– Мы так волновались. В комнате тебя не было, а сумка лежала на кровати, хотя я даже не слышала, как ты пришла со школы. И мы не знали, куда ты пошла…

– Мам, успокойся. Все хорошо. Я ездила верхом, – я старалась говорить спокойно, хотя мое сердце все еще пребывало в неровном биении из-за случившегося в лесу. – Помнишь, я говорила, что хожу в конюшню к дяде Барту.

– К Барту… понятно. Ну, и как он?

Я уже хотела упрекнуть ее в том, что она давно его не проведывала, хотя с работы приезжает рано и времени заглянуть к старому другу много, но я заметила одну не схожесть с моими представлениями в мамином рассказе:

– Подожди минутку. Ты сказала «мы так волновались…». Кто это – мы?

– Ммм… – начала она шепотом. – Я звонила твоему отцу. Думала ты у него, хотя обычно ты предупреждаешь меня. Вот он и приехал.

– Так он сейчас здесь?

– Да.

Я не знала, как реагировать. Я была рада тому, что родители провели вместе некоторое время. Последний раз они виделись у директора в школе. Это было в пятом классе. Я в гневе на родителей (они как раз разводились) закатила на уроке литературы истерику. Нам задавли выучить стихотворение на выбор (автор). я выбрала (?), а суть была в горе и несчастной жизни. После прочтения я разревелась. Профессор Лэкварт (она вела и ведет до сих пор этот предмет) начала допрашивать, что же со мной произошло, а я вместо того, чтобы успокоить ее, накричала. Она очень расстроилась из-за моего поведения, так как я была одной из лучших учениц, и вызвала моих родителей к директору. К счастью этим все и обошлось.

Я решила не заострять внимания на папином присутствии и непринужденно прошла в дом, мама же неуверенно плелась сзади.

Когда я зашла в гостиную, отец смотрел телевизор (шел футбол, хотя странно, мама не терпит эту игру, из-за чего раньше они часто ругались), но заметив меня, он встал:

– Вернулась. Это хорошо. Надеюсь, ничего не произошло?

– Нет. Со мной все в порядке. Я ездила верхом.

Затянулось неловкое молчание, при котором все стояли на своих местах и неловко крутили головой. Я взяла ситуацию в свои руки:

– Я, пожалуй, пойду к себе. Устала очень.

– Да, конечно, – воскликнула мама.

– Тогда пока, Кэйли, – Ральф подошел ко мне и обнял. – Когда ты навестишь своего отца в следующий раз?

– На следующей неделе обязательно. Я тебе позвоню.

Но, сделав несколько шагов в противоположную сторону от родителей, я обернулась и сердито настояла на следующем:

– И пожалуйста, если я где-то задержалась, не надо поднимать панику. Я способна…предпринимать что-либо сама. Я не маленькая девочка.

Посмотрев на лица родителей, в которых читалось смятение и неловкость, может даже неуверенность, я медленно, с гордо поднятой головой развернулась и пошла в свою спальню, оставив их вдвоем. Когда я тихо поднималась по лестнице, то услышала обрывки их разговора: «Это еще не началось…», «Ты ее осматривала…».

Я не хотела подслушивать, честно, но согласитесь, когда слышишь такое невольно останавливаешься! Но было уже поздно – разговор прекратился, и папа пошел домой.

Я приняла душ, но даже он не смог отвлечь меня от странных мыслей. А потом долго осматривала себя в зеркале, ведь именно это должна была сделать мама, по словам папы. Я не заметила на теле никаких изменений, кроме того, что сильно похудела, сама того не желая, потому что моя фигура и без того была практически идеальна. Но когда я, не надеясь что-либо обнаружить, перекинула мокрые волосы на одну сторону, чтобы причесаться, то заметила это.

Я не могла поверить в то, что видела. Я дотрагивалась снова и снова, тщетно пытаясь стереть рисунок. А потом просто смотрела, пытаясь найти этому разумное объяснение.

Две маленькие черточки, шрамы, что были с детства, начали приобретать другую форму. От каждой, навстречу друг другу, тянулись переплетения похожие на стебли винограда, и воссоединялись. Но это все, хотя мне казалось будто это еще не конец. Это незаконченная картинка, так я думаю. С первого взгляда можно подумать, что это татуировка, но нет. Это было что-то ужасное. А ужасное, потому что шрам был красного, как кровь цвета. Я остолбенела от страха, и мне стало тяжело дышать.

Я резко отвернулась от зеркала. Испугалась, что не смогу контролировать свои эмоции, если буду еще убеждаться в своей ненормальности. И главное – нельзя, чтобы мама знала что, как они сказали, это уже началось.

Я быстро легла в кровать и укуталась в одеяло. Уткнувшись лицом в подушку, я старалась успокоиться и все обдумать. Первое, что пришло мне в голову это то, что со мной что-то происходит, а родители будто знают о том, что что-то должно непременно случиться. Но, с другой стороны, может все будет в порядке и их опасения бессмысленны. Я чувствую себя хорошо, припадками не страдаю – это уже замечательно.

Хотя меня раздирает любопытство узнать, что должно со мной произойти. Мои родители могли бы мне объяснить, но еще рано. Невольно вспомнились слова Кристиана: «Придет время, и ты сама все узнаешь».

