Читать книгу «Stalingrad, станция метро» онлайн полностью📖 — Виктории Платовой — MyBook.
image

– Заявление о приеме на работу.

– А как?

– В свободной форме. В другом случае крепко бы подумала, прежде чем тебя принять, но текучка у нас страшная. Людей вечно не хватает. Вот и приходится брать кого ни попадя. Ты хоть с навыками оказания первой медицинской помощи знакома?

– Нет. А нужно?

– Нужно все. Это ведь старики, сама понимаешь. Ладно, сделаем так. Свяжешься с Натальей Салтыковой, телефон я дам… Она наш лучший работник. И как лучший работник, введет тебя в курс дела и будет опекать на первых порах. Ну, написала?

– Нет еще.

– Да что там расписывать, господи? Сочинений не надо, сочинения в школе остались.

Очень своевременное замечание, ведь Елизавета уже была готова вывалить на бумагу свои трепетные мысли о стариках, стоящих на вершине холма. И об их великодушии, простодушии и кошачьей/собачьей естественности. Но раз ее мнение о старых людях никого не интересует, придется ограничиться унылым: я, такая-сякая, проживающая по такому-сякому адресу, прошу принять меня на работу и тэ пэ.

– Вот, все готово.

– Дату поставь и подпись.

После того как дата и подпись были поставлены, андроид снова завладел листком, бегло перечитал его и наложил размашистую резолюцию.

– Теперь отправляйся в отдел кадров, он в конце коридора, по правую сторону. Оформишься – и добро пожаловать в наши ряды.

– А когда приступать к работе?

– Хоть завтра. Пообщаешься с Салтыковой – и приступай.

…Больше всего Елизавета боялась, что ее новая патронесса Наталья Салтыкова тоже окажется андроидом: следуя логике – классом пониже своей непосредственной начальницы А. А. Уразгильдиевой. Но все обошлось – Наталья предстала перед ней во всем блеске зрелой тридцатипятилетней красоты. Человеческой, а не какой-нибудь еще. Красоту эту не смогли испортить ни стокилограммовая туша, прилепленная к голове греческой богини, ни частичное отсутствие шеи, ни полное отсутствие вкуса. Ведь только лишенный вкуса индивид в состоянии напялить на себя расшитую люрексом светлую турецкую блузу из шифона и поддеть под нее черный сатиновый лифчик.

По телефону Наталья отрекомендовалась «роскошной женщиной в стиле Рубенса, если это имя о чем-то тебе говорит», назначила Елизавете неформальную встречу в ближайшем к райсобесу кафе. Внедрившись в искомое кафе и обнаружив там Наталью, Елизавета поразилась точности ее телефонной характеристики. Модель действительно оказалась рубенсовской, а не брейгелевской или там кустодиевской – очевидно, из-за все той же почти прозрачной блузы с люрексом, сквозь которую бесстыже проглядывала розовая поросячья плоть с многочисленными складочками, ямочками и припухлостями. Несмотря на общий внушительный тоннаж, руки у Натальи оказались относительно тонкими, а пальцы – изящными. Похожая на зубочистку сигарета, зажатая между средним и указательным, лишь подчеркивала их совершенство.

– Вы Наталья? – почтительно произнесла Елизавета, подходя к столику.

– Точно. – Наталья картинно выпустила дым из ноздрей и указала на пустой стул: – Присаживайся, дева.

– Меня зовут Елизавета.

– Елизавета, ага.

– Заказать вам что-нибудь?

– Можно на «ты». Не люблю, когда мне выкают. И сама не выкаю.

– Постараюсь, – тотчас стушевалась Елизавета. – Заказать ва… тебе что-нибудь?

– Уже пожрала, а так обязательно опустила бы тебя рублей на двести, не меньше. Но кофе выпью.

Расценив последнюю фразу как призыв к действию, Елизавета поплелась к барной стойке делать заказ.

