Я проснулась в кромешной темноте. Враждебная тишина окутала со всех сторон. Это дом Ника? Или меня забрал Рыжий, пока спала? Страх парализовал, и, как я ни пыталась, встать не получалось. В висках пульсировало, в горле пересохло, стянуло кожу на затылке. Сердце так громко стучало, что, казалось, стук раздается вокруг. Я пришла в себя от скрипа пружин. Ладонь нашарила гладкую и мягкую простынь. Всего лишь кровать.
Темнота оказалась вовсе не такой кромешной. Из окна шел тусклый свет, похожий на раннюю зарю. Постепенно из темноты проступили шкаф, ковер на полу, дверь. Я была одета, но босиком. Наверное, Ник принес меня сюда, как маленькую девочку. Ох, как стыдно!
Мои кроссовки стояли на полу. Я обулась и тихонько прошла к двери. Приоткрыв, услышала голоса, вышла в коридор и спустилась на несколько ступенек.
– Нам это не нужно. Подумай о детях, – донесся женский голос, и я замерла. Говорившая сдерживалась, но, кажется, готова была заорать во все горло. Разговор вели под лестницей, поэтому я никого не видела.
– Лорейн, я думаю о детях, – произнес Ник. – Поверь мне. Но она тоже ребенок. Не могу же я просто выгнать ее на улицу. Она и так много перенесла. Видела бы ты ее в участке.
– Мне все равно, – заявила Лорейн. – Ты подвергаешь риску нашу семью. Нужно отдать ее отцу, пусть разбирается.
– Шона нет в городе, он прилетит завтра.
– И она должна провести с нами сутки? – возмутилась Лорейн. Голос приблизился, и русая голова появилась под лестницей. – Знаешь, вся эта история с Шоном мне порядком надоела. Ты ему ничем не обязан. Он просто тобой пользуется, когда ему удобно.
– Думаешь, ему удобна смерть моей матери? Или своей дочери? – Ник подошел к ней, почти прокричав последнюю фразу. Я видела только их затылки: темный Ника и светлый – его жены. – Лорейн, опомнись!
Она шумно вздохнула.
– Мне очень жаль твою мать, но виноват в этом только Шон.
– Но не Тереза! – отрезал Ник.
Лорейн долго молчала.
– Если что-нибудь случится с детьми… Ник, я тебе этого не прощу!
Она развернулась и ушла. Под лестницей остался один темный затылок. Он немного постоял и ушел в другую сторону.
Я впервые увидела Ника несколько часов назад, но Келли в порывах откровенности (что случалось очень редко) рассказывала о сыне. О том, каким он был ребенком, как учился в школе и как хотел стать физиком – не потому что любил эту науку, а потому что мечтал изобрести телепорт. Я знала, что она тоскует, и не понимала, почему они не могут быть вместе. Все, что я могла – это говорить с ней о Нике. За столько лет я привыкла к нему, как к еще одному члену семьи, который все время в разъездах. В какой-то степени даже считала его старшим братом, а теперь из-за меня его семья в опасности.
Я вернулась в комнату. Пакет лежал на тумбочке рядом с кроватью. Если я что и поняла за время пребывания в Портленде, так это то, что мне следует держаться от людей подальше. И не важно, какие у них намерения и чего они хотят, страшно уже от самого факта их присутствия. Я вспомнила раздражение Руфуса, злость офицера Стивенсона, страх Ника. Если дотронусь до его жены, то наверняка почувствую ненависть. А если до Рыжего? Пакет в руке задрожал, когда я бесшумно закрыла за собой дверь.
Широкие деревянные ступени мягко пружинили под ногами, включенные бра на темных стенах почти не разгоняли темноту. Чувствуя себя привидением, я ступила на ковер в холле. Дверь прямо передо мной. Что я буду делать, когда выберусь? Прятаться от Рыжего до скончания веков?
– Тереза!
