– Думаю, этого будет достаточно, – произнесла Адель, подавая пакеты, чтобы я мог закинуть их в машину.
Учитывая, что скупила она половину осенней коллекции, девчонке такого количества одежды хватит лет на пять. И то, если усиленно уничтожать при этом.
Удивительно было то, что любая другая девушка на ее месте, никогда на подобную просьбу не согласилась. Как не менее удивительным было и то, что никому кроме Севера подобная мысль бы в голову не пришла.
Я знал его практически с рождения, но даже у меня в разуме этот поступок не укладывался.
Благотворительность?
Хрен его разберет. Иногда Север выкидывал непредсказуемые вещи.
– Думаю, мы славно поработали.
Довольная собой, Адель улыбнулась. Будто первая леди страны.
Плохо на душе или нет, она всегда держала лицо. Так, что никто бы не заметил подвоха. Вот только на секунду показалось, что в глазах ее мелькнула грусть. Но тут же скрылась.
– Может по кофе? – предложила девушка.
– Как хочешь, – пробурчал я в ответ.
– Хочу очень и очень сильно, – отозвалась она, сверкая улыбкой так, что витрины, мимо которых мы шли, бликовали не от солнца, а от ее ослепительности. – О, давай сначала сюда зайдем! Это мой любимый. – И впорхнула в просторный ювелирный магазин.
Нас тут же обдало прохладой кондиционеров и запахом лилий.
Под белыми лампами на стеклянных стойках покоились сотни тысяч долларов. Этот отдел был не единственным, но определённо одним из самых дорогих. Я догадывался об этом лишь по вооруженной охране, стоявшей у ворот. А еще по тому, с каким лицом нас встречал продавец. Определенно, Адель здесь была не впервые.
Прохаживаясь вдоль витрин, она то и дело останавливала взгляд то на одних, то на других украшениях, щедро усыпанных камнями. Иногда спрашивала что-то тихо. Я предпочитал находиться в стороне. Спустя пару минут она произнесла: – Хочу примерить эти.
На белой бархатной подушечке перед ней выложили длинные золотые серьги с рубинами. Я даже представить не мог, сколько они могли стоить. Перекинув волосы на одну сторону, она надела сережку и покрутилась перед круглым зеркалом на подставке. А потом достала смартфон и сделала селфи.
Мой телефон в кармане джинсов тут же прожужжал. Адель отправила фото мне?
– Что скажешь, Тони? – спросила она, разглядывая себя, а я глядел на нее на собственном экране, игриво улыбающуюся.
– Красивая.
Адель улыбнулась.
– Ты милый.
Она принялась прохаживаться вдоль сияющего прилавка, лениво рассматривая переливающиеся камни, словно прикидывая, что еще из выставленных здесь образцов не уступит ей самой по красоте. А потом вдруг произнесла: – Очень жаль, что нельзя собрать идеального. Мужчину, я имею ввиду. – Я настороженно замер, не понимая, куда она клонит. – Взять часть от таких как ты… Простоту. Приземленность. И твоя кожаная куртка мне нравится, – подмигнула девушка. – А от таких как они: стиль, умение преподнести себя в обществе. Взгляд на жизнь, в конце концов.
Все ясно.
Где-то в глубине души начала подниматься обида, но я перерезал ей глотку. Какой смысл обижаться на правду?
Я вырос в том же доме, что и Север, и прекрасно знал разницу между теми, чей день начинается в пять утра и их работодателями. Моя мать была кухаркой, отец – начальником охраны. Когда он погиб, мне едва ли два исполнилось.
С тех пор мы с Виктором росли вместе.
Наша дружба не завязывалась так, как это обычно бывает. Я клянусь, не помню возраста, когда Севера не было рядом. Два пацана из разных социальных кругов делили поровну драки, победы, поражения, наказания, позорные порки от его отца и даже всякую мелкую заразу вроде ветрянки.
По утру, выходя за забор, мы расходились в разные стороны. Вернее, Север садился в машину, которая везла его на другой конец города, в частную американскую школу, а я шел пешком. В обычную общеобразовательную через три улицы.
Пока он зубрил по три иностранных языка, я просиживал штаны на бесполезных уроках и ради развлечения дрался. Дрался так часто, что не хватило бы пальцев сосчитать сколько раз меня грозились вышвырнуть. Но после каждого к директору приезжал отец Виктора, и инцидент заминали, а потом в школе появлялись спортивные снаряды, забор или новые ворота.
Каждый раз мне было до безумия стыдно. Я думал, его семья возненавидит меня и выгонит вместе с матерью на улицу. Слонялся до самого вечера, боясь показаться им на глаза, но когда пересиливал себя и возвращался, все делали вид, что ничего не случилось.
Они обращались с нами не как с прислугой. Как с членами семьи. Дарили подарки, оплачивали лечение и даже путевку на море. Дважды. Хотя мама часто повторяла, это из-за отца. Ведь он погиб, защищая Северова старшего. И я знал, мне уготована та же участь.
Нет, не погибнуть. Но защищать. Даже ценой собственной жизни.
Так и случилось.
