– А как может чувствовать себя человек, вляпавшийся в такую историю? Отвратительно. Проклинаю тот день, когда приехала сюда…

– Да уж. Лучше бы вам было остаться дома. Быть может, тогда бы не произошло то, что произошло.

– Вы о чем?

– Об убийстве, леди, о чем же еще.

– Вряд ли мое присутствие или отсутствие могло хоть как-то на него повлиять. Я никогда не знала эту женщину, я впервые увидела ее несколько дней назад. И… можно я не буду изображать скорбь по поводу смерти совершенно незнакомого мне человека?

– Конечно. Вы даже можете выразить радость и удовлетворение. Ведь ваша соперница мертва.

– Соперница? Не смешите.

– Разве ваш муж не рассказывал о покойной, когда впервые попал к вам на прием? Наверняка он был не в лучшем состоянии, ведь его бросила женщина, которую он любил…

– Ну да… Так я и знала…

– Знали, что он любил ее?

– Он не любил ее! Это было сродни болезни – тяжелой, хотя и не опасной для жизни. Слава богу, Тео выздоровел…

– Вы уверены?

– Как бы то ни было, вируса, который отравлял его кровь, больше нет.

– Я бы посоветовал вам следить за словами. Для вашего же блага. Здесь есть люди, которые слышали, как вы откровенно желали покойной смерти.

– Надеюсь, вы не думаете, что это я… совершила убийство?

– У вас был мотив.

– Не было у меня никакого мотива! Неприязнь была, глупо это отрицать. Но мотива не было.

– Знавал я дамочек, которые ни перед чем не останавливались, чтобы убрать соперниц! На куски их рубили, растворяли в кислоте, а потом невинно хлопали глазами, утверждая, что они здесь совершенно ни при чем.

– Если бы я даже что-то задумала… Бред, конечно, но допустим… Стала бы я озвучивать свои планы в присутствии других людей? Тем самым навлекая на себя ненужные подозрения? Я же не дура…

– Нет, Магда, вы не дура. И размышляете вполне здраво. Вам не откажешь в ясности ума. И почему только все здесь твердят мне о каком-то помрачении, которое настигло вас как раз накануне убийства? А?

– Мне бы не хотелось это обсуждать…

– Придется. Также вам придется объяснить, что вы делали в кустах рядом с местом преступления. Где, собственно, вас и обнаружили. И мне хотелось бы, чтобы это объяснение было исчерпывающим.

– Я не помню, как оказалась там. Это исчерпывающий ответ?

– Ровно настолько, чтобы защелкнуть наручники на ваших запястьях. Попробуете еще раз?

– Боже мой… С самого начала все пошло ужасно. С первой минуты в этом доме мне хотелось покинуть его.

– Из-за бывшей пассии вашего мужа?

– Не только и не столько… С этим я бы еще могла справиться… Сам дом угнетал меня… Вы же видели весь этот антураж. Этих каменных истуканов, эти деревянные фигуры с раскрытыми ртами… Того и гляди всосут тебя, если не будешь осторожен. И знаете что? Они ведь меняют свое местоположение…

– Кто?

– Истуканы. И выражение лиц меняют тоже. Я наблюдала это каждый день.

– Вы преувеличиваете.

– Нисколько. Стоит лишь приблизиться к ним, как сразу начинаешь чувствовать: что-то не так. Возникает шум в ушах, какие-то неясные голоса…

– Голоса?

– Да. Я старалась не прислушиваться к ним, но… Они слишком навязчивы. Неприятны. Как насекомое, заползшее в ухо.

– И что же нашептывали вам эти голоса? Убить хозяйку каменных истуканов?

– Опять вы за свое! Они были неясными, эти голоса. Какое-то странное сочетание звуков. Ужас и тоска – вот что они вселяли. Я говорила об этом Тео. Но он посоветовал мне унять воображение.

– А кому-нибудь другому вы говорили?

– Не помню. Может быть. Все эти дни я была как в тумане.

– От алкогольных паров?

– Тео не хотел мне помочь. Он был глух к моим страданиям. Я не виню его… И все же… Он вел себя как последняя сволочь. Единственной, кто проявил участие, была эта забавная французская мадам, исследовательница пустынь. Кажется, на второй день нашего здесь пребывания она сказала, что я выгляжу неважно. А как можно выглядеть по-другому, если просыпаешься в одной постели с дохлятиной?

