Я живу в небольшом поселке, а работаю медсестрой в областном центре. Каждый день вот уже несколько десятков лет добираюсь в свою поликлинику полтора часа на электричке. Помню, в моей молодости, вагоны всегда были переполнены – ни одного свободного места. Нередко пассажиры ездили даже стоя. Сейчас в век, когда у каждого второго есть личный автомобиль, электрички курсируют практически пустыми, два-три человека на весь вагон – садись куда хочешь.
Как-то так повелось, что по утрам, когда я еду на работу, я всегда интуитивно сажусь против движения. Все, что мелькает за окном отдаляется от меня. И это правильно, ведь я уезжаю оттуда, где остается мой родной муж, мои любимые детки и чудесная внучка, я, так сказать, отдаляюсь на некоторое время от чего-то дорогого моему сердцу. Разглядываю в окошко, удаляющийся от меня поселок и мечтаю, как вечером буду возвращаться обратно – к своей семье. Туда, где меня ждут и любят. Возвращаясь с работы, я сажусь по направлению движения электрички, чтобы все, что я вижу, приближалось ко мне. Так желанный путь домой кажется быстрее.
Однажды я ехала со смены очень уставшая. Я понимала, что дома вечером мне не удастся вздремнуть (ведь надо приготовить ужин и всем членам семьи уделить внимание), я прислонилась головой к стеклу и попыталась уснуть. Но спать в дороге все-таки неудобно. Через полчаса попыток скоротать время сном, я поняла, что ничего не выйдет и открыла глаза. Передо мной сидела красивая, хорошо одетая и, по всей видимости, до мозга костей городская девушка. На руках она держала младенца, бережно укутанного в одеяльце. Молодежь давно не пользуется этим видом транспорта, такие ухоженные юные дамы ездят исключительно на машинах. Я даже вздрогнула от неожиданности ее появления.
Я ехала домой. А куда ехала она спиной к пейзажу? Получалось, что она уезжала… Даже убегала… Или из дома, иди от кого-то…
Мне захотелось рассмотреть попутчицу, понять выбор ее места. Так, баловство… Может быть, оно сгладит однообразие за окном. Русые, крашенные волосы с отросшими корнями, серые большие глаза, поведенные черным карандашом впопыхах, бледные щеки с подтеками туши, малюсенькая стильная сумочка на острых коленях. Возраст? Непонятно. Двадцать-тридцать лет. Сейчас девушки в этом возрастном диапазоне выглядят примерно одинаково.
По щекам попутчицы текут слезы, пухлые губки сжаты, пальчики с отросшим маникюром дрожат. Она то и дело достает мобильный телефон, будто бы порываясь кому-то позвонить или написать. Достает и снова кладет в карман джинсовой курточки.
– Ты уезжаешь от НЕГО? – вдруг слышу я свой собственный голос. Клянусь, я не хотела вести себя так бестактно: вступать в разговор с незнакомым человеком, сразу на ты, задавать такие беспардонные вопросы… Это вырвалось как-то само собой.
– Да, я сбежала от мужа! – вдруг очень охотно вступает в диалог девушка. – Понимаете, мы с Артемом оказались совершенно разными. Мы с первого класса сидели за одной партой, дружили со школы, любили друг друга так искренне, я ждала его из армии. Он вернулся – мы сразу поженились. Артем души во мне не чаял. Запланировали ребеночка. Но после рождения дочки, как по мановению волшебной палочки, муж вдруг изменился. Он стал задерживаться на работе, он постоянно чем-то недоволен. Его раздражают эти пеленки, соски и ночные кормления. Я думала, что он будет любить нашу дочку… Да нет, он ее любит, без сомнения… Но он требует повышенного внимания к себе, в то время, когда я вообще ничего не успеваю. Я стараюсь быть примерной супругой. Стараюсь совмещать обязанности матери и жены. Я всегда, когда он приходит, тут же кидаюсь варить пельмени. А он недовольно вскидывает бровь: «Опять пельмени?» Если бы вы знали, как меня раздражает эта вскинутая бровь! Когда мне готовить полноценный ужин? Малышка постоянно плачет, чего-то хочет. У меня режим: кормления, гуляния, игры. Когда она спит, я стираю пеленки, варю кашку. У меня совсем нет времени убраться в квартире, заняться собой. Естественно я избегаю близости с ним, потому что устала и потому что мне кажется, что я плохо выгляжу. Артем ушел спать от нас с дочкой в другую комнату. Он совсем не понимает меня, думает, что я плохая жена. А я не могу иначе. Я разрываюсь между дочкой и мужем… Сейчас я еду к маме в деревню. Я уехала молча, ничего не объяснив… Я думаю, так будет лучше для всех…
Мгновенно у меня в голове вспывают воспоминания… Я – юная мама с грудным младенцем на руках, мой молодой муж Володя, работающий за десятерых, чтобы мы с дочкой не знали ни в чем отказа, возвращающийся домой после тяжелого трудового дня. Правда по дому он мне помогал маловато, времени на это не было. Но он мог бы войти в мое положение, а не высказывать недовольство по поводу разбросанных по дому вещей и наспех приготовленного ужина из полуфабрикатов. По вечерам я поспешно говорила: «Давай пельмешек сварю». Муж вздыхал и вспоминал, как я раньше готовила борщи, мясные запеканки и сырники. Как меня раздражала его недоуменно вскинутая бровь: «Я работаю как вол, и нет ничего удивительно, что я вечером хочу прийти в чистый дом и нормально поужинать». Мы были на грани развода.
