Глава 8

Олеська без умолку болтала, прижимаясь ручонками к широким бокам Гаранина. А он под смех и визг пассажирок закладывал на узкой дороге крутые виражи, поднимая вверх белые пушистые волны снега. А когда добрались до горки, выяснилось, что Павка с Любой прихватили настоящие санки: тяжелые, с деревянной резной спинкой и толстыми полозьями. В них уже усаживалась вместе с детьми Люба, дородная глазастая женщина в платке и потертой дубленке, когда, спрыгнув с вездехода, к санкам подбежала Олеся.

– А ты в другой раз, – скомандовала Люба. – Все не поместимся!

Света почувствовала обиду за девочку и, наклонившись к Олеське, объяснила:

– Мы сейчас на волокуше поедем. Она легкая и быстрая!

– Эти санки мой дедушка делал, – печально вздохнула малышка. – Витька с Данькой катаются, а мне почему нельзя?

– Кто сказал, что нельзя? – удивился Гаранин, когда тяжелые сани двинулись вниз по накатанной поверхности. – Не вздумай реветь, иначе сейчас домой отвезу, – пригрозил он и, присев на корточки, слегка ущипнул девочку за нос и тихонько добавил: – Мы пока на волокуше, а потом поменяемся. И ты съедешь на санках с горки. Идет?

Олеська радостно кивнула и бросилась к пластмассовому «тазу».

– Подожди, – упредил ее Арсений. – Сначала я, затем Света и ты.

Они уселись друг за дружкой и покатились вниз под крики и вопли поднимавшихся на гору Любы и детей.

– Мама, мама, мы тоже так хотим! А санки тяжелые!

– Дайте и нам прокатиться!

Гаранин в ответ заорал «Йо-хо-хо!» и пронесся мимо, а Олеська пробормотала тихонечко: «Ничего мы вам не дадим!». Волокуша проехала по накатанному снегу, а потом, словно получив ускорение на трамплине, резво плюхнулась в рыхлый снег, погружая своих пассажиров с головой в сугроб. Света одним движением выдернула из белого плена Олеську и сразу поставила на ноги. А потом забултыхалась сама, будто что-то мешало встать на ноги. Она почувствовала, как неведомая сила потянула вниз, в самую снежную гущу, попыталась вырваться, но крепкие руки не отпускали и увлекали дальше в сугроб.

«Гаранин, чтоб тебе!» – хмыкнула она про себя, перестав сопротивляться. Арсений тут же поставил ее на ноги и принялся отряхивать. Света огляделась по сторонам. В двух шагах от нее заливалась от смеха Олеська, ее маленькие неприятели вместе с матерью с любопытством следили, чем кончится снежное противостояние. А вот Павел неподалеку беседовал с щуплым сутулым мужичком.

– Это наш участковый, – пробормотал Гаранин и, усадив Свету с Олесей на волокушу, быстро повез в горку.

– А я тебя ищу, Арсений Юрьевич, – протянул руку представитель власти. – Заходил к людям другой расы. Они же наблюдательные у нас, доложили, что ты с женой в Курыгино поехал. – И тут же с интересом уставился на Свету. – Назаров Аркадий Васильевич, местный участковый.

– Светлана, – улыбнулась она в ответ.

– Наслышан, наслышан, – радостно запричитал Назаров и заметил солидно: – Совет да любовь!

Света зарделась, а Гаранин заржал.

– Что хохочешь, как припадочный? – насупился Назаров. – Я же добра желаю.

– Так ты не на свадьбе вроде, – пробурчал Арсений, обнимая Свету. – Спасибо на добром слове. А зачем ты меня искал, Аркаша?

– Из-за кобыльего трупа, – почесал затылок участковый.

– Что? – не поняла Света.

– Из-за трупа туриста, найденного на Кобыльем острове, наш участковый вынужден ездить по деревням и опрашивать свидетелей, – перевел Гаранин и, улыбнувшись, уточнил: – Так?

– Ну да, – кивнул Назаров и добавил понуро: – Наша служба и опасна, и трудна…

– А я зачем понадобился? – хмуро осведомился Арсений. – Вроде все бумаги тебе сразу подписал…

– Так на жену твою посмотреть, – не смущаясь объяснил участковый. – Мы всех посторонних проверяем. Мало ли за кем следом наш труп приехал?

– А-а, – протянул Гаранин и поинтересовался ехидно: – Наш это чей?

– Вечно ты, Арсений, – хмыкнул участковый обиженно. – Приказано проверить все поселения на предмет чужаков.

– Так теперь Свету на допрос в Зарецк вызовут?

– Нет, – мотнул головой Назаров. – Она же тут не случайно оказалась, а специально к тебе приехала. И совсем не посторонняя. А наша!

