На маленьком острове Иудеев в центре Парижа вовсю шли приготовления к казни. Уже была поставлена деревянная площадка для казни, вбит столб для приговоренного, принесены большие охапки соломы для костра.

– Ох, и жарко будет сегодня, соседка, – худая остроносая дама кивнула пухленькой девушке в большой широкополой шляпе.

– И поделом им, отродьям Сатаны, – пухлощекая боязливо перекрестилась. – Поговаривают, эти нечестивцы, тамплиеры, вовсю издевались над святым распятием, плевали на иконы, ужас какой… и даже, – девушка понизила голос и боязливо взглянула на свою соседку, – они поклонялись… ну… этому… Рогатому… – последнее слово было произнесено шепотом.

– Рогатому? Дьяволу? Самому настоящему? – ахнула худая. – Не может быть! – всплеснула она руками.

– Конечно, не может, – влез в разговор двух соседок толстый лавочник в перемазанном мукой переднике. – Не может, потому что они Дьяволу не поклонялись. Глупости все это. Глупости и чепуха! Брешут люди!

– Не Дьяволу, а Бафомету, – вспомнила наконец-то имя дама в шляпке. – Но он тоже рогатый.

– Рогатый! – передразнил ее лавочник. – Наговаривают все на них, на рыцарей! – сообщил он, понизив голос.

– Не наговаривают! Они во всем признались, во всех своих преступлениях против Господа Бога нашего! – величественно и надменно ответила остроносая.

– За семь лет пыток и не в таком можно признаться! Умеют парижские палачи признания выбивать! – не согласился с ней лавочник. – А Магистр за семь лет ни в чем не сознался, и всячески отказывается от всех обвинений.

– Так, суд короля уже осудил его! Все равно! А вы, сеньор Жульбур, что-то слишком сочувствуете рыцарям! – подозрительно прищурилась пухленькая. – Может, вы тоже один из ордена?! – ахнула девушка и приложила руки к пылающим щеках.

Лавочник насупился и сквозь зубы прошипел проклятия.

– Пойдем отсюда, Луиза, – потянула она соседку за собой, недовольно оборачиваясь на остолбеневшего лавочника, который принялся оправдываться на ходу.

– Да вы что, дамы… Да не в жизнь… – верещал он, но его уже никто не слышал.

В грязной вонючей клетке, установленной на старой телеге, на площадь привезли замученного и исхудавшего бывшего Великого Магистра ордена тамплиеров Жака де Моле. За семь лет тюрьмы, пыток и мучений от былого величия магистра мало что осталось, только гордый взгляд карих глаз и упрямо вздернутый вверх подбородок говорили о непреклоненной воли магистра.

Несмотря на все пытки, Жак де Моле не признался, где спрятаны сокровища ордена, он гордо смеялся в лицо палачам и всячески отвергал все глупые и беспочвенные обвинения. Но суд короля все равно приговорил его к сожжению на костре, но Жак был спокоен, есть еще высший суд, который котируется выше королевского.

Де Моле без страха взглянул в лица своих палачей, он, Великий Магистр, он ничего и никого не боится, он пройдет через все, что ему предназначено.

Тюремщики шептались, что костер для Великого Магистра был сложен таким образом, чтобы продлить муки умирающего как можно дольше.

Когда языки безжалостного пламени уже лизали ноги осужденного, терпеть адскую боль не было сил, Жак де Моле закричал что было мочи, вложив в последние проклятия всю силу древнего могущественного ордена:

– Господь знает, что я умираю несправедливо осужденный. Поэтому очень скоро несчастья падут на головы тех, кто несправедливо осудил нас. Господь отомстит за нас, я убежден в этом. Тебя, Господь, молю, обрати взор свой к Деве Марии, чтобы приняла нас. Папа Климент, перед Судом Господним говорю – смерть найдет тебя через сорок дней, а тебя, король Филипп, прежде чем закончится этот год! Папа Климент! Король Филипп! Не пройдет и года, как я призову вас на Суд Божий! Проклинаю вас! Филипп, проклинаю тебя. Проклятие на весь ваш королевский род до тринадцатого колена!

