Дед был Хранителем, но он был и детективом тоже. Он часто говорил, что люди иногда могут рассказать столько же, сколько и стены дома. Ты получаешь разные ответы. Да, у моей комнаты есть своя история, и как только меня хоть ненадолго оставят в покое, я ее прочту. Но что сейчас мешает просто поговорить о Коронадо с его жителями?

– Слушай, мам, – говорю я, закатывая рукава. – Я уверена, у тебя еще куча дел. Почему бы мне самой не разнести кексы?

Она замолкает и внимательно смотрит на меня:

– Правда? Тебе не сложно?

Она будто в самом деле удивлена, что я способна быть милой, хорошей девочкой. Засунув последний маффин в корзину, она подвигает ее в мою сторону.

– Конечно, – говорю я и исхитряюсь выдать улыбку. Ее ответная кажется такой искренней, что мне почти становится стыдно. До того момента, как она заключает меня в объятия, заполняя все мое существо визгом порванных струн, радиопомехами и скрипом несмазанных петель, буквально скребущим мне кости. Меня начинает мутить.

– Спасибо, – говорит она и сжимает меня еще крепче. – Это так мило.

Я с трудом разбираю ее голос через шумовую заслонку, завывающую сейчас в моей голове.

– Это… правда… пустяки, – мямлю я, безуспешно пытаясь нарисовать между нами стену. – Мам, – наконец не выдерживаю я. – Я не могу дышать.

Она смеется и выпускает меня, и вот я уже на свободе, хотя и помятая.

– Хорошо, приступай к делу, – говорит она и поворачивается к духовке. Никогда еще я с такой радостью не следовала ее указаниям.

Шагая по холлу, я стягиваю пакетик с одного из маффинов. Надеясь, что мама не пересчитывала их, я на ходу жую свой завтрак. Корзина болтается туда-сюда на моем локте. Каждый пакетик с кексом надписан аккуратным почерком: «Бишоп». Целая корзинка кондитерских комплиментов, своеобразное приглашение к знакомству.

Я сосредотачиваюсь на своей задаче. В Коронадо семь этажей: первый целиком отведен под вестибюль, шесть остальных – жилые. На каждом по 6 апартаментов, от А до F. Много квартир – много народу, так что наверняка получится что-нибудь разузнать.

Но даже если кто-нибудь что-нибудь знает, дома никого нет. Мы с мамой, сами того не сознавая, допустили ошибку: на что мы рассчитывали в утро буднего дня? Оказалось, что на запертые двери. Я отхожу от 3F и шагаю дальше по холлу. В 3Е и 3D стоит тишина, в 3С вообще никто не живет, судя по записке на двери. Хотя в 3В слышно какое-то слабое шевеление, мне никто не открывает. После неудачного штурма 3А я окончательно падаю духом. Оставив маффины на порогах апартаментов, я иду на следующий этаж.

Тут повторяется то же самое. Мне приходится оставить выпечку у 4А, В и С. Но, когда я понуро ухожу от 4D, дверь внезапно открывается, и меня окликают:

– Юная леди.

Я оборачиваюсь и вижу пышнотелую женщину, которая, стоя в прямоугольном дверном проеме, напоминает объемистый каравай на противне. В руке она держит наш маффин.

– Как вас зовут? И что это за милый маленький подарок? – Кекс в ее пухлой ладони похож на яйцо маленькой птички в гнезде.

– Маккензи, – я шагаю ей навстречу, – Маккензи Бишоп. Мы с родителями только переехали в квартиру 3F и хотим снова открыть кофейню на первом этаже.

– Что ж, рада знакомству, Маккензи. – Она заключает мою ладонь в своей. Она вся состоит из низкого гула, колокольного звона и звука разрываемой ткани. – Меня зовут мисс Анджели.

– Приятно познакомиться. – Выждав приличное время, я вежливо высвобождаюсь от ее пожатия.

И тут я слышу это. От этого звука по коже бегут мурашки. За живой стеной, которую представляет собой мисс Анджели, я слышу слабенькое мяуканье, затем кошка обнаруживает небольшое пространство между ног мисс Анджели и проскальзывает наружу, в холл. Я отскакиваю в сторону.

– Джеззи! – зовет ее мисс Анджели. – Джеззи, ну-ка вернись!

Маленькая черная кошка, отойдя подальше, чтобы до нее нельзя было дотянуться, оценила взглядом свою необъятную хозяйку. А потом повернулась ко мне.

Боже, как же я ненавижу кошек!

На самом деле я ненавижу к ним прикасаться. Как и к любым животным, по одной и той же причине: они такие же, как люди, только в сто раз хуже. Только инстинкты и никакого сознания, эмоции и никакой логики – они для меня – живая сенсорная бомба, обернутая мехом.

Мисс Анджели выбирается из дверного проема и чуть не падает на Джеззи, а та как назло бежит в мою сторону. Я съеживаюсь и отступаю, выставив корзину с маффинами, как щит.