– Вы имеете в виду мужа?

– Я имею в виду мертвых рептилий. Ящериц. Я обнаружила их, сунув руку под подушку. Омерзительное ощущение. Теперь оказывается, что этот фокус проделала маленькая вонючка. Хозяйская дочь. Она третировала меня…

– Почему?

– Откуда же мне знать почему? Она достойная дочь своей матери. Здесь всё достойно хозяйки. Всё и все. Африканское кладбище и вся эта живность, кошки, собака… Вы ведь сами видели, что устроила здесь одна из кошек…

– Зато собака никому больше не угрожает. Вы всегда носите мужские рубашки?

– Нет, конечно.

– По-моему, в них жарковато. И они… как-то не по размеру.

– Они легкие и удобные, других Тео не признает. Весь мой запас чистых футболок неожиданно подошел к концу… Зато Тео прихватил сюда целый гардероб.

– Может, этих дохлых ящериц девчонка подбросила ему, а не вам? Может, ей не нравилось, что какой-то чужой дядька волочится за ее матерью?

– Может, но ящерицы валялись у меня под подушкой. Француженка посоветовала отнестись ко всему философски. Сказала, что это стихийное бедствие нужно просто пережить. И я была согласна пережить… и суку-хозяйку, и выходки ее дочери, и надменную физиономию ее сына, и… черт с ними… даже этих африканских уродов. Но по отдельности. А всех вместе… Это было чересчур. Особенно выкопанная из могил деревянная и каменная нечисть.

– Никому, кроме вас, она не досаждала? Никто больше не слышал голосов?

– Я не знаю. Тот молодой парень, приятель мужа хозяйки… он тоже выглядел подавленным. Он как будто все время к чему-то прислушивался.

– Вы говорили с ним об этом?

– Лишь однажды. До этого я с ним и парой слов не перекинулась, так – махали друг другу рукой издали, улыбались при встрече: на кухне, в саду или за обеденным столом. Но вчера утром, когда я относила в стирку грязные вещи… в тот маленький домик, где стоят стиральные машинки… я увидела его. Он сидел в углу, на корточках, положив голову на колени. Я окликнула его, и он испугался. И глаза у него были несчастные. Он сказал, что дом его напрягает. Что он не может находиться там долго.

– И это все?

– Мы немного поговорили об Африке, куда бы не хотели попасть ни он, ни я. На этом все и закончилось. Ужасно чувствовать себя никому не нужным персонажем, чье присутствие только терпят.

– Отчего же вы не уехали?

– Тео было не вытащить отсюда.

– Поэтому вы скандалили и напивались?

– Тео было наплевать. Ему было наплевать на нашу поездку в Англию, а ведь там его ждали на презентации книги. Вместо этого он примчался сюда. За какие-то несколько дней он все забыл. Для него существовала только эта ведьма.

– А вы не преувеличиваете?

– В том, что она ведьма? Нисколько. Она управляет здесь всем – людьми, вещами и животными.

– Собакой и двумя кошками?

– Это не единственные кошки. Есть еще одна.

– Я видел только двух.

– Все видели двух. Кроме меня. И, возможно, этого парня.

– А вы не поинтересовались у хозяйки, что это за третья кошка ошивалась здесь? Это же легко проверить.

– У меня не было желания разговаривать с ней. Ненавижу фальшивое радушие и показную доброжелательность. И абсолютно холодные и мертвые глаза в комплекте с доброжелательностью. Ей вроде бы все равно, как реагируют на нее остальные, но стоит только хоть кому-нибудь отвлечься… на другого человека или что-нибудь менее существенное… она тут как тут. И глаза сразу оживляются… Две раскаленные кочерги, вот что такое ее глаза! Так и норовят ткнуть тебя и прожечь кожу до кости. Оставить рубец на долгую память.

– То есть если бы покойная была… скажем, предметом… она была бы раскаленной кочергой?

– Почему? Вы невнимательно слушаете. Я говорила всего лишь о ее глазах. У вас странный метод ведения допроса.

– А у вас богатое воображение. От природы? Или развилось само, в процессе употребления горячительных напитков? Или это были не только напитки?