– Два кофе, – сообщила она бармену, смуглому молодому человеку с забранными в хвост волосами. Его можно было принять за араба, а можно – за румына из Трансильвании, потомка Дракулы или самого Дракулу в годы его архетипического расцвета. Смогла бы она полюбить Дракулу, невзирая на неприятный, негигиеничный, но такой необходимый для инициации укус в шею? Наверное, смогла бы – и получила бы за это вечную жизнь. Плюс удовольствия, сопутствующие вечной жизни, плюс пухлый пакет социальных и иных льгот. Узким местом является необходимость постоянно подпитывать себя свежей кровью. Елизавета никогда не решилась бы вонзить зубы в живое существо, но и здесь возможен компромисс в виде еженощных посиделок с бокалом на городской станции переливания крови, вампирам там раздолье и кусать никого не надо. Неизвестно только, понравится ли такое вегетарианство кровожадному Дракуле.

Гм-мм… Лучше бы бармен оказался арабом.

В состоянии ли Елизавета полюбить араба? Все может быть.

Она не расистка и даже знает наизусть кое-что из любовной лирики Омара Хайяма. Общих тем с арабом не так уж мало: кроме Омара Хайяма, есть еще Фирдоуси, Низами и Авиценна. А также хитрющий султан Саладин, неоднократно щелкавший по носу крестоносцев в Средние века. А также – американцы. Американцы почему-то страшно раздражают Елизавету. Если бы они – все до единого – погрузились на космический корабль и улетели к звездам, освободив Землю от своего тошнотворного присутствия, Елизавета аплодировала бы этому факту стоя. Но такой исход событий вряд ли возможен в обозримом будущем.

Никуда они не полетят.

Какие там звезды – они даже до Луны не добрались, хотя утверждают обратное. Умные люди с фактами в руках доказали, что все их передвижения по Луне не более чем разыгранное в голливудских павильонах шоу, но проклятые америкосы продолжают гнуть свое: были – и все тут.

Вруны, гадкие людишки.

Конечно, в разговоре с арабом Елизавета не станет педалировать тему с Луной, она ограничится стандартными антиамериканскими высказываниями, принятыми в среде боевиков Аль-Каиды и прочих военизированных формирований Ближнего Востока. Как лучше обозвать американца, чтобы это понравилось арабу? – гяуром[6], кяфиром[7], неверным или просто кукурузным треплом? В топку можно забросить всё. Они сойдутся на почве неприязни ко всему штатовскому и уже потом откроют друг в друге качества, которые позволяют людям жить вместе. Верность, преданность и терпение (о страсти, толкающей мужчину и женщину в объятия друг друга, Елизавета предпочитает не думать). Да, она могла бы полюбить араба, какое счастье! Вопрос с будущим местом жительства тоже не стоит: Елизавета, конечно же, отправится следом за арабом в Объединенные Арабские Эмираты или вообще – в Марокко. Она видела несколько телевизионных сюжетов, посвященных Марокко: это впечатляет. Чем Елизавета будет заниматься в Марокко? Какая разница чем – любить своего араба. А также носить паранджу, что в ее случае можно считать не глумлением над женским естеством, а – напротив – освобождением от комплексов, связанных с несовершенством собственной фигуры.

В тот самый момент, когда Елизавета совсем было согласилась на паранджу и перелет в Марокко со всеми вытекающими, бармен поднял на нее глаза и на чистейшем русском произнес:

– Вам какой кофе? Эспрессо, капучино, американо?

«Американо», эх. Никакой он не араб!..

– Два капучино.

– Присаживайтесь, – отстраненно произнес бармен, глядя поверх Елизаветиной головы. – Кофе я принесу.

– Спасибо.

Твое «спасибо» нужно ему как зайцу стоп-сигнал, и нечего губы раскатывать, идиотка, привычно пожурила себя Елизавета и вернулась к столику.

– Я заказала два капучино, – сообщила она, плюхнувшись на стул напротив Натальи. – Ничего?

– Сойдет. Ну, рассказывай, как ты дошла до жизни такой?

– В смысле?

– Решила прилепиться к старичью. Только не надо вешать мне лапшу о нравственном долге перед обществом и сострадании к ближнему.

– Не буду, – сдуру пообещала Елизавета.

– Итак, что с тобой случилось?

– Ничего особенного.

– Ври больше! Срезалась на экзаменах в институт и посчитала, что жизнь кончена?

– Нет.

– Расплевалась с родаками и в пику им решила заняться ассенизаторским трудом?

– Почему же ассенизаторским?

– Потому что. Проваландаешься со старичьем месячишко-другой – сама поймешь. Или тебе объяснить? Как говорится, предупрежден – значит вооружен.