– Ну и на том спасибо, – покивал Гаранин.

– Тут дело такое, – напустил на себя серьезность Назаров. – Проверяем группы туристов, что в эти дни бродили неподалеку, и местных жителей. Из наших никто не опознал, из туристов тоже.

– А кого опрашивали? – невзначай уточнил Арсений.

– Из Питера группа как раз пришла в Крушинино. В гостевом доме Свиридовых остановились. И одна группа из Казахстана – те дальше на Каргополь пошли, только одну ночь в Зарецке переночевали.

– А-а, – хмыкнул Арсений, прижимая к себе Свету. – Значит, и туристы его не знают.

– В том-то и дело, – обеспокоенно бросил Назаров и покосился в сторону Любы, наблюдающей за своими сыновьями и Олеськой, лихо съезжающими с горы на старых санках.

– Давайте чай пить! – закричала она. – У нас сало, вареные яйца и моченые грузди.

– А у нас бутеры с сыром и маслом, – добавил Гаранин. – И чай горячий в термосе.

– Под такую закуску бутылку бы, – размечтался участковый.

– А мы тебе про что? – захохотал Павка. – Сейчас для сугреву усугубим, а потом чайком с бутербродами заглянцуем. Оставайся, Аркадий Васильевич!

– Составлю вам компанию, – согласился тот солидно. – Грех не согреться дорогой.

– Только где расположимся? – непонимающе протянул Павка.

– Да тут рядом с горкой и устроим фуршет, – махнул рукой Арсений, переворачивая волокушу, дно которой оказалось подбито тонким листом алюминия.

Люба расстелила на образовавшемся «столике» потрепанную скатерку и достала из огромных саней, стоявших неподалеку, сумку с провиантом. Лошадка, впряженная в сани и слишком похожая на Звезду, покосилась на хозяйку умным карим глазом, но с места не сдвинулась.

– На, моя хорошая, – проворковала Люба, доставая из кармана сахар и пару конфет.

– Как ее зовут? – поинтересовалась Света, выкладывая из Гаранинского рюкзака бутерброды и термос.

– Луна, – хохотнула Люба.

– Красивое имя, – улыбнулась Света. – Звезда, Луна…

– И мать их Солнце, – добавила Люба. – Они с одного помета. Очень умные лошади.

Света оглядела «стол», ища, чем бы угостить лошадку. Но ее поиски не укрылись от Любы.

– Не корми ее, – предупредила Люба, – эта обжора готова все съесть, прям как пылесос, все схрумкает, до чего дотянется. Лучше детей позвать.

Света разлила по трем чашкам, притаившимся в термосе, огненный черный напиток и каждому из детей вручила чашку и бутерброд.

– Быстро ешьте и идите, – скомандовала Люба, а затем окликнула мужчин.

Застолье вышло недолгим. Да и что там пить на пять человек. Павка с заговорщицким видом вытащил из кармана куртки потертые медицинские пластмассовые мензурки и разлил в них водку. Одну мензурку протянул Свете. Она отказалась.

– Я водку не пью, – искренне повинилась она, про себя подумав, что и при детях не комильфо.

– Это точно твоя жена? – усмехнулся участковый.

– Нет, – скривился Гаранин. – Прибилась тут одна.

Все засмеялись шутке, а Света почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. От обиды, от злости, от беспомощности.

«Не дергайся, Светланка, – словно услышала она родной голос. – Все против твоего возвращения. Неспокойно сейчас. Пусть Сеня мелет что вздумается. Главное пока не высовываться. Пользуйся ситуацией».

– К тебе же все время кто-то прибивается, милый, – невинно вставила она, огладив Арсения по плечу. – Баб прям магнитом тянет. Вот и пришлось приехать, порядок навести.

– Да-а, обломался ты, Дергайкин! – загоготал Павка.

– Все! Послабление режима закончилось, – захихикал Назаров. – Как вы его вообще одного в наши края отпустили?

– Сенечка просился в тишине пожить, – развела руками Светлана. – Подумать! Кто же знал, что он тут так хорошо устроится?

Назаров захохотал, а Арсений, еле сдерживаясь, глянул на него пристально и осведомился ехидно:

– А ты уже все деревни объехал, Аркадий Васильевич? А то гляди, в своей избушке и заночуешь в Назарово. А там небось даже дров нету.

– Пора, пора, – спохватился участковый и, наскоро засунув в рот разлапистый кусок груздя, заторопился к стоявшему поблизости квадроциклу, оседлал его и умчался прочь.

Павка задумчиво глянул ему вслед и пробормотал недовольно:

– И так понятно, зачем турист этот на Кобыльем ошивался. Зачем по деревням мотаться? Пустая трата времени.