– Мне не нужен чертов страж, – кричал Север на отца. – Плевать мне, что ты хочешь нанять мне охрану. Никто со мной не поедет! – Вырвав из рук прислуги собственную одежду, он бросил ее комком в сумку.
– Виктор, послушай…
– Только попробуй, – предупреждающе поднял он руку. – И больше никогда не увидишь.
Этим же вечером, его отец позвал меня в кабинет. Я уже знал, о чем будет этот разговор. «Я ему нужен».
– Конечно, я присмотрю за ним.
– Только он должен считать, что это его решение.
Я кивнул.
Спустя неделю мы сидели на пороге особняка, а повода поговорить так и не представилось.
– Слушай, а может тебе поехать со мной, а, Тон? – вдруг сам спросил Север, вытягивая на ступеньках ноги. В его руках был учебник на черт-пойми-каком языке. О чем, я также не имел ни малейшего понятия, но так как экзамены приближались, он каждый свободный час проводил за книгами. – А что, представь. Стали бы соседями по комнате.
– Смеешься? – я закусил спичку и покачал головой. – Да я и проходной балл на платное не наберу. Не то, что на грант.
– Попросить отца? – договорил вместо меня Север, и тут же сам ответил. – Нет. Ни за что. Вот уж кому не хотел бы я, чтобы ты был должен.
«Эй, друг, я итак весь в долгах», – хотел отшутиться я, но промолчал, вместо этого буркнув:
– Тогда к чему разговор. Ты же знаешь, это нереально.
– Ты поступишь на стипендию, – решительно заявил Север. Обычно подобный тон означал, что спорить бессмысленно.
– И как?
Он швырнул мне в руки учебник.
– Просто оставь это мне!
А потом развернулся и ушел.
Спустя неделю мы сидели в экзаменационном зале какой-то супер крутой Академии недалеко от Эльблонга, а я смотрел на пестрящий формулами лист. Он был написан словно на китайском.
Первый час я еще пытался что-то писать, но потом сдался, поняв, это провал! И когда решил, что все – пора отсюда убираться, Север возник прямо у меня за спиной. А потом все произошло так быстро, что я не успел даже рта раскрыть. Он подменил лист с ответами. Мой подписал своим именем, свой моим, и, хитро ухмыльнувшись, сдал, даже не проверяя, что за ерунду я там состряпал.
Так я впервые в жизни получил стипендию, а Виктор, тоже впервые, провалился.
И так же впервые в фамильном особняке от крика тряслись стены.
Несмотря на то, что отец Виктора был в курсе наших махинаций, игру пришлось поддерживать.
В академии Север представил меня как сына друзей семьи, что владеют в Москве ресторанами. Никто не догадывался о том, кто на самом деле мои родители. Знала лишь Адель. Единственной ниткой, связывающей меня с прошлым, стало прозвище – Страж. «Раз уж они не смогли навязать мне охрану, придётся тебе самому меня охранять», – пошутил Виктор, когда мы вместе, как и всегда, пересекли порог академии. Вот только он не знал, как близко к правде оказался.
– Как ни крути, мы разные, – вернула меня в реальность Адель, и я все-таки не удержался:
– А что разница во взглядах на жизнь зависит от суммы на твоем счете?
– О, еще как, милый Тони. Еще как.
Почему? Ну почему она всегда звала меня этим дурацким кошачьим именем.
– Деньги ограничивают. Гораздо сильнее, чем ты можешь предположить. И не так просто выйти из этого зачарованного круга.
– Слушай, Адель, – я покачал головой, потирая лоб. – Ни черта не понимаю, к чему ты клонишь.
Девушка обернулась, оказавшись совсем близко. Настолько, что я мог пересчитать веснушки, которые она сводила, но которые все равно упорно появлялись каждую весну, исчезая с наступлением морозов. Восемь на левой щеке. И пять на правой.
– Значит, ты счастливый человек, – ответила она. Телефон в ее руке пиликнул. – О, гляди!
Адель развернула экран, показывая их переписку с Севером. Я посмотрел на время. Значит, Адель отправила снимок и ему тоже.
Виктор ответил лишь одно слово.
«Покупай».
– Вот этим, Тони, и отличаются парни в моем мире, – улыбнулась Адель, протянув консультанту карточку, на которой блестело золотом «SEVEROV». – Они видят лишь то, что необходимо видеть.
Я промолчал. Впервые радуясь, что на мне черные очки.
Потому что действительно даже не обратил внимания на украшения. Ведь все, что я видел уже целый чертов год – одну лишь ее.
Захлопнув дверь, я пронеслась через весь кампус туда, где никто не стал бы меня искать. Место, в котором всегда могла получить помощь.
Тренировочный зал встретил меня тишиной. Не включая свет, я сползла по стене, пряча лицо в дрожащих ладонях. Чувствуя, как мозг отказывается понимать, что вообще произошло. Взвешивая все последствия неминуемой истерики. Судорожно пытаясь найти из ситуации выход.
Мне было больно. Настолько, что хотелось побиться головой об стену, вот только стену по имени Север мне было никогда не проломить. Как бы сильно я не желала этого.
– Что мне делать, Саш?
