на роскошную высотку. – Отличный вид на набережную. Давай поднимемся на минуточку, время еще есть! – с азартом решает он. – Согласна, котенок?

Послушно киваю. Не хочу обижать старика отказом. За время болезни я сильно привязалась к нему. И если честно, полюбила как родного дедушку, которого у меня никогда не было. Да и кто бы еще так нянчился со мной?

Панорамный лифт бесшумно несет нас на шестой этаж. Федор Ильич ввозит меня в просторный пентхаус, украшенный статуями и лепниной. Помогает встать на ноги и осторожно ведет к окнам. Чувствую, как его руки крепко сжимают талию, и ловлю себя на неожиданной мысли.

«И почему я решила, что он старый дед? Крепкий красивый мужчина!»

Федор Ильич подводит меня к эркеру, откуда виднеется река и набережная, сверкающая огнями.

– Так тебе будет удобнее, – говорит Шмелев, помогая мне снять тонкий пуховичок. Ощущаю себя безвольной куклой в его руках. Нет, не так… Чувствую себя женщиной, укутанной заботой любящего мужчины. Пусть только на несколько минут. Пусть только в моих глупых мечтах…

Федор Ильич кидает мою куртку на соседнее кресло. Следом летит его кашемировое пальто.

– Давай помогу сесть, – заботливо предлагает он и, придвинув широкое кожаное кресло с высокой спинкой, легко и непринужденно берет меня на руки. У меня не хватает смелости ойкнуть, как я оказываюсь на коленях у своего спасителя. Жадные руки уверенно путешествуют по всему телу. А тонкие губы быстро накрывают мои. Язык вторгается в рот, обшаривая там все закоулки. Нужно вырваться и потребовать отвезти меня в санаторий. Но вместо этого я обвиваю руками шею Шмелева и позволяю ему расстегнуть блузку. Чувствую, как его холодные пальцы проникнув под тонкую ткань, а затем и под кружево бюстгальтера, мягко и нежно сжимают мою плоть. Умом понимаю, что это безумие нужно прекратить, но не двигаюсь с места, неожиданно ощущая небывалый восторг. По телу бегут мурашки, а внутри пульсирует жгучее желание.

– Скажи мне «да», – шепчет на ухо Федор Ильич и смотрит выжидательно, немигающим взглядом напоминая хищника.

А когда я киваю, с рыком победителя несет меня в спальню.

Для меня до сих пор остается загадкой, как я могла вот так запросто отдаться Шмелеву. Но той ночью в его объятиях мне было так сладко! А утром за завтраком Федор Ильич надевает мне на палец кольцо с бриллиантом.

– Как честный человек, я должен на тебе жениться, – заявляет он непререкаемым тоном.

А через две недели, забрав меня из чешского санатория, перевозит в свою московскую квартиру.

– Мы поженимся в начале июня. Выбирай любую дату до пятнадцатого числа, – заявляет он, не давая мне вставить даже слово. – Все под контролем, котенок. Я советовался с астрологами. Сейчас самый благоприятный период. Если хочешь, давай вместе посмотрим в календарь…

И сам же назначает свадьбу на десятое июня. Внутри меня все замирает.

Не хочу! Не могу! Не буду!

Но я даже заикнуться боюсь о разрыве помолвки. Ежесекундная трогательная забота напрягает. Но в голове постоянно бьется мысль «А кому ты нужна, калека?!».

В день свадьбы меня с утра накрывает истерика.

– Мамочка, – рыдаю я на груди у матери. – Увези меня отсюда, пожалуйста! Я не люблю его!

– Да кто еще так с тобой носиться будет, Полька? Кто на тебе, покалеченной, еще женится? – оторопело смотрит на меня мать и вздыхает горестно. – А Федор Ильич – мужчина порядочный. Да и ты его обнадежила. Это все предсвадебные волнения, дочка. Возьми себя в руки…

– Вон, здоровые девки найти себе мужика не могут, – фыркает Жанка. – А у инвалидки вообще шансов нет никаких. А ты такого деда богатого отхватила! Помрет вскорости, все тебе достанется…

– Жанна, – одергивает сестру мать.

