Этот разговор приведет к скандалу. Скандал к стрессу. А результат нулевой. Шарф удалился по-английски, не прощаясь.
Мою мягкость Ляну принимала за слабость и догадывалась, что меня можно прогнуть. В криминальном мире быстро распознают таких слабаков и используют их как шестерок.
Ляна четко знала свои права: семичасовой рабочий день. Она работала с десяти утра до пяти и ровно в пять исчезала, как игральная карта в руках шулера. Была – и нет.
Она быстро перезнакомилась со всеми домработницами из моего поселка. Объединила их. Возглавила. И они гуляли по аллеям поселка и обсуждали своих хозяев. Сплетничали, отдыхали душой. Их путь лежал к контрольно-пропускному пункту (КПП), где дежурили отставники – бывшие военные, вышедшие в тираж.
Отставники шутили, бабы благодарно ржали, как молодые кобылы.
Однажды Ляна привела на мой участок некоего Толю, который попросил у нее в долг пять тысяч рублей. Ляна сияла от такого доверия Толи, чувствовала себя Хозяйкой Медной горы. Сейчас откроет свой ларец и одарит. Она – всесильная и широкая.
Я поглядела на рыжего Толю и поняла, что никогда в жизни он ей деньги не отдаст. Кто они такие, эти молдаванки и хохлушки? Бесправные, не защищенные законом. Самое большее, Толя притиснет Ляну к березе и будет считать, что они в расчете.
– Остановись! – приказала я Ляне.
Вынесла Толе пять тысяч и сказала:
– Будешь должен мне. Когда отдашь?
– Через месяц, – ответил Толя.
– Хорошо, – согласилась я.
Через месяц Толя послушно принес мне деньги. Ляна была спасена, но благодарности не последовало.
Ляна постоянно боролась за свои права. Увидев вечером полную мойку грязной посуды, она кричала:
– Я тоже человек! У меня хозяйство! Конь Красавчик!
Дело в том, что Ляна уже помыла днем посуду, а я опять накидала грязные тарелки.
Да. Это так. Тарелки пачкаются. Кто-то все время ест…
– Мойте сами! – распоряжалась Ляна.
И я мыла. Мне легче вымыть, чем ругаться.
– Да гони ты ее, – советовала мне Регина. – Желающих – армия. Спроса больше, чем предложений.