И высшие силы услышали его предсмертные слова.

Санкт-Петербург. Наши дни

– А меня Вареньевна сегодня похвалила! И даже сказала, что…

– А мне Мишка по голове машинкой стукнул, а я ему…

– А потом Вареньевна нам дала циферки обвести…

– А Мишка как заорет…

– А я суп мучил-мучил, но не домучил…

Следователь Дарья Безбрежная обнимала двух улыбающихся близнецов пятилеток Тему и Сему, малыши радовались приходу матери и старались наперегонки рассказать ей, что же интересного и невероятного случилось за сегодняшний день в детском саду.

Воспитательница Татьяна Валерьевна, которую близнецы именовали Вареньевной, все-таки не удержалась и сделала ехидное замечание припозднившейся мамаше:

– Дарья Николаевна, опять опаздываете! Ваши тут, Безбрежные, последние остались! – с ядовитой интонацией заметила она.

– Так сад же до половины восьмого работает, а сейчас только семь, – пытаясь натянуть непослушный кроссовок на детскую ногу, заметила Безбрежная.

– Уже девятнадцать ноль пять, и всех других детей давно разобрали, – скривила полные губы Вареньевна.

– Разобрали, потому что у них мамочки не работают, а дома сидят, – звенящим от обиды голосом заметил старший и серьезный Сема.

Дарья одобрительно хмыкнула, продолжая напяливать следующий кроссовок уже на третью ногу.

Воспитательница ахнула:

– Вот, видите. Он еще и хамит! И дисциплина у мальчишек хромает. Вы знаете, во что они играли сегодня на прогулке? – Полная женщина энергично и демонстративно закатила глаза.

– Не знаю, но думаю, вы мне сейчас об этом расскажете. – Дарья застегивала куртку на первом сыне.

– Они нашли в траве мертвого жука, обвели его мелом и пытались выяснить причину смерти… – В голосе Вареньевны слышался такой ужас, как будто бы мелом дети нарисовали пентаграмму и вызвали самого Дьявола.

– И как? Им это удалось? Установили свидетелей? Вызвали понятых? – профессиональным голосом осведомилась Безбрежная.

Мальчишки синхронно захихикали.

– Да вы что! Вы не понимаете? У нас приличный сад, а вы…

– А что я? А что мои дети сделали такого неприличного? Или, быть может, вы причастны к этому преступлению? К смерти жука?

И под шумный смех мальчишек, высоко подняв голову и оставив остолбеневшую Вареньевну, Дарья вышла из стен «гостеприимного» детского сада.

Уже подходя к дому, смартфон издал имперский марш из «Звездных войн» – значит, звонили на служебную симку.

Придерживая ухом телефон, Дарья пыталась попасть ключом в замочную скважину. Дело осложнялось еще и полным пакетом с продуктами, зажатым под мышкой.

– Слушаю, – прозвучало довольно грубо.

– Дарья Николаевна, добрый день. Извините, что вас вечером потревожил, но я подумал, что это может быть важно… – раздался смущенный и неуверенный мужской голос.

– Кто это? – поморщилась Безбрежная, в прихожей освобождаясь от надоевших каблуков.

– Извините, не представился. Это Сергей Михайлов, охранник из Инженерного замка. Вы сегодня с нами утром разговаривали.

– Ах да! Конечно! Я вас слушаю, Сергей. – Стянув с мальчишек обувь, Дарья под вопли голодного кота пыталась освободить пакет с провизией. – Вы что-то важное вспомнили?

– Да, наверное, важное. Хотя я не уверен, – снова смущенный тон. – Сидорчук просил вам не рассказывать, он считает это неважным. Но я не знаю, может быть, это как-то поможет, – неуверенно зачастил охранник.