– Что вы имеете в виду?

– Вы знаете, о чем я. В этой тихой заводи полно юных натуралистов, шпионящих друг за другом. Все что-то видели, слышали и случайно находили.

– Быть может, общими усилиями им удастся найти и убийцу?

– Не исключено. Вы ведь не присутствовали на фейерверке в саду?

– Нет. Я почувствовала себя неважно и осталась в доме.

– Который вы так ненавидите?

– Ну хорошо… Я расскажу вам, как было дело. Я расскажу вам то, что помню. А помню я не так уж много – все из-за виски. Когда эта престарелая француженка утешала меня и советовала отнестись ко всему философски, мы пропустили с ней по стаканчику. После виски мне немного полегчало, чувство тревоги стало не таким острым. Конечно, злость на Тео никуда не делась, и я решилась повторить алкогольный опыт.

– Вдвоем с француженкой или сами?

– Кое-кто к тому времени уже пристроился к столам с выпивкой, так что это не было похоже на «надираться в одиночестве».

– Когда же вам полегчало окончательно?

– Когда я высказала вслух все, что думаю об этой стерве. Мне сразу стало лучше. Намного, намного лучше. Мы еще поболтали с русской, а потом я отправилась в дом, за виски.

– Решили выпить еще?

– Решила избавиться от остатков дурного настроения. И от этой напыщенной свиты уродов заодно. Мне никого не хотелось видеть. Даже Тео. Мне хотелось заснуть и…

– Не проснуться?

– Проснуться в другом месте. Жаль, что это было невозможно.

– Но попытаться стоило?

– Мое пребывание здесь и так сплошные попытки. Принять ситуацию, обуздать ситуацию, пустить ситуацию на самотек… Вот и тогда я попыталась прорваться на кухню, к хозяйскому бару, но кухня уже была оккупирована ведьминым муженьком и его приятелем. Первый жаловался на жизнь, второй пытался его успокоить.

– Жаловался на жизнь?

– Он был в бессильной ярости. Оказывается, ведьма и его скрутила. Лишила воли и самостоятельности. Единственное, что ему оставалось, – проклинать собравшееся здесь светское общество.

– Так уж и проклинать?

– Это был всплеск неконтролируемой ревности ко всем. Даже своего приятеля он обвинил в тайных симпатиях к ведьме. Неприятный жалкий разговор жалких людишек.

– Но вы его с удовольствием подслушали?

– Без всякого удовольствия. И… я не подслушивала. Меня хватило ровно на минуту, а потом я отправилась в холл на первом этаже.

– К каменным истуканам, которых вы так ненавидите?

– М-мм… Мне показалось, что я видела там несколько бутылок… Где-то в доме, помимо кухни, был целый арсенал бутылок…

– И как? Арсенал обнаружился?

– Обнаружился старший сын этой суки-хозяйки. Он стоял у мерзкой зулусской лодки… той, что служит здесь журнальным столиком. И вертел в руках сверток.

– Сверток?

– Скорее это была какая-то коробка в подарочной упаковке. Перевязанная лентой. Мы улыбнулись друг другу, а потом я вспомнила, что видела спиртное на террасе второго этажа. В общем, туда я и направилась.

– И оставались там?

– Да. Какое-то время… А потом я услышала шаги на лестнице. Как если бы кто-то тихонько поднимался и этот кто-то… был не один.

– Не один?

– Не один, не двое, не трое…

– Целая команда? Делегация врачей без границ?

– Мне трудно объяснить. Шаги двоились. Человек и эхо его шагов. Но это оказался вовсе не человек.

– Кто же?

– Кот.

– Тот самый? Третий в списке, которого никто не видел, кроме вас?

– Он был огромным. Ужасным. И он приближался ко мне.

– Понятно. Сколько вы выпили до того, как он появился?

– Это не имеет никакого значения…

– Сдается мне, что как раз имеет. Он намеревался напасть на вас?

– Он намеревался убить меня.

– Бедная Магда… Как же вы спаслись?

– А как обычно спасаются? Бегством. Это-то как раз я помню слабо, все было как в кошмарном сне.

– Или как в наркотическом бреду?

– Все было как в кошмарном сне… Я пыталась спастись от этого чудовища, я хотела вернуться туда, где есть люди… для этого нужно было всего лишь добраться до лестницы. Но она не приближалась ни на сантиметр, какие бы усилия я ни совершала. Она так и оставалась недоступной.