– А что я такого сказала? – фыркает она. – Это же правда!

– Полина, – просит меня родительница. – Столько денег потрачено. Люди уже собрались. Ну, не захочешь жить с Федором Ильичом, разведешься. Он же тебя насильно рядом держать не станет. Но, милая, – обнимает меня мама. Прижимает к себе. – Трудно даже здоровой женщине найти такого любящего мужчину. Федор Ильич с тебя пылинки сдувает. Боготворит.

Всхлипываю, наблюдая, как мать поправляет на моей голове тиару с бриллиантами. Стою как вкопанная, опираясь на спинку стула, когда она одергивает фату, купленную во Франции.

– Надевай туфли, и пойдем, – лихо командует Жанка.

Хочу закричать. Прогнать мать и сестру прочь. Убежать куда глаза глядят. Но не двигаюсь с места, осознавая неоспоримый факт. Мои близкие правы. До выздоровления еще очень далеко. И вряд ли я смогу ходить самостоятельно. И что меня ждет без поддержки Федора Ильича?

Не успеваю ответить самой себе, когда дверь распахивается, и в комнату, будто вихрь, врывается Шмелев. В темно-синем костюме от Бриони, с белым галстуком и таким же цветком в петлице.

– Ты готова, Аполлинария? – весело осведомляется он. – Какая же ты красивая сегодня. Глаз не отвести.

– Спасибо, Федор Ильич, – шепчу, собираясь в последний момент отказаться от свадьбы. – Но я…

– Ты что такая печальная? Болит нога? – спрашивает он обеспокоенно и строго смотрит на мою медсестру, сидящую в кресле у дальней стены. – Вы сегодня кололи Аполлинарии Михайловне обезболивающее? Или ждете от меня указаний?

– Но она не говорила… – пытается возразить та.

– А вы сами не видите? – рычит Шмелев, настойчиво подводя меня к кровати. – Не терпи боль, любимая, – шепчет он, приподнимая подол платья, и строго велит моим матери и сестре. – Выйдите, пожалуйста.

– Платье помнется, – пытаюсь воспротивиться я. – Я потерплю, – заверяю торопливо, боясь, что будущий муж догадается об истинной причине моих слез.

– Ерунда, – хмыкает Федор Ильич. – Принцесса Диана выходила замуж в ужасно мятом платье. И ее видел весь мир. А у нас домашняя церемония.

Чувствую, как в мышцу вонзается игла, и вместе с болью от укола в моей пустой башке бьется простая до безобразия мысль.

«Все! Клетка захлопнулась!»

Шмелев помогает мне сесть на постели. И откинув в сторону трехслойный подол свадебного платья обнажает мои ноги чуть ли не до самых трусиков. Спокойно надевает мне на ноги туфли. По-хозяйски проводит ладонями по белым чулкам, каждым движением давая понять, что отныне я полностью принадлежу только ему. Послушная жена состоятельного мужчины.

– Сладкая моя, – шепчет хрипло и, осмотрев меня жадным взглядом, интересуется насмешливо.

– А где колье, что я тебе подарил? Отдала сестре или загнала в ломбард?

– Нет, оно в сейфе, – лепечу я. – Мне кажется, изумруды плохо сочетаются с диадемой.

– В них отражаются твои глаза, – улыбается Федор Ильич, мягко целуя меня в нос. – Уважь мужа, котенок. Сегодня твой день, и ты должна блистать на все сто!

Киваю, зная, что Шмелев все равно настоит на своем.

Покорно подставляю шею под тяжелое ожерелье. Замочек щелкает, впуская в душу студеную безысходность.

«Это конец. Теперь я полностью во власти мужа. Не вырваться, и никогда не обрести свободу!»