– Так, стоп, Сергей. Давайте вы мне все расскажете, а я сама решу, важно это или неважно для следствия, – сурово произнесла Безбрежная.

– Ладно, – согласился Михайлов.

– Это касается пропавшего Потапова?

– Наверное, да!

– Хорошо, отлично. Я вас слушаю.

– Это не совсем телефонный разговор, я вам кое-что хочу показать. Мы можем сегодня увидеться где-нибудь в центре?

– А до утра это не подождет? – Дарья с сомнением посмотрела на сыновей, уже сидевших за столом, с голодными глазами ожидающих ужин, посмотрела на орущего кота, который тоже весь день страдал без любимых хозяев и насыпаемого ими корма в миску. Да и тащиться куда-то на ночь глядя не хотелось, тем более что оставить мальчишек было не с кем.

– Я бы хотел вам сегодня все рассказать, боюсь, что завтра я не решусь. Да может быть и поздно… – негромко ответил Михайлов.

– Хорошо, но у меня есть другая идея. Записывайте адрес, это недалеко от центра. Жду вас у себя, – Безбрежная продиктовала в трубку свой адрес.

– А ваш муж не будет против такого позднего визита? – с сомнением в голосе спросил Сергей.

– А муж объелся груш, – усмехнулась Дарья, накладывая Теме на тарелку сваренные покупные пельмени.

Да, она кормила детей пельменями, да, о ужас! Даже сама их ела, и да, готовить что-то на ночь глядя после суматошной работы у нее не было ни сил, ни времени, ни, если честно, и желания. Как говорила любимая в скобках свекровь, именно из-за этой работы, ее постоянной архиважной работы, и расстроился ее брак, первый и единственный. Мужу нужны были каждый день первое-второе и компот, плюс свежевыглаженные рубашки и накрахмаленные воротнички, а Дарья все время проводила на работе, с которой приползала без сил и падала спать – какие тут воротнички? Супруг ворчал, брюзжал, но сам не был в состоянии и тарелку за собой вымыть, не говоря уже о приготовлении элементарного обеда. Когда появились близнецы, Олег обрадовался, что уж в декрете Дарья будет сидеть дома и готовить борщи, но ничего подобного. Стало еще хуже. Теперь Даша крутилась вокруг памперсов, горшков и бодиков – два орущих младенца, причем орущих постоянно – стали последней каплей терпения трепетного Безбрежного, и собрав чемодан, он одним прекрасным утром отправился к своей обожаемой матушке с ее несравненными пирогами, накрахмаленными воротничками и заправленной кроваткой.

Дарья даже не обиделась ни разу, ей было не до того, она вздохнула с облегчением, вспомнив поговорку «Баба с возу», в данном случае «мужик с возу», с уходом супруга ей стало легче. Помощи от него не было никакой, в финансовом плане тоже, только вечные упреки и ворчание. Так она продолжала сама заниматься детьми, что она делала и раньше, только не стараясь готовить с утра до вечера несносные борщи, делать которые она так и не научилась. Дарья решила, что детей вполне можно кормить и сосисками, и пельменями покупными, и даже печеньем, а иногда можно порадовать и готовой едой из фастфуда, когда уж совсем не было сил готовить. Бабушек-дедушек и тетушек, кто бы помог, не наблюдалось, потому Дарья безропотно сама тащила мальчишек. Олег появлялся, в лучшем случае, раз в месяц, иногда присылал деньги, но, по-хорошему, ни она, ни дети ему давно были не нужны, не интересны, в его жизни им не было никакого места.

Да и сами Сема и Тема про папу не спрашивали, не скучали, потому что его совсем не знали, ведь он сам не хотел их знать, так что противиться поздним визитам точно никто не собирался.

Конечно, все это рассказывать постороннему мужчине Дарья не собиралась, ограничившись банальным «объелся груш», заверив собеседника, что тот может приехать и все рассказать следователю.