– А кот?

– Он дышал мне в спину.

– Мог напасть, но не напал?

– Его логика ускользала от меня так же, как и лестница, куда я так хотела попасть. Это был бег по кругу или бег на месте… Как в кошмаре. Вам снятся кошмары?

– Нет. Совесть моя чиста, оттого и сплю я без сновидений. Чем закончились эти игры в кошки-мышки?

– В какой-то момент на меня обрушилась чернота. А потом… Потом я пришла в себя… Почему-то – в этой самой комнате, где мы находимся сейчас. Хотя я не помню сам момент проникновения… Нет, не помню. И… здесь была русская девчонка, которая появилась вместе с типом в Бриони. Она и привела меня в чувство окончательно.

– Вот как? Она проявила к вам особенное участие?

– Это было просто участие.

– Русская была подругой покойной?

– Я не знаю, чьей подругой она была. Может быть, того типа в Бриони. Мне ничего не известно о ней. Неизвестно даже больше, чем обо всех остальных. Кажется, она добрый человек. Она, во всяком случае, выслушала меня. Я попросила ее сходить за Тео, и она согласилась.

– Привела к вам мужа?

– Он пришел один. Он все-таки пришел. И снова я умоляла его уехать. Но он сказал, что это было бы невежливо, что побег с праздника невозможен. Мы… поссорились. Он ушел, а я осталась в своей комнате. Кажется, даже заснула, ведь этот проклятый кот вымотал меня, полностью лишил сил.

– На этот раз кошмары вам не снились?

– Ничего не снилось. Как и вам. Что вы видите, когда просыпаетесь?

– Потолок и лампу с вентилятором, если лежу на спине. Окно, часы и телефон, если лежу на боку. А вы снова увидели дохлых ящериц?

– Нет.

– Кота?

– Я увидела Тео.

– Ну да, вашего мужа. Об этом я как-то не подумал…

– А я подумала, что вечеринка наверняка закончилась. И что сейчас глубокая ночь, потому что в комнате было темно. А потом… потом я подумала, что с Тео что-то не так.

– Что именно?

– Его тело… Его как будто подменили… Так мне показалось в темноте. Он лежал рядом, и прикоснуться к нему не составило бы труда. Я и прикоснулась…

– И?..

– Эффект был такой, как если бы я прикоснулась к дереву или камню. Как если бы рядом оказался истукан, перебравшийся сюда с первого этажа. И он не дышал. И я подумала о скульптурах – вдруг это живые люди? А ведьма околдовала их, и они покрылись корой, окаменели. Знаете, как бывает в сказках? Подобного ужаса я не испытывала никогда…

– Успокойтесь, Магда. Ваш муж жив и здоров. Вы и сами это знаете.

– Да. Да… Но тогда, ночью, я испугалась… Ведь он не дышал. Я закричала, бросилась вон из комнаты… Я хотела найти хоть кого-нибудь, позвать на помощь, но дом как будто вымер.

– Странно. Вам бы даже не пришлось ломиться в закрытые двери, чтобы кого-то отыскать. Как минимум два человека постоянно были под рукой.

– Я понимаю, это звучит дико… И вы вправе не поверить мне… Вы вправе посчитать меня сумасшедшей… Но я не смогла приблизиться ни к одной двери – так же, как накануне вечером. И я уже не понимала, явь ли это или продолжение кошмара.

– Но до лестницы вы все же добрались?

– Да.

– Спустились вниз? Это всего лишь два пролета. Смелее, Магда.

– Да.

– И снова не обнаружили никого, кто мог бы вам помочь?

– Я обнаружила… кота. Это опять был он, я узнала его по глазам. Желтые глаза, висящие в темноте. Он поджидал меня.

– Так-так. Вы, должно быть, закричали? Люди всегда невольно вскрикивают, когда сталкиваются с чем-то ужасным.

– Наверное, я закричала. Да. Больше я ничего не помню.

– Удивительно, что никто не слышал вашего крика. Вообще какого-либо крика. И почему только люди глохнут в самый неподходящий момент? Вы можете объяснить это? Как профессиональный психолог? Вы ведь профессиональный психолог?