– Такой регламент, – пожал плечами Гаранин. – Все версии отрабатывают.

– Версия на самом деле одна, – насупился Павка. – Аркашка важничает и хочет показать, что не зря штаны в кабинете просиживает. Потом отчитаются, что предотвратили попытку взлома и что-нибудь про доблестного Бабая, установившего крепкие замки.

Гаранин ничего не ответил, лишь скривился.

– Вот я и говорю, что пока губернатор меры не примет, можем все потерять…

– Ты еще Министерство культуры всуе припомни, – хмыкнул Арсений и серьезно добавил: – Коли болтать меньше да добросовестно работать, то и сами справимся. И чужаков близко не подпускать…

Свете очень хотелось узнать про тайны Приозерного края, и она уже открыла рот, чтобы осведомиться у Гаранина. Но после такой отповеди передумала. И высвободившись из кольца Гаранинских рук, шагнула к Олеське, пытавшейся бросить снежок за шиворот одному из мальчишек.

– А давайте сделаем снежную бабу, – предложила детям. И попробовала слепить снежный шар. Но снег, рыхлый и пушистый от мороза, рассыпался в руках.

– Тогда ангелы! – провозгласила Света и, упав в снег, принялась энергично водить руками, а потом протянула ладонь Гаранину. Он потянул ее, помогая подняться, и с удивлением уставился на фигуру с крыльями, отпечатавшуюся на снегу. Дети тотчас последовали примеру его «жены». И даже Люба не удержалась и, пропустив для здоровья три мензурочки и тем самым выйдя из образа суровой барыни, плюхнулась в снег. Павка с Гараниным помогли ей встать. А потом принялись рассматривать образовавшиеся фигуры: три маленьких и две взрослых.

Света вполуха слушала разговоры мужчин и, сняв варежки, сжимала в руках комочек снега. Потом, дождавшись, когда он подтает, добавляла еще и еще, пока не набрался небольшой шар. Затем еще два. Она составила их один на другой рядом с деревом и выложила на миниатюрном белом личике черными мелкими веточками ротик, нос и глаза.

– Как думаешь, кукленок, – на ухо Свете пробасил Гаранин, когда она отошла в сторону и, словно скульптор, залюбовалась своей работой. – Как думаешь, – повторил он, прижимаясь к ней сзади, – баба тоже человек?

Строптивая лялька вывернулась из его объятий и бросила свирепый взгляд.

– Конечно! – фыркнула она, отталкивая его. – Женоненавистник!

– Тогда я отправлю в передачу «Очевидное-невероятное» письмо, что неподалеку от Курыгино обитает снежный человек, – заржал Гаранин.

Света, поняв, что ее разыграли, звонко расхохоталась. Ее смех, такой заразительный и чарующий, передался детям и Любе, а затем и Пашке.

– Хорошая женщина, – отсмеявшись, признал тот. – Я тебя заклинаю, Сеня, не упусти ее.

Гаранин из упрямства сморщил нос и, стукнув друга по плечу, бросил небрежно:

– Я тебе, Павлентий, не долбаный лебедь-однолюб.

Он собрался добавить еще пару гадких эпитетов про женский пол и тяжкую мужскую долю, когда, повернувшись вполоборота, заметил, что, воспользовавшись неразберихой, Олеська сама залезла в санки и пытается столкнуть их с горы. Она, усевшись на самый край, упрямо перебирала тоненькими ножками, обутыми в розовые сапоги. Но тщетно!

Девочке пришлось бы просидеть на горе еще долго, но в этот момент от поляны, где поселилась снежная баба, рванул Витька, а за ним Данька. И добежав одновременно до края горки, резко толкнули вниз массивную крашеную спинку. Тяжелые деревянные сани с железными полозьями, разгоняясь, заскользили вниз, напугав Олеську. Она закричала от страха, повернулась, ища помощи у взрослых, одновременно пытаясь тормозить ногами. Гаранин, увидев, как Света стремительно бросилась догонять злосчастные санки, рванул следом, надеясь лишь в самом конце горки поймать и санки, и Олеську. Он прекрасно понимал, что ничего страшного произойти просто не может. Сани заедут в сугроб, и, вероятно, сама Олеська окажется по горло в снегу. Подумаешь!

Но девчонка почему-то продолжала голосить и тормозить ногами. Испугалась высокой горки? Гаранин понятия не имел, что на нее нашло. А раздумывать было некогда. Сани на бугорке вильнули в сторону и, перевернувшись, боком заехали в снежную стену наста.