– Пожалуй что объяснить…

Наталье Салтыковой надо бы выступать в цирке с собственным жонглерским шоу. Кегли, кольца, булавы, горящие факелы и все такое. Блузку при этом можно не менять – пусть остается в ней, такой блестящей и безвкусной, такой условной. В цирке все условно – кроме мастерства, разумеется. А Наталья Салтыкова – мастер. На именных кольцах Натальи начертано «старичье», на кеглях – «падлюки», на булавах – «мудозвоны» и «хрычи». Подброшенные в воздух горящие факелы самопроизвольно выписывают: «и не мечтай, что они скоренько оттопырятся, они еще тебя переживут». От виртуозно построенных Натальиных фраз воняет цинизмом, и это кошмарный запах. Адская помесь навоза и собачьего дерьма. И кошачьего дерьма, и дерьма всеобщего. Елизавета задыхается в миазмах, ей кажется, что она вот-вот потеряет сознание. Давно пора встать и уйти, оставив на цирковом манеже два еще не принесенных капучино (за них уже заплачено, но черт с ними, с деньгами). Черт с ними, с деньгами, и с тобой тоже, сама ты падлюка, тоскливо думает Елизавета. Но никуда не уходит.

Кажется, она вдышалась.

Определенно – вдышалась. Цинизм Натальи Салтыковой больше не шибает в ноздри, и то правда – если любишь цирковые представления, приходится мириться с вонью закулисья. Откровение последних двух минут: несмотря на разнузданность и то, что Шалимар называет «хабальством», а Пирог – «жлобством», Наталья Салтыкова завораживает. И не одну Елизавету, хвостатый бармен с двумя чашками на подносе остановился рядом со столиком и слушает Наталью, разинув рот.

Он восхищен.

– Ну, чего уставился, Гаврила? – Наталья поднимает на бармена глаза. – Ставь свое пойло и проваливай.

Она совсем без тормозов, далеко не всякая женщина решилась бы так разговаривать с мужчиной, со смуглым мужчиной, чья кровь априори способна закипеть и при более невинном замечании. Втянув голову в плечи, Елизавета с волнением ожидает развязки щекотливой ситуации. Но никакой особенной развязки не наступает: бармен проглотил сказанное Натальей и даже не поперхнулся. Он не отходит от стола, он пятится задом, не спуская взгляда с новой Елизаветиной знакомой.

– Гы-гы, – Наталья так широко разевает рот, что становятся видны старомодные золотые коронки. – Пепельницу поменять не забудь…

В пепельницу она со смаком засовывает еще одно словосочетание, как подозревает Елизавета – нецензурное. И хулигански-веселое одновременно. Произнесенное другим человеком, оно вызвало бы неприязнь и желание немедленно дистанцироваться от матерщинника, но с Натальей все по-другому. Елизавета и сама не заметила, как подпала под тотальное и не иначе как сатанинское Натальино обаяние. На чем оно зиждется – не совсем ясно. То есть с Елизаветой все более-менее понятно, ее всегда привлекали сильные натуры. Но что нашел в ней парень из-за барной стойки?..

Мужчины устроены совсем не так, как женщины, это неоспоримый факт. Сила женской натуры волнует их постольку-поскольку, куда важнее безупречность поперечно-полосатых мышц и кубики на плоском животе, ими (за астрономическую сумму) можно разжиться в любом фитнес-клубе. Брачные объявления «ищу стройную молодую девушку до 46-го размера одежды и 38-го размера обуви» тоже принадлежат мужчинам. Если открутить Наталье ее божественную голову, вынуть из пазов руки и оставить только туловище в дурацкой блузке, что останется? Правильно, жировые наслоения, которые в сумерках легко спутать с горой Фудзи. А при свете дня они и вовсе потянут на пик Коммунизма. И кто тогда, спрашивается, толстая жаба? Явно не Елизавета, Елизавета по сравнению с Натальей Салтыковой не жаба, а грациознейшая древесная лягушка агалихнис. Но бармен (хоть он и мужчина) все равно пялится на Наталью, причем с явным вожделением. Может быть, он извращенец?

Не похоже.

Человек, сидящий за соседним столиком, тоже не похож на извращенца, скорее – на сотрудника аудиторской фирмы или банковского служащего. Вот уже пять минут он делает вид, что читает газету «Деловой Петербург», а на самом деле исподтишка наблюдает за Натальей. Хоть и без барменского вожделения, но со жгучим интересом.