Неожиданно у меня появилась возможность один раз в неделю ездить на работу. Я могла вдохнуть немного воздуха позабытой свободы. Я достала туфли на каблуках, записала все рекомендации, сцедила грудное молоко в баночку, выстирала и прогладила все белье, прикрепила к стене кнопкой список запрещенных для ребенка продуктов, закрыла все розетки, замуровала все шкафчики, поцеловала мужа и дочку и вышла из дома. Назад возвращалась уставшая и голодная. Хотелось поскорее обнять семью и упасть на кровать. Когда я вошла в дом, в первую очередь подумала: «Почему здесь такой ужасающий бардак? Ведь сидели же целый день дома, неужели нельзя было убраться?» Володька тут же стал рассказывать, что дочка ни в какую не хотела днем спать, вывалила на пол все кухонные принадлежности, разрисовала карандашами стену. Муж предложил мне пельмени, а мне хотелось плакать от голода и обиды. Ну ладно, пусть пельмени, но можно было уже поставить воду кипятиться. Вместо того, чтобы отдохнуть, я должна была сходу подключиться к домашним делам.
С тех пор прошло уже много лет, и я работаю на всю катушку, но, когда муж возвращается с работы позже меня, стараюсь все-таки навести порядок в доме и накрыть стол. Я теперь хорошо понимаю мужчин!
Вот это все я и рассказала своей попутчице. Мне показалось, что та слушала меня не очень внимательно, то и дело утирала слезы, успокаивала свою малышку, глубоко вздыхала…
На следующее утро я снова увидела эту девушку с ребенком на руках в электричке. Вчерашняя попутчица ехала лицом по направлению движения, ее взгляд был одухотворенным и полным надежд. Я подошла и молча села рядом. Разговоры теперь были лишними… Мы ехали в разных направлениях – я на работу, она к своей семье. Но нам было по пути…
Ивану Семеновичу уже много лет. Семнадцатилетним мальчишкой он ушел на войну. Прошел ее без единого ранения, потом окончил педучилище, попал по распределению в нашу деревню, здесь построил дом, женился. У него четверо детей, семеро внуков и столько же правнуков, а недавно уже праправнучка родилась. Дедушка Иван – самый старший житель деревни. Но больше семидесяти ему никто не дает. Он держит хозяйство, зимой чистит снег у своего дома, летом вместе со своей многочисленной семьей сажает огород.
В селе разное про деда поговаривают: кто-то считает, что он колдун, кто-то уверяет, что всему причиной свежий воздух и здоровый образ жизни, но многие знают точно – у Ивана Семеныча есть личный ангел-хранитель. Который на протяжении всей жизни старика сопровождает.
– Деда Вань, расскажи свою историю! – просят дети, завидев Ивана Семеныча около магазина. Эту историю Иванова долголетия они знают почти наизусть, она гуляет по нашей деревне уже давно. Дед Ваня любит ее рассказывать. А односельчане любят про это слушать вновь и вновь.