Через полчаса раздался бодрый звонок в домофон.

Отправив мальчишек досматривать мультики, Дарья пригласила смущенного Сергея на кухню, налила ему крепкого чая, придвинула вазочку с печеньем и пытливо уставилась на него.

Тот нервно заерзал на стуле, косясь на огромного кота мейкуна Федю, который очень трепетно относился к своей хозяйке и ревновал ее ко всем существам мужского пола, потому сейчас буквально пожирал глазами нового знакомца, с ненавистью разглядывая Михайлова.

– Итак, я вас слушаю. – Дарья прогнала обиженного кота с кухни и даже прикрыла дверь в комнату.

– Извините еще раз, Дарья Николаевна. Наверное, мне не стоило приходить, – снова замялся Сергей.

Дарья вздохнула. Она устала, она безумно устала, а тут еще на ночь глядя огромный двухметровый мужик ведет себя как девочка-пятиклассница.

– Сергей, раз уж пришли, выкладывайте все, как есть. Это касается Потапова? Вы знаете, где он? – задала она наводящие вопросы.

– Да, то есть нет, – замотал головой Михайлов. – Это касается Потапова, но я не знаю, где он.

Он тяжело вздохнул, а потом как будто решился прыгнуть в ледяную воду и начал наконец рассказывать:

– Мы с Лехой давно знакомы, это он меня сюда на работу пригласил, – шумно повел носом Сергей. – Я его хорошо знаю, как я думал. Он был простой нормальный мужик, ну, футбол там, пиво на выходных выпить. Все как все. Ответственный, спокойный очень. А тут… – Сергей облизал сухие губы и сделал глоток чая.

Дарья его не перебивала, внимательно слушала.

– Все началось с того, как нас поставили на дежурство в этом Инженерном замке. Когда мы в Главном корпусе музея работали, все нормально было. А как этот проклятый замок появился, так все…

Михайлов замолчал, его ноздри раздувались.

– Мы три недели там сидим, пока выставка идет, и я каждый день считаю оставшиеся дни до закрытия. Если бы не такая хорошая зарплата, то давно бы ушел, даже убежал, но у меня ипотека и двое детей, где я такую работу еще найду, – он снова вздохнул. – Сначала первые дни все спокойно было, а день где-то на третий после ночного обхода подходит ко мне Алексей, такой злой и сердитый, и кричит, зачем я его пугаю и что за шутки такие дурацкие? Я абсолютно не понял, что с ним случилось. Говорю, что я на месте был, и ничего не знаю. Он мне не поверил, и всю оставшуюся смену на меня недовольно смотрел. Я пытался узнать, о чем он говорит, но тот молчал, а потом сказал, что ничего, ему померещилось. Однако на следующую ночь я, как обычно, проходил залы дворца, а тут… – Сергей снова нервно сглотнул, – а тут явно слышу мужские шаги, причем за мной. Тяжелые такие шаги, как будто в сапогах кто-то грохочет. Я остановился, принялся фонариком светить по сторонам, но никого не увидел. Я снова пошел, снова шаги за мной, причем в паре метров. Я включил свет в зале, но кроме картин никого там не было.

– А вам не могло показаться? – серьезно спросила Дарья.

Сергей отрицательно замотал головой.