Этому-то что надо?

На корпоративной вечеринке с такой, как Наталья, не появишься: во-первых, коллеги засмеют, во-вторых – начальник многозначительно постучит пальцем по лбу (следовательно, повышения и прибавки к зарплате в ближайшие полгода ожидать не приходится). И наконец, третье: если верны Елизаветины агентурные сведения о корпоративах, туда нужно приходить в точном соответствии с дресс-кодом. Прикид Натальи Салтыковой, раздобытый в покосившейся рыночной палатке с кокетливой вывеской «ЭЛЕГАНТНЫЕ РАЗМЕРЫ», не вписывается ни в один дресс-код. И вообще – для того чтобы она протиснулась в любую из корпоративных дверей, пришлось бы существенно их расширить по спецзаказу. Заниматься этим в эпоху всеобщей и поголовной стандартизации никто не станет, дураку понятно. Но может, Наталья тем и привлекательна, что попирает все мыслимые и немыслимые стандарты? Может, она настоящее сокровище, из тех, за которыми гоняются на аукционах, а потом навсегда скрывают от посторонних глаз в тиши частных коллекций?

Елизавета еще не решила.

А аудитор все глазеет на Наталью Салтыкову, бармен угорает от безотчетного желания приблизиться к ней, и лишь несчастная лягушка агалихнис выступает в обычной для себя роли: изображает фон. Наскоро сочиненный театральный задник, до которого никому нет никакого дела. Правда, сейчас Елизавета ненадолго оказалась в центре внимания: смотрящие на Наталью так или иначе видят и ее. Какую-то ее часть, профиль (совсем не греческий), спину (выгнутую колесом); зад, растекшийся по стулу, – об этом ужасе вообще лучше не думать! Чтобы выглядеть пристойнее, Елизавета вытягивает шею, распрямляет спину и слегка отклеивается от стула, напрягая до последней возможности икроножные мышцы. Долго в таком положении не высидишь, но какое-то время продержаться можно.

– …Один пидорас-хроник, девять старых кошелок… нет, их одиннадцать, извини. Сплошь блокадницы, обязательно будут паять тебе, как они защищали Отечество…

– А разве это неправда? – содрогаясь от Натальиного бездушия, спрашивает Елизавета.

– Не вся правда. Я так подозреваю, что в те суровые времена они не гнушались человечинкой. Людоедствовали, одним словом. И тебя сожрут, если что не по ним будет.

– Как это – сожрут?

– Фигурально выражаясь. Притаранишь однопроцентный кефир вместо трехпроцентного или еще чего-нибудь перепутаешь – мигом настрочат на тебя жалобу руководству. Копия – в ЦК КПСС и газету «Правда». Те еще прошмандовки, уж поверь.

– А разве ЦК еще существует? – В незамутненном сознании Елизаветы времена ЦК КПСС плотно смыкаются с временами пророка Моисея и блужданием евреев по Синайской пустыне.

– Нет. Только им не говори, не отнимай последнюю надежду на справедливость. Со всем соглашайся, но на голову себе садиться не давай. Пошли дальше. Божьи одуваны мужеского полу. Этих поменьше, всего пятеро. Отставной майор, якобы герой битвы за Берлин, а на самом деле тыловая крыса – раз. Бывший гэбэшник – два, тот еще… Хер Верёвкин! Орудовал в Праге в шестьдесят восьмом. Написал об этом поэму в сто тридцать страниц гекзаметром. Не ознакомившихся с поэмой он из дому не выпускает, так что запасайся терпением часа эдак на полтора. Затем идут сподвижник Сергея Королева, соратник Льва Гумилева и последователь Ландау. Эти совершенно безобидные, хотя и выжили из ума лет восемьдесят как. А вот отставного вояку опасайся и жопой к нему не поворачивайся.

– Это почему?

– Будет щипать, стопудово. Проверено на практике. Грудь тоже береги, не проявишь бдительности – облапает, мразь. Тьфу-тьфу, не про нас сказано!

– А как тогда к нему подходить?

– Лучше не подходить. Или приближайся боком, имея в руках электроразрядник для скота.

– Где же я возьму электроразрядник?

– На колхозной ферме, гы-гы. Но шокер можно приобрести в любом оружейном магазине. Он вообще… не повредит. Уяснила?

1
...