– Плохая киса! – рычу я сквозь зубы.

– Она такая лапочка, моя Джеззи! – Мисс Анджели наклоняется, чтобы подобрать кошку, которая то ли прикидывается дохлой, то ли в самом деле парализована страхом, и я успеваю увидеть часть квартиры за спиной ее хозяйки.

Каждый сантиметр пространства, на который можно пристроить, положить, повесить хоть какую-нибудь вещь, занят антиквариатом. Мой мозг пронзает единственная мысль. Зачем кому-то могло понадобиться собрать столько старья?

– Вам, похоже, нравятся старинные вещи, – закидываю я удочку.

– О да, – выпрямляется она. – Я – коллекционер.

Джеззи висит у нее под мышкой, как модная пушистая сумочка.

– По образованию я – историк искусства, – уточняет мисс Анджели. – А тебе, Маккензи, нравятся старинные вещи?

«Нравятся» – неподходящее слово. Они полезны, поскольку, в отличие от новых вещей, хорошо впитывают воспоминания.

– Мне нравится Коронадо, – я незаметно продолжаю гнуть свою линию. – Его ведь тоже можно назвать старинным, не так ли?

– Совершенно верно. Это чудесное место. Его возвели больше века назад, хотя в это трудно поверить. Он полон историй, наш Коронадо.

– Кажется, вы немало о нем знаете.

Мисс Анджели заколебалась.

– В таком месте, как это, никто не может знать всего. Фрагменты мозаики, обрывки историй, слухи и байки… – Она замолкает.

– Правда? – Я воспряла духом. – И даже что-то необычное?

И тут, опомнившись, что могу спугнуть собеседницу таким энтузиазмом, я добавляю: моя подруга убеждена, что в подобном доме с секретами должны водиться привидения и кишеть скелеты в шкафах.

Мисс Анджели сурово хмурится, водворяет Джеззи в квартиру и запирает за ней дверь.

– Мне очень жаль, – невпопад говорит она, – но вы поймали меня прямо на выходе из дома. У меня назначена деловая встреча.

– Ой, – запинаюсь я, – может, мы поговорим как-нибудь в другой раз?

– Как-нибудь в другой раз, – эхом повторяет она, с удивительной для ее габаритов скоростью уносясь прочь.

Я смотрю ей в спину. Она точно что-то знает. Я никогда еще не задумывалась о том, что кто-то может знать, но не хотеть этим делиться. Может, пока не стоит отказываться от главного источника информации – стен? Они хотя бы не смогут отказать.

Я поднимаюсь на пятый этаж, и мои шаги эхом отдаются в пустом холле. В квартирах нет ни души, и я оставляю за собой след из маффинов, как мальчик-с-пальчик – из крошек. Неужели здесь действительно так пусто? Или просто люди такие неприветливые? Я стремительным шагом иду к двери на лестничную клетку, она вдруг сама собой распахивается, и я на полном ходу в кого-то врезаюсь. Отлетев в сторону, я оступаюсь и опираюсь о стену, чтобы не упасть. Но слишком поздно, маффины уже не спасти.

Я зажмуриваюсь, готовясь услышать удар корзины об пол и шелест рассыпающихся кексов. Но ничего не происходит. Я открываю глаза. Передо мной стоит парень и крепко держит мою корзину. Темные колючки на голове, хитрая улыбка. У меня почему-то екает сердце.

Тот самый полуночник с третьего этажа.

– Извини. – Он вручает мне корзину. – Все целы, пострадавших нет?

– Нет. – Я выпрямляюсь и заглядываю ему в лицо. – Все в порядке.

Он протягивает мне ладонь и представляется:

– Уэсли Айерс.

И ждет моего рукопожатия.

Мне не хочется этого делать, но я не могу выглядеть грубой. Я держу корзину в правой руке, поэтому протягиваю ему свободную левую. Он заключает ее в своей, и звук его жизни прокатывается волной по всему моему существу, оглушая и ошеломляя. Уэсли звучит как рок-группа, с оглушительными партиями ударных и бас-гитар, перемежаемых звоном битого стекла. Я пытаюсь отгородиться от этого рева энергии, оттолкнуть его, но становится только хуже. И тут, вместо того чтобы просто пожать мне руку, он театрально кивает и слегка касается губами костяшек моих пальцев. И у меня перехватывает дыхание. Не так, как это происходит в слащавых девичьих книжках. Без бабочек в животе и головокружений. Я буквально не могу сделать вдох: все вокруг заполнил рваный ритм и звон стекла. Я краснею, как помидор, и, должно быть, хмурюсь, сама того не замечая, а он неправильно истолковывает мое смущение и выпускает мою руку, забирая весь шум и хаос жизни с собой.

– Чего такого? – игриво спрашивает он. – Это ведь обычай, ты не знала? Правая в правую – рукопожатие. А левая в правую – к поцелую. Вот я и подумал, что это приглашение к действию.

– Нет, – коротко отвечаю я. – Не совсем.