Я подпрыгнула от неожиданности, потом медленно обернулась. В проеме комнаты стоял сердитый Ник. И откуда только взялся? Караулил? Сердце колотилось как сумасшедшее, и пока я думала, потеряла драгоценные секунды. Могла бы сбежать, но Ник сделал несколько шагов и оказался между мной и дверью.
Только опасение снова пережить его эмоции останавливало от бегства. Он наверняка попытается меня схватить. Ну и ладно, в доме есть другие двери. Я сделала шаг назад.
– Ты напоминаешь мне ее. Мою мать, – произнес Ник.
Мысли заметались в поисках логики. Я удивилась. Разве?
– Принимая решения, она никогда не думала, как это отразится на других. Чаще ее поступки были верными, но некоторые вредили. И окружающим, и ей самой.
Я подумала обо всех решениях Келли, которые она принимала без меня, и мысленно согласилась с Ником. Келли говорила, что вся наша жизнь – цепочка решений, которые делают нас теми, кто мы есть. Как выбрать путь, который не приведет к ошибкам? Я чувствовала себя лишней здесь, в этом доме. В этой жизни.
– Ты не обязан меня защищать. И Келли была не обязана. Твоя жена права.
– Возможно, – Ник поморщился, сообразив, что я слышала их разговор, – но твой отец тебя защищает. А я обязан ему.
– Отец меня бросил! – Бессилие и злость были моими собственными. И слезы, которые я безуспешно пыталась сдержать. – А Келли тебя.
– Нет, – Ник покачал головой, печально глядя на меня, – все было не так. Он не бросал тебя, а защищал. И наши ситуации нельзя сравнивать. Когда уехала моя мать, мне было за двадцать, я жил отдельно.
– От чего отец меня защищал? Те люди и меня хотят убить?
Ник должен был улыбнуться и сказать, что это плохая шутка, но он только нахмурился и тяжело вздохнул, словно подыскивал ответ.
Я почувствовала себя пустым и бесполезным сосудом. Все, чем он был наполнен до сих пор, испарилось, превратившись в зыбкие воспоминания. Да и им больше нельзя доверять. Новая реальность состояла из шаткой ненадежности; это страшило и злило одновременно.
– Кто такой Виктор? Его люди убили Келли и охотятся за мной?
Ник все еще хмурился, но во взгляде сквозило сомнение.
– Слушай, я очень хочу тебе все рассказать, правда. Но лучше пусть это сделает отец. Все не так просто, и к тому же я не знаю многих нюансов, связанных с твоей семьей. – Он смутился, словно уже ляпнул лишнее.
Семьей? Значит, моя мать жива? Есть другие родственники? И что значит «все не так просто»? Все настолько сложно, что Ник не берется рассказать? И что мне делать с таким ответом? Он запутал еще больше. Понимание, что какой-то таинственный Виктор хочет меня убить, вытеснило из головы все остальные мысли. Чем я ему так насолила? Может, он ищет и убивает таких, как я – людей со способностями?
– Рановато, конечно, – Ник бросил быстрый взгляд на часы, – но пойдем-ка, позавтракаем.
Как только он упомянул про еду, я поняла, что буквально умираю с голоду. Позавчера я поймала и зажарила кролика, и до сих пор сожалела об этом. Пока мастерила силки, почти передумала, но резкая боль и урчание в животе не оставили выбора. В мае в лесу не найдешь ягод. Я могла бы подстрелить птицу, но арбалет остался во внедорожнике. Вместе с Келли. Пришлось наступить на горло своим принципам. Я вспомнила быстрое трепетание пульса в маленьком и хрупком тельце, застрявшем в силках, и в горле встал ком.
Под пристальным взглядом Ника я взвесила все за и против: бежать в лес и прятаться от Рыжего или остаться здесь, нормально поесть и расспросить о себе и Келли. Ник направился вглубь дома, наверное, на кухню. Я оглянулась на входную дверь, вздохнула и пошла за ним.
Уминая холодные сэндвичи, я слушала про Келли. Я знала, что она была криминалистом. Более пятнадцати лет помогала раскрывать убийства и считалась одним из лучших экспертов. Советоваться с ней приезжали специалисты со всей страны. Келли рассказывала об этом с гордостью, и я всегда удивлялась, зачем же она променяла успешную работу на жизнь в дороге от кемпинга к кемпингу.