– Вы не верите мне. Я знала, что так и будет. Не стоило и начинать весь этот разговор.

– Стоило всего лишь сказать правду, а не придумывать сказки. Даже если бы вы честно признались в том, что просто нажрались таблеток и залакировали все это алкоголем, – я поверил бы вам больше. Как вы вышли из дома? Как оказались на улице?

– Я не помню…

– Почему вы были перепачканы землей?

– Я не помню…

– Это вы убили хозяйку?

– Я не помню… Нет! Я не убивала, нет!.. Я сама едва не стала жертвой… Вы не понимаете. Она не просто женщина – она ведьма. Что она делала в Африке? Почему перевезла сюда всю эту мертвечину? Останьтесь здесь на ночь – и вы все поймете… Я не удивлюсь, если дом убьет нас одного за другим.

– Пока убит только один человек, так что не будем бежать впереди поезда. И убит он совсем не домом. Взгляните-ка… Вам знакома эта вещь? Магда?.. Что с вами, Магда?..

* * *

…Состояние, в котором пребывает Кристиан, теперь можно охарактеризовать одним словом: одержимость. Вернее, это целый букет из разного рода одержимостей – нелепый, исполненный плохо сочетаемых фрагментов, странно пахнущий. Держать его в руке – неловко, выбросить – жалко, ждать увядания – бессмысленно.

Букет одержимостей не вянет, напротив – становится все пышнее, отравляя сознание Кристиана навязчивым, отдающим восковой мертвечиной запахом: то ли лилий, то ли лотосов (оба цветка можно встретить в Камбодже).

Кристиан одержим мыслями о Dasha.

Кристиан одержим мыслями об опасности, которая может угрожать Dasha, – истинной или мнимой, не важно. Важно, что она смертельна.

Кристиан одержим пляжным видением.

Кристиан одержим омерзительной биомассой, просочившейся в реальность прямиком из пляжного видения.

Кристиан одержим идеей его повторного возникновения.

Он возлагает большие надежды на сны (что есть сон как не интерпретация подсознательных страхов, фобий и грез?) – но раз за разом его надежды не оправдываются. Вместо искомого и такого желанного ландшафта и даже вместо привычных формул в его снах фигурирует черная школьная доска. Доска преследует Кристиана из ночи в ночь и поначалу кажется всего лишь пустотой, черной дырой, наказанием за дневное безрассудство.

За посягательство на чужую жену, за жалкое детское вранье.

Ведь по вечерам – а иногда и днем – Кристиан продолжает врать. Теперь он экипирован намного лучше, чем при лобовом столкновении с Дарреном (спортбар хитрого негодяя Даррена Кристиан обходит десятой дорогой). Теперь в его арсенале – истории про Россию, истории про Москву, чей фундамент покоится на вечной мерзлоте, – все они выужены на форумах, посвященных путешествиям. Несколько русских слов и целых фраз, худо-бедно переведенных при помощи онлайн-переводчика. Кристиан больше не позиционирует себя гениальным джазменом, он вообще старается не упоминать о саксофоне – он тот, кем является на самом деле: курьер небольшого non-fiction издательства, на случай, если его спросят о профессии.

Но обычно не спрашивают.

О Москве и о России не спрашивают тоже. Вяло интересуются лишь Dasha («действительно, красавица, хотя мой идеал – Анджелина Джоли»). Оживление наступает только в конце беседы (обычно короткой) – когда Кристиан предлагает заплатить за выпитое собеседником спиртное из своего кармана. В благодарность собеседник задерживается подле Кристиана еще на пять-семь минут – тогда и наступает звездный час Кристиановой лжи, ее кульминация.

В эти пять-семь минут случайный знакомый, чей рот плотно заткнут кляпом благодарности, выслушивает историю любви Кристиана и Dasha, где фигурируют экзотические страны Гана и Камбоджа (причем Гана – в прошедшем времени, а Камбоджа – в настоящем и, возможно, будущем). В ней имеются животные, собака и две кошки; стоит ли вводить в пасторальный сюжет Лали, Кристиан еще не решил. Конечно, имеется соблазн представить малышку собственной дочерью, чтобы ввести бурный поток страсти к женщине в более спокойное русло привязанности к семье, но…

Это было бы уже чересчур.