Вокруг меня опять воцаряется тишина, но я никак не могу прийти в себя и не могу скрыть своего замешательства. Поэтому я просто ковыляю мимо него к лестнице, но он поворачивается в мою сторону.

– Мисс Анджели из 4D, – продолжает он. – Она всегда ожидает поцелуя, хотя он превращается в сложный трюк из-за всех этих колец, которые она носит.

Тут он поднимает свою левую руку и слегка потряхивает пальцами. Я вижу, что у него тоже есть чем похвастать.

– Уэс! – зовет детский голос из открытой двери посередине холла. Из входа в 5С выныривает маленькая блондинистая головка. Я бы с удовольствием разозлилась на нее за то, что она не открыла мне парой минут раньше, но не могу – все, чего мне сейчас хочется, – осесть прямо на пол, покрытый клетчатым ковром. Уэсли намеренно игнорирует девочку и внимательно наблюдает за мной. Вблизи я замечаю, что его светло-карие глаза действительно обведены.

– Что ты делал в холле ночью? – спрашиваю я, пытаясь скрыть напряжение. Его лицо никак не меняется, и я уточняю: – В холле на третьем этаже. Было уже поздно.

– Не так уж и поздно. – Он пожимает плечами. – Половина кафе в центре еще работала.

– Почему тогда ты зависал здесь, а не там?

Он лукаво ухмыляется.

– Я люблю третий этаж. Он такой… желтый.

– Прошу прощения?

– Желтый. – Он протягивает руку и постукивает по обоям ногтем, покрытым черным лаком. – Седьмой – фиолетовый. Шестой – голубой. Пятый, – и он обводит рукой вокруг нас, – как ты видишь, красный.

Я бы не была такой уверенной в названии цвета – тут все слишком старое и грязное. Но вслух я ничего не говорю.

– Четвертый – зеленый, – продолжает он. – А третий – желтый. Прямо как твоя бандана в стиле ретро. Очень прикольно.

Я невольно подношу руку к волосам:

– А что со вторым этажом?

– Что-то среднее между оранжевым и коричневым. Жутковато.

Я почти смеюсь:

– А мне они все кажутся одинаково серыми.

– Ты увидишь со временем, – говорит он. – Вы только переехали? Или тебе нравится скитаться по чужим домам и подкладывать под двери… – он сует нос в корзинку, – сладкую выпечку?

– Уэс! – сердится девочка, топая ногой. Но он продолжает ее игнорировать и снова подмигивает мне. Она краснеет от досады и скрывается в квартире. Спустя мгновение она снова появляется и, прицелившись, запускает в него книжкой. Видимо, я моргнула или просто недосмотрела – Уэсли мгновенно поднимает руку, с зажатой в ней книгой. При этом он продолжает смотреть мне в глаза и улыбаться.

– Сейчас буду, Джилл.

Он выпускает книгу из рук, и та с шелестом падает на пол. Уэс в это время заглядывает в корзину.

– Я едва не погиб смертью храбрых под этой корзиной. Думаю, мне полагается небольшая компенсация.

Он уже копается в ленточках и шуршащих пакетиках.

– Конечно, угощайся! – говорю я. – Так ты тоже здесь живешь?

– Я бы так не сказал… О-о-о, с черникой! – Он извлекает один маффин и читает этикетку. – Значит, твоя фамилия – Бишоп, так?

– Маккензи Бишоп, – представляюсь я. – Из 3F.

– Приятно познакомиться, Маккензи. – Он несколько раз подбрасывает маффин на ладони. – И что же привело тебя в наш обветшалый замок?

– Кто. Мама. Она хочет восстановить кофейню.

– Я вижу, ты так и светишься от восторга, – подкалывает он.

– Просто тут все такое старое… – Хватит уже откровений на сегодня, предупреждает голос в моей голове.

Он изгибает черную бархатную бровь.

– Боишься пауков? Пыли? Или привидений?

– Нет. Подобными пустяками меня не запугать. – Здесь все слишком громкое, прямо как ты.

Его улыбка полна лукавства, но глаза смотрят прямо и открыто.

– А в чем тогда дело?

Нас отвлекает Джилл, выглянувшая из-за двери с новой книгой. Мне интересно посмотреть, как этот проныра Уэсли отразит новую атаку с маффином и книгой в руках, но он оборачивается к Джилл, словно признавая свое поражение.

– Ладно-ладно, я иду, мерзкая девчонка!

Он кидает книгу Джилл, и она неловко ее ловит. Затем смотрит на меня со своей фирменной косой улыбкой.

– Спасибо за маффин, Мак.

Мы только что встретились, а он уже зовет меня уменьшительным именем. Я бы с удовольствием надрала ему задницу, но в том, как он произносит мое имя, чувствуется приязнь, и мне почему-то становится лестно.

– Еще увидимся.

Дверь в 5С уже закрылась, но я все еще стою в коридоре. Легкое царапанье в кармане возвращает меня к реальности. Я отхожу к лестнице и достаю листок.