Оказалось, что Келли уехала из Портленда не только из-за меня. Ей попалось одно «гнилое» дело, она никому ничего не говорила, пока не стало слишком поздно. Ее шантажировали – вынуждали подделать улики, скрыв причастность паршивого чиновника. Угрожали семье.
– Тогда я этого не знал, – зло усмехнулся Ник. – Только начинал карьеру в полиции. Она решила пойти на уступку и уехать. И тут как раз возникла ситуация с Шоном…
– Какая ситуация? – От любопытства я открыла рот и чуть не потеряла остатки сэндвича.
Ник бросил на меня задумчивый взгляд.
– Что ты знаешь о своем отце?
– Только имя – Шон Рейнер. Но кто он? Почему меня бросил? И что с моей матерью? – Зачем вообще ждать отца, если на меня объявлена охота? Я могу убежать и спрятаться, и забыть обо всем. И никто меня не найдет. Или отец тоже объявит охоту?
– Что ж, может, и правильно, – вслух размышлял Ник. – Это тебе совершенно не было нужно.
– Думаешь, если бы я знала, что меня хотят убить, моя жизнь была бы хуже? – Взяла досада, быстро превратившаяся в злость. Я кинула остатки хлеба на тарелку. – По-моему, и сейчас ничего хорошего. Может, стоит попросить о помощи полицию?
– Я и есть полиция, Тереза, – устало вздохнул Ник.
– Так это ты капитан девятого участка?
Ник кивнул, и все стало на свои места. Я-то думала, офицер Стивенсон говорил про кого-то еще, и с минуты на минуту ждала, что к нам вломится таинственный капитан. Так вот почему его слушали.
– Тем более! Значит, ты сможешь поймать убийц!
Ник молчал, и это меня возмутило. О чем тут думать?
– Думаю, тебе лучше сначала поговорить с отцом. А после, если захочешь, мы еще раз это обсудим.
– Мой отец тебе кто? – фыркнула я. – Начальник? Без его разрешения ты не можешь делать свою работу?
Ник поморщился и напряженно произнес:
– Я понимаю тебя, Тереза. Поверь, правда, понимаю. Убийство моей матери не должно остаться безнаказанным. Я полностью разделяю твою скорбь. Обещаю тебе, я сделаю все, что в моих силах, чтобы наказать виновных. Но сейчас я должен передать тебя отцу целой и невредимой. Ты не представляешь, насколько это важно.
Ник опять завел волынку, я разозлилась и вскочила.
– И чем это важнее правосудия? Я расскажу все, что знаю, и ты начнешь расследование.
– Это делается не так. К тому же твой отец… – Ник поморщился и застыл, словно раздумывая. Может, ему, как и мне, больно думать про смерть, если речь шла о Келли? – Ладно, давай так. Покажи точное место, где все произошло. Секунду.
Он вышел из кухни и вернулся с черной тонкой книжкой в руках, положил ее передо мной. Только это оказалась не книжка, а устройство, которое показывало кусочек карты. Аэропорт, река Колумбия, граница с Канадой…
– Это маленькая карта. Ее недостаточно.
Ник вскинул бровь.
– Даже так, – пробормотал он. – Смотри, я покажу.
Он дотронулся пальцами до экрана, и картинка изменилась. Сначала все стало ближе, потом наоборот – взлетело наверх.
– Ого! – Я забрала у него устройство и попробовала сама. Карта двигалась, подчиняясь моим пальцам. У нас с Келли такой штуки не было, мы всегда пользовались бумажными картами. – Ничего себе! Что это такое? Как оно работает? Здесь много карт?
Ник рассмеялся.
– Невероятно найти в наше время подростка, который не умеет пользоваться планшетом.
Я не обратила внимания на его изумление. Слишком увлеклась, рассматривая устройство со всех сторон, ведь оно позволяло указать место с точностью до пятидесяти ярдов!