«Ну и хорошо», – про себя хмыкнул Арсений, втайне радуясь, что не придется бежать до конца горки. Он замешкался на половине пути, раздумывая, повернуть обратно или все-таки помочь Свете вытащить Олеську из сугроба, когда услышал плач, неутешный и надрывный.

«Наверное, нога под полозья попала, – испугался Гаранин, проклиная в душе дурацкую затею с санками. – И что теперь делать? Куда бежать с перебитой ногой? В Зарецк мчаться?»

Он даже рассердился на свою неуемную подругу, пригласившую Олеську на горку.

– Вечно все не слава богу», – пробормотал он себе под нос, вспоминая, как Марина постоянно попадала в какие-то нелепые ситуации. А подбежав и склонившись над девочкой рядом со Светой, увидел покореженный полозьями сапог.

– Что с ногой? – рявкнул испугавшись.

– Цела. Крови нет, – пробормотала Света, доставая из испорченной обувки Олеськину ступню и деловито ее ощупывая.

– Где болит, малыш? – попыталась отвлечь Олеську от плача.

– Нигд-е-е, – затянула та. – Сапожки жалко! Меня теперь Сеня поругает! Это его сапоги-и-и!

– Ты теперь в розовом фигуряешь? – хмыкнул сзади подошедший Павка и расхохотался.

– Не стану я тебя ругать, – пробормотал Гаранин. – Вот только новые купить не получится. В Крушинино забрали последнюю пару.

Девочка всхлипнула горько. Арсений, потянув ее за руку, одним движением закинул Олеську себе на спину.

– Держись, – приказал он. – Погуляли и хватит. Теперь придется тебе в ободранных сапогах ходить. Ну хоть одна радость, испорченную обувку Надька не пропьет.

Олеся горестно вздохнула, словно всем печальным видом говоря: «Плавали, знаем!», а потом завоображала, оказавшись за спиной Гаранина, и показала мальчишкам язык.

Уже попивая чай у Надежды и слушая ее причитания по поводу сапог, Арсению вдруг пришло в голову, что, если бы не лялька, фиг бы он отправился кататься на волокуше, да еще и с Олеськой. И про сапоги даже поинтересоваться не додумался бы, справедливо полагая, что прошлой осенью купил новые. Гаранин перевел взгляд на Свету, рассматривающую испорченную обувку вместе с Олеськой. Он уже собрался осведомиться, что они затевают, когда в избу ввалились жившие по соседству Генка с Петькой и потребовали налить по чарочке. За компанию пригубил и сам Гаранин. Надежда предложила Свете, показывая на бутылку:

– Будешь?

– Нет, – отмахнулась та.

– Значит, повезешь нас домой, – принял решение Гаранин.

– Тут нет ГАИ, милый, – деланно улыбнулась она.

– Зато у тебя есть инстинкт самосохранения, – хмыкнул Арсений и добавил едко: – Ты ж вроде долго со стритрейсером жила. Неужели нет желания погонять?

Света почувствовала, что еще минута – и она его ударит. Но пришлось сдержаться. Из-за заплаканной Олеськи и трех пар сальных глаз, наблюдающих за ней с любопытством.

– У меня-то он есть, – процедила Светлана, – а у тебя, похоже, совсем отсутствует!

Гаранин подскочил к ней и при всех впился в губы поцелуем, а потом, усевшись на деревянную лавку около стола, принялся обсуждать с мужиками, как правильно строить ледовые ловушки для рыбы. Света немного поиграла с Олеськой в куклы, а потом задремала, сомлев от выпитого чая с травами и жарко натопленной печи.

Она проснулась от хриплого шепота Гаранина, водившего по ее лицу кончиком ее собственной косы.

– Просыпайся, маленькая. Домой пора.

– Вон как его проняло, – хмыкнул Генка, кивая лысой башкой на входную дверь, за которой только что скрылись Гаранин и Света.

– Ну говорят же, что жена, – кивнул Петька и потер заросшую щеку. – Он даже когда с Маринкой гулеванил, таким веселым не был.

– И в церквушке не целовался, – скривился Генка. – Вот тут его слабое место. Баба эта!

– Ну и что? – отмахнулся Петька. – Может, добрее станет, а?

– Сомневаюсь, – пробурчал Генка и покосился на окно, из которого прекрасно просматривался двор, Надежда в накинутом на плечи тулупчике и Олеська, прыгающая вокруг Светланы, в старых латаных валенках.

– Украсть ее надо, – яростно прошептал Генка, махнув рукой в сторону окна. – И потребовать выкуп.

– Кого украсть? – пьяненько изумился Петька и на всякий случай уточнил: – Олеську?

– Околеську, твою мать, – ругнулся Генка в нетерпении. – Светлану эту. Арсений тогда точно шелковым станет.