Хуже всего понимать, что единственный человек, с которым ты можешь на эту тему поговорить – твой мертвый парень.
В сознании тут же всплыли картинки из нашей общей юности.
– Диана, иди к нам! – кричали девчонки, брызгаясь друг в друга и радостно повизгивая. Я же сидела на лавочке недалеко от спортивного бассейна, куда нас всех загнали, и даже газета в руках, которой я обмахивалась как веером, не спасала от мучительной влажности, что окутывала тело липкими пальцами. Зачем я вообще сюда пришла? Надо было больной притвориться.
Я не умела плавать. C детства панически боялась воды. Поэтому никогда не совалась в самую гущу водных развлечений. Находиться на берегу пусть было и уныло, зато безопасно.
– Идём! – снова позвал кто-то. На этот раз из парней, опаляя щеку дыханием. А потом с разбегу нырнул в воду.
Я покачала головой.
– Не взяла купальник, – выкрикнула, сложив руки рупором. Эта отговорка всегда работала на ура.
– Надень шорты и спортивный топ.
– Да что же вы пристали, как репей, – пробурчала я в ответ на очередное приглашение присоединиться.
Вдруг за спиной раздался голос:
– Простите ребята, ее тренер вызывает.
Я обернулась, тут же покраснев до кончиков ушей. Тот самый парень, которого я целовала в первый вечер у костра стоял рядом, недвусмысленно глядя на лиф от купальника, выглядывающий из моей сумки.
– В следующий раз тебе придется спасать себя самостоятельно, – сказал он. А потом улыбнулся, протянув руку: – Александр.
Воспоминания померкли. Вот только след от них в душе все еще горел ярким пламенем. От каждого ожог. Каждое – шрам на сердце.
Говорят, память всегда на нашей стороне. Стирает плохое, оставляя со временем лишь светлые кадры. Вот только счастливые мгновения иногда оставляют гораздо больше болезненных царапин.
Не знаю, как долго я просидела, судорожно перебирая в голове варианты. Вернуться обратно к бабушке? Даже думать не хотела, как посмотрю ей в глаза. Попросить помощи Леси? Этот вариант казался наиболее реальным, хотя жутко стыдным.
Пол скрипнул. Я подняла голову и увидела, что кто-то открыл дверь. Полоска света тут же осветила часть зала.
– Ди, ты здесь?
И только поняв, что голос принадлежит Пашке, смогла успокоить участившееся сердцебиение.
– Что-то случилось? – задала я самый странный вопрос.
– То же самое хотел у тебя спросить.
Вскинув голову, я посмотрела снизу-вверх на подошедшего ближе парня. Он ждал ответов на вопросы, а я помнила свое обещание, хотя и не хотела делиться. Признавать, что ты проиграл, всегда сложно. А в этом раунде Север разбил меня в сухую.
– Тебя Леся подослала? – постаралась перевести я тему.
– Она волнуется.
Между нами повисла тяжелая пауза.
– Север? – произнес только одно слово Пашка, и я выдала все, что случилось. Начиная с нашего разговора в библиотеке и до пропавших – поправка – сгоревших, вещей.
Было отвратительно рассказывать о том, что кто-то может быть настолько прогнившим изнутри, чтобы совершать подобное потехи ради. Но, выложив правду, мне стало легче. Хотя до сих пор и потряхивало. Я обняла себя руками, чувствуя озноб. Скорее от нервов, чем из-за холода. Тяжёлая рука опустилась на плечи.
– Мы должны что-то сделать, – повернулся ко мне Пашка, и в его глазах вспыхнула решительность.
– Мы уже делаем, – осторожно освобождаясь от его рук, ответила я. – Смиряемся с паршивой действительностью.
– Очень смешно.
– А вот мне – нет.
Этот разговор – хождение по минному полю. В лучшем случае – бессмысленно. В худшем – опасно для жизни. Не хотела бы, чтобы мой единственный, после Леси, друг пострадал тоже. Ведь Пашка, судя по тому, что я успела услышать, итак не пользовался здесь благосклонностью.
– Я сейчас серьёзно, Ди. Надо что-то предпринять.
Его голос стал громче. В кои то веки, я была рада, что в эту часть зала никто кроме фехтовальщиков не ходит.
– Например?
– Начнём с того, что расскажем в деканате. Сфотографируем шкаф, записку.
– Ты точно издеваешься. Как ты себе это представляешь? Заявиться к ректору с жалобой, что мне нечего надеть, ещё и фото пустых ящиков приложить? Да они рассмеются мне в лицо.
– Я подтвержу твои слова, – уверенно заявил парень. – И Леся подтвердит.
– Я не знаю, Паш. Меня никогда не учили жаловаться.
На секунду я задумалась, что если бы родители были живы, что бы сказали?
Узнав, что кто-то пытается меня обидеть, однозначно велели продолжать бороться. Хотя, что-то подсказывало – они помогли бы. Заступились.
– Ты же знаешь, я просто хочу тебе помочь?
Чувство одиночества в этот момент достигло критической точки. Может напрасно я отвергаю протянутую руку?
Пашка все ещё смотрел на меня глазами, полными огненного рвения.
О проекте
О подписке