– Вот, – ткнула я на точку. Ник внимательно следил за моим пальцем, пока я рассказывала.
– Ты не запомнила номера машин?
– Нет, прости. – Я растерялась. Честно говоря, мне такое даже не пришло в голову.
– Сколько их было? – спросил Ник деловито, но я видела, чего это ему стоило.
– Четверо. Одного я видела в Портленде, около твоего бывшего дома. Остальные, наверное, тоже тут. Я смогу их опознать, если увижу.
Он поднял на меня взгляд.
– Это тебе тоже лучше обсудить с отцом.
– Что именно? – Я оторопела. И если уж отец виноват в смерти Келли, как считает Лорейн, он не будет против моей помощи Нику. – Думаешь, он не разрешит мне помогать?
– Нет, не в этом дело.
– А в чем? – Я его решительно не понимала.
В коридоре раздался шорох. Ник напрягся и вытащил из-за пояса пистолет. Сердце забилось как сумасшедшее, когда он сделал знак молчать и неслышно двинулся вдоль стены. Неужели Рыжий? У меня похолодели пальцы.
– Что? Пристрелишь на месте? – раздался ехидный голос. В кухню стремительно зашла светловолосая женщина, окинула меня недовольным взглядом прищуренных глаз и направилась к холодильнику. – Хотя лучше пристрели. Скоро проснутся дети, а я так торопилась, что из еды у нас только брокколи и кукуруза. Вы же съели все сэндвичи.
Я поперхнулась последним кусочком и закашлялась. Схватила стакан сока, который до этого налил Ник, но он словно вольная птица выпорхнул из рук и полетел на пол. Сок разлился, стакан закатился под стол. Я испуганно уставилась на Лорейн.
– Ты мечтала сбросить пару фунтов. – Ник невозмутимо взял другой стакан, налил сок и поставил передо мной. – А овощи полезны.
– Не могу сказать того же о преданности, – произнесла Лорейн, выделяя каждую букву; с шумом захлопнула холодильник и одарила Ника взглядом, от которого он должен был сгореть на месте. Но, судя по его спокойствию, за годы совместной жизни он научился отражать такие выпады. Лорейн криво усмехнулась и направилась к выходу, холодно осмотрела меня по дороге и вышла – прямая спина и гневно вздернутый подбородок.
Я обнаружила себя в углу между раковиной и плитой. Если бы Лорейн задержалась на кухне со своим драконьим огнем, пришлось бы вылезти в окно.
– Мне надо поспать хотя бы пару часов. – Ник потер глаза и подавил зевок. Он не сердился и не пугался, а выглядел усталым. – И тебе тоже не помешает. И, прошу, – он посмотрел на меня красными от усталости глазами, – не сбегай. Патрульная машина приехала, они подежурят. Здесь ты в безопасности.
В безопасности? Наверное, безопасно там, где нет его жены, офицера Стивенсона, Руфуса и Рыжего с дружками. И где бы это могло быть? Мне пришла в голову только глухая чащоба или верхушка вулкана Маунт-Худ.
Восходящее солнце добралось до кухонного окна, осветило темную кухню, а вместе с этим ярче стали и все мои сомнения. Я не понимала многого из того, что говорил Ник, не знала всех мотивов Келли и, как выяснилось, не знала ее саму. Но пришлось признать, что она была права во многом, так, может, не стоит обвинять ее во лжи?
Убрав с пола пролитый сок, я поднялась наверх и спряталась в комнате, в которой проснулась. Мне захотелось остаться в одиночестве и поразмышлять над тем, что произошло. Привычка неторопливо обдумывать каждое происшествие в своей жизни, пусть и не слишком значительное, анализировать, как событие повлияло на меня, стало моей второй натурой. Раньше у меня хватало на это времени, а сейчас жизнь неслась вперед бешеными скачками, поминутно меняя темп и сбивая с ног.