– Да, что там рассказывать? – для виду сопротивляется Иван Семеныч, а сам уже поудобнее усаживается на прогретом весенним солнышком бревнышке, ставит под ноги сумку с покупками, – Началась эта история еще до войны. Мы тогда с родителями на Дальний хутор только-только переехали. Я совсем мальцом был, друзьями еще не успел обзавестись, порядков местных не знал. Пошел окрестности осматривать, далеко ушел, забрел на какой-то пруд. Там красиво так было, вода чистая, деревья кругом, птички поют. А жара такая стояла, самое время купаться. Но вокруг почему-то никого. «Странные люди эти хуторяне, – подумал я, – такой пруд у них здесь, такое раздолье для отдыха, а ребятни не видно». Рубаху скинул и полез в воду. Не успел даже по колено зайти, тут вдруг из-за деревьев парнишка светловолосый вышел. «Вылезай – говорит, – из воды, там тебя батька ищет». А сам улыбается от чего-то. Я батькиного недовольства страсть как боялся. Мигом из пруда выскочил, одежу свою подхватил и бегом домой. «Звал меня?» – дома у отца спрашиваю. А тот плечами пожал, вроде как и не вспомнил, нужен я ему был, али нет, но работу мне все равно нашел – настил в сарае класть. Я тогда так уработался, что не до купания было. Больше на пруд не пошел. А потом, когда уже с местными хуторскими мальчишками познакомился и подружился, выяснилось, что на пруду этом купаться нельзя, полон змей-гадюк водоем этот, – дед Ваня задумчиво вздохнул и улыбнулся своим мыслям, детство вспоминать всем приятно.
***
– А второй раз, когда этот парень появился? – дети нетерпеливо дергали Ивана Семеныча за рукав.
– Этот или другой, я не знаю. Тогда на пруду я второпях не запомнил его лица, – поправил старик, – Второй раз уже на войне был. Мне еще восемнадцати лет не было, когда война началась, я вызвался добровольцем. Отправили меня сначала в связисты, а потом, когда время подошло на фронт ехать после подготовки, приехало за нами три машины. Я к первой направился, но сзади кто-то меня за плечо взял, я обернулся – солдатик молодой стоит, стриженный, на голове пилотка, и говорит мне: «Давай во вторую сядем, земляк. Там наших много, веселей будет». Ну я и полез за ним во вторую. Недалеко от пункта назначения наша колонна под обстрел попала. Первая сгорела вместе с людьми, а в нашей никто не пострадал.
– Деда, ну на это раз ты лицо его запомнил?
– Да куда там, в кузове полно людей было, да и обстрел этот, волнение, страх. А потом разбросали нас по разным частям. Как-то в бою потеряли мы связь со штабом, меня, как связиста, отправили найти разрыв и все наладить. Я смотрел на голое поле с редкой лесополосой вдали и понимал, что на верную смерть иду. Решил укрываться от стрельбы в воронках от снарядов. Пробежал немного под пулями, залег в воронку, понимаю, что, если голову сейчас подниму – конец мне. И вдруг из соседней воронки слышу: «Сейчас беги направо земляк, там кусты будут, так безопаснее». Я как завороженный из воронки выскочил и к кустам… Добрался невредимым тогда до нужного места.
– Эх, дедушка, снова ты не посмотрел тот ли это парень был, или другой, – дети сгорали от любопытства и искали каких-то мистических совпадений в этой давно знакомой им истории.
– Когда кругом пули вражеские летают, гарь, копоть и дым, там лица не разглядеть, – вздохнул Семеныч, – Дай бог вам, детки, никогда такого не видать! – он продолжал, – После войны, в сорок восьмом году, когда я учился в педучилище, меня послали на практику в одну из союзных республик, в город Ашхабад. Для советского человека такая командировка была редким подарком. Интересно было другие места посмотреть. Но я там совсем недолго пробыл, практику быстро прошел. А когда настала пора уезжать, стоял у кассы и раздумывал: брать билет на сегодня, или еще побыть тут, осмотреть достопримечательности. За моей спиной раздался голос: «Бери билет быстрее, не задерживай очередь». – Я как-то машинально и купил билет на сегодняшнее число, даже обернуться не догадался, но вот голос показался мне очень уж знакомым и слишком доброжелательным для недовольного торопящегося пассажира. А потом я узнал, что в Ашхабаде на следующий день после моего отъезда произошло сильное землетрясение, много людей погибло.
***
– Дедушка, ну хоть раз тебе этого парня рассмотреть удалось? – теряли терпение дети.
О проекте
О подписке