Отдел учёта высших канцелярий…

Отдел учёта высших канцелярий
Причин ухода запись не ведёт.
Как школьное задание – гербарий,
Кто больше листьев книгою зажмёт.

Они гнилые, свежие – любые,
Шёл по дороге в школу, подобрал.
Их, может, даже только что убили,
Гербарий вне вопросов зла-добра.

И плач соседних веточек, дрожанье
Прозрачных капель прежде чем уйти,
Не взят в расчёт, не привлечёт вниманье,
Оторвалась, прозрачная, лети!

Какие счёты у добра-печали,
Кто примирит, рассудит и учтёт?
Как очередь на детские качели,
Пока не покачают, не уйдёт.

Из-за того, что лето взаперти…

Из-за того, что лето взаперти
Мы провели, оно остановилось.
Недолго вхолостую покрутилось
И снова ожидает на пути.

Его невинность детская зачтется,
И зряшные часы с листа сотрут,
И лето справедливое начнётся,
И больше никуда не позовут.

И окна как прозрачная граница,
На страже у которой мы стоим,
Позволят с летом воссоединиться,
Как будто этот мир соединим

ГЕРМАНИЯ

Спектор Владимир

Мир не болен. Но боли подобен…

* * *

Незабываемое прошлое

И раненый в голову завтрашний день —

Всё рухнуло, как подкошенное.

– Уходишь? Пожалуйста, маску надень.

Воздушно-капельная паника

От Болдинских песен до нашей хандры.

Где «кнут» – почти синоним «пряника»,

Где ангел не знает, что он «вне игры».

* * *

Поезд пришел, как приходят с повинной —

Двери настежь, от «много» до «мало».

От нашего – вашему карантину —

Шёпот подошв, как эхо вокзала.

Вирус, как птица, летит на дыханье.

Где-то бродит удача в перчатках.

Поезд приходит, не поздний, не ранний,

Точно к платформе. Снова загадка.

Диптих

Время верное и неверное,

Вневременное, полубольное…

Было радио сарафанное,

Стало – карманное, вышивное.

Время длинное и короткое,

Волны-вирусы, тэги-микробы…

Бьют минуты прямой наводкою.

Мир не болен. Но боли подобен…

Музыки нет. А играла так весело.

Что-то сломалось. И эхо молчит.

Что ж ты, кудрявая, нос свой повесила?

Как заразителен «вид на Мадрид»…

Как заразительны и обеззвучены

Маски на лицах и боль под рукой.

Новости жалят, как гады гремучие,

Музыку глушит ползучий покой…

ДНР

Нечипорук Иван

Пожар вселенской паники

Пожар вселенской паники,
Агония огня.
Мы страшных слухов данники,
Прислуга злобы дня.

И в ночь под новолуния
Теряем правды нить,
Чтоб поощрять безумие
И страхом страх кормить.

Духомпад

За марлевыми лицами
Не спрятаться, не скрыться нам,
Глядим глазами жалкими на буйную весну.
И наша обезличенность,
Как флаг в тонах коричневых
Весь мир бедой пресыщенный выводит на войну.

В беду сперва не верили,
Считали страх – феерией,
Шутили, забавлялись и смеялись невпопад.
Потом прокисли рожами,
Встревоженно скукожились
И начался неистовый весенний духомпад.

Теперь узнать нам хочется,
Когда всё это кончится,
И белый свет испуганно устанет восклицать?
Но чёрное растение
По имени сомнение
Пускает корни новые в преддверии конца.

О время страшной