Несколько часов я сидела на кровати и наблюдала за солнечным светом. За окном расстилались бесконечные поля. Потом совсем близко, под окнами, залаяла собака, и я очнулась. Раздались и другие звуки: вдалеке переговаривались, ходили по дому. Я остро ощутила покой этого места. Казалось невероятным, что несколько дней назад я в панике мчалась по лесу, убегая от прежней жизни.
Келли больше нет. Раньше я всегда знала, что могу положиться на нее, а сейчас я осталась одна между поверженным прошлым и туманным будущим.
Я вытащила из кармана подарок Келли на двенадцатилетие: кулон – капля янтаря на простом кожаном шнурке. Внутри навечно застыла маленькая пестрая бабочка. Я долго не верила Келли, когда она убеждала меня, что бабочка не настоящая. Выглядела она, словно живая. Когда я вглядывалась в янтарь, казалось, бабочка шевелит усиками. Сейчас она застыла, так же, как и я, с трепетом ожидая прихода нового дня.
Сложно представить, что он принесет. Завтра я встречусь с отцом. Интересно, я похожа на него? Так странно думать, что где-то есть незнакомый мне человек, который может ограничить мою свободу. А если мы с ним не поладим? Вдруг ему не понравятся мои способности? Хотя с чего они должны ему понравиться, если из-за них на меня объявлена охота, и гибнут люди.
И почему Ник отговаривался туманными намеками? Он ведь явно что-то знал. Хотя, если он хранил чужие тайны, нечестно заставлять его отвечать. Или там что-то настолько страшное, что он предпочитает держаться подальше? И хочу ли я знать?
Слишком неуютно и непонятно. Одиночество не помогло отвлечься от тягостных размышлений. Нужно занятие. Я тщательно обыскала комнату, обнаружив одеяла, пледы, полотенца и прочий хлам. Заглянула в дверь за шкафом и обомлела. Душ! Не веря своему счастью, подскочила и выкрутила краны. Так и есть, настоящий душ с горячей водой!
Выходить не хотелось. Таким душем я пользовалась от силы несколько раз в жизни. Келли не стеснялась поливать меня холодной водой и уверять, что так гораздо полезнее. Я тяжело вздохнула. Я больше никогда не узнаю, что она думает обо мне или своем сыне. Острое чувство потери настигло внезапно и неотвратимо. На секунду стало больно дышать: в груди будто возник тяжелый камень и перекрыл доступ воздуху. Я судорожно вздохнула и стало немного легче. Но камень теперь навсегда останется внутри: пока я жива, буду помнить, что Келли больше нет.
Потом я попыталась отстирать одежду. Грязь размазалась по джинсам, а левый рукав рубашки оторвался окончательно. Я потянула правый, но он не поддавался. Я тянула и тянула, пока не послышался треск ниток. Чертова рубашка, почему ты не слушаешься? Еще немного усилий, и рукав отлетел в другой конец комнаты. Рубашка изъездила со мной Колорадо, Юту и Неваду. Оторванный рукав на полу вызывал чувство беспомощности и потери. Я подобрала его и долго сидела в обнимку с вырванными крыльями.
При дневном свете дом выглядел сердито. Словно он приготовился к приему жильцов, распахнул все двери, но никто не приходил, проигнорировав надежды деревянного великана. Куда все делись? Я бродила по комнатам, рассматривая старые диваны, громоздкие шкафы с толстыми ручками, темные деревянные стены. На стенах висели фотографии. Повсюду как попало стояли разные безделушки. Большие и круглые часы на каминной полке пробили два – как раз, когда я на них смотрела. Над ними висела картина с пионами, а рядом лежала маска, отороченная перьями, с другой стороны стояла костяная фигурка слона. Это что-то значило для людей, которые здесь живут, напоминало им о чем-то важном. Может быть, они недавно посещали Африку? У меня ничего не осталось от прошлой жизни, кроме перочинного ножа, кулона и фотографии, да смятых долларов, которые я даже не успела потратить. Я проверила задний карман – все на месте. Джинсы почти высохли, но не стали чище, нечесаные волосы лезли в глаза. Я чувствовала себя неряхой и ничего не трогала, боясь испачкать.
О проекте
О подписке