– В том-то и дело, что нет. Я потом прибежал на пульт, принялся просматривать видео того зала, где я был. Но на видео был только я, больше никого не было, – Сергей снова заерзал. – Алексей тогда внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Я тоже не стал распространяться, Сидорчук засмеял бы нас. Пару дней было все тихо, а потом я проходил по внутреннему дворику, была ночь, но луна была яркая, и у нас еще фонарь у входа, потому было довольно светло. Я проходил по двору, смотрел на темные окна дворца, как вдруг в одном из окон второго этажа сначала появилась искра, небольшая такая, а потом зажегся огонек, как будто свечи. И вдруг окно стало освещено, и я ясно увидел темный силуэт мужчины со свечой в руке. Он стоял у окна второго этажа и как будто смотрел на меня в упор. – Сергей снова заерзал, комкая в руках салфетку. – Мне стало очень страшно, просто волосы у меня на голове зашевелились. Ведь замок закрыт ночью для посетителей, здесь никого быть не могло. Причем второй этаж всегда закрыт, то крыло, где царские покои, сейчас закрыт для посетителей, туда нет входа. Около пару секунд был силуэт в окне. Я могу поклясться, что я его прекрасно видел, а потом он исчез как не бывало, в долю секунды – был и нету! Я кинулся внутрь во дворец, побежал по лестнице на второй этаж, прикидывая, какая комната это могла быть. Я обежал все комнаты левого крыла. Все были закрыты на замок, везде было пусто, везде слой пыли – туда никто не заходил очень давно. Когда я, испуганный и перекошенный, явился перед Потаповым, тот так серьезно на меня посмотрел и сказал, что я его не поймаю никогда!

– Кого его? Он знал, кто это был? – Следователь напряглась.

Михайлов судорожно кивнул.

– Он мне сказал, что уже видел в том же окне этот силуэт, но поймать его невозможно!

– Но почему? Кто это? – воскликнула Дарья.

– Это… Павел! – закивал головой Сергей.

– Какой Павел? Какая фамилия? – Дарья достала блокнот и приготовилась записывать.

– Павел Романов. – Сергей продолжал терзать бедную салфетку.

«Романов» вывела в блокноте фамилию подозреваемого Дарья.

– Романов? Подождите, какой еще Романов? – Она нахмурилась.

– Да, тот самый Романов. Павел Первый, император, – хмуро ответил Сергей.

Безбрежная нахмурилась еще больше и с негодованием посмотрела на Михайлова.

– Что вы мне тут сказки рассказываете? Вы хотите сказать, что вы видели в окне императора Павла Первого?

– Ну да, я вам об этом и говорю. Точнее, не его, а его призрак, – признался охранник.

Теперь заерзала Безбрежная, как же она сглупила, пригласила в свою квартиру, где сейчас находятся ее малолетние дети, психически больного человека, а то, что Сергей не здоров, он сам только что признался, нормальные люди галлюцинациями не страдают.

Дарья отшатнулась от него и принялась вспоминать, где у нее табельный пистолет и что придется делать, если этот детина сейчас нападет на нее.

Скорее всего, все эти мысли были написаны на лице следователя, так как Михайлов снова вздохнул и продолжил:

– Я знаю, о чем вы думаете! Я на вашем месте тоже бы не поверил в эту дикую историю! Я раньше тоже никогда не верил в мистику, призраков и прочую подобную чушь! И Алексей не верил! Но он тоже постоянно слышал разные шаги за спиной, стоны какие-то и фигуру в окне!

Дарья встала из-за стола и тихонько подошла к столешнице, надеясь достать из ящика кухонный нож. Хоть какая-то защита! Чтобы она когда-либо еще пригласила свидетеля домой! Да никогда больше!

– То, что это Павел был, мы потом узнали, у Клары Захаровны поинтересовались. Она старейшая сотрудница музея в Инженерном замке. Она нам после рассказала, что призрак Павла появляется в замке перед какими-то важными событиями. В начале двухтысячных в стенах дворца умер замначальника музея, плохо с сердцем стало – инфаркт. До этого целый месяц призрак Павла шумел, на глаза всем попадался. Перед Великой Отечественной и перед блокадой города тоже, судя по документам, его видели, – откусив кусок печенья, спокойно объяснил Михайлов.

Дарья поразилась его мнимому спокойствию, вроде бы нападать на нее не собирается, но нож в ящике стола она все еще нащупывала.

Безбрежная пожала плечами:

– А сейчас что Павлу надо?

– Так, вот же – ограбление произошло! – поразился ее непониманию охранник.