И я обязательно все узнаю, только немного подожду. Может, во время поездки Кристиан будет более разговорчивым. И тогда я смогу спросить родителей. «Завтра я спокойно пойду в школу, – говорила я себе. – Будто ничего не произошло…»

С таким настроением я легла спать, стараясь не думать больше ни о чем. Так и было, за исключением одного. Мои мысли были поглощены не сколько собой, сколько Кристианом. Меня вновь охватывало чувство, вызванное этой неожиданной встречей. Я заметила, что его присутствие всегда вызывает легкое возбуждение. Еще меня мучила его загадочность, и то, что слишком много совпадений на его счет. Я могла бы долго рассуждать над его странностями (хотя у самой их теперь не меньше), но я очень устала и мгновенно заснула.

Но и тогда меня не покидал этот загадочный красавец. На протяжении всего сна он был рядом и больше никого. Мне приснилась школа. Но она была пустая. Я бродила по пустым коридорам, заходила почти в каждую дверь, кричала, звала кого-нибудь, но мне отвечало только эхо. И всякий раз, когда и до того тусклый свет потухал, я с силой прижималась к стене. Я слышала лишь собственное дыхание и, не двигаясь, ждала, когда свет снова включится. Но в темноте я чувствовала, как кто-то ходил возле меня, иногда чуть прикасаясь к моим рукам или волосам, я слышала, как этот кто-то вдыхал мой запах и убегал. И сейчас, после нескольких минут проведенных так в темноте, зажегся свет. Тогда я побежала, пытаясь найти выход. Но когда я наконец его нашла, после долгого кружения в стенах школы, от чего даже голова кружилась, я не смогла подойти к нему.

Путь был перекрыт Кристианом. Казалось, я должна была обрадоваться присутствию живого человека, тем более его. Но нет. Мне стало еще страшнее. Потому что это уже был не тот Кристин, который обычно помогал мне в обычной жизни. Его тело было напряжено, глаза светились красным, кровавым цветом. Но он был совершенно спокоен и владел собой. Я не могла сдвинуться с места, будто приросла к полу. Тогда он шагнул мне навстречу. И вот он уже рядом, обнял за талию, наклонился к лицу, когда меня коснулся сладостный аромат его дыхания. Во мне пробежала дрожь желания и страха. Потом Кристиан прижал меня к себе и прошептал на ухо:

– Помнишь меня?

Эти слова отразились на мне так, словно меня ударило током, от чего я и проснулась. За эту ночь мне больше ничего не снилось, но даже когда я поднялась следующим утром, меня не покидали мысли о нем.

ГЛАВА 6.

После такой ночи не удивительно то, что я такая рассеянная. Утро казалось мне невыносимо долгим и нескончаемым. В ванне я провела не более десяти минут, но мне показалось много больше. Заглянув в шкаф, я поняла, что настроение для выбора одежды не самое хорошее. Поэтому я взяла первое, что попалось под руку (а такое бывает крайне редко, ведь по сравнению с макияжем, гардероб для меня был первоочередной вещью – наряды я подбирала со вкусом и с расстановкой), а выходя из комнаты, даже не посмотрела в зеркало.

Когда я спустилась на первый этаж, меня встретила мама с радостной улыбкой на лице:

– Доброе утро, Кэйли.

– Привет, – мой ответ звучал удручающе (немного севший голос и безразличный тон сыграли свою роль).

Многообещающее начало.

– Что случилось? – встревожено спросила мама. – На тебе лица нет…

Я подумала, что не надо волновать ее лишний раз, и вложила в свой ответ всю решительность, которая имелась на данный момент, и даже немного улыбнулась (хотя глаза выдавали меня, но с этим я ничего поделать не смогла):

– Я просто не выспалась и… Мам, завтрак готов?

Так я и сменила тему. Элизабет, что с нее взять. Она всегда была доверчивой и наивной, всегда верила в то, что я ей говорю. Конечно же, я никогда не врала и не пользовалась этим. Просто старалась скрывать свои истинные чувства от нее. Вот как, например, сейчас. Я чувствовала себя совершенно подавленной морально, а она думает, что это просто недомогание из-за бессонницы.

Даже когда я первый раз привела парня к себе домой (это было полгода назад, причем первый и последний раз), я, конечно, рассказала, что произошло на самом деле, хотя испытывала ужасную неловкость. Моего бывшего парня звали Райан. Мы встречались около четырех месяцев, и тогда я решилась переспать с ним, хотя он на меня не сильно давил по этому поводу, но часто упоминал про него. Короче, я пригласила Райана к себе, и когда я разделась, быстро передумала. Понимаю, звучит глупо, но я поняла, что он не тот, которого я бы хотела не только физически (в чем как раз и была проблема, потому что очень хотела), но и морально. Да, Райан был парень что надо. Был популярен в школе, имел авторитет и играл в первом составе школьной футбольной команды.

Но это не для меня. Это я поняла тогда, когда он начал лапать и облизывать меня (в тот момент меня чуть не вывернуло наизнанку). Я приостановила его, на что он ответил: «Детка, не бойся. Я все сделаю сам. Тебе нужно всего-навсего быть послушной девочкой. Расслабься и получай удовольствие».

Я поняла, что выбор стоит не из легких. Либо я потеряю парня, который мне нравиться и стану поводом для разговоров о том, как я отказалась (я была уверена в том, что все друзья Райана узнают о моем поступке). Либо я соглашусь на секс, но при этом будет уязвлена моя гордость и еще какое-то непонятное мне чувство, которое претило сделать задуманное. Примерно десять минут я лежала не шелохнувшись, а внутри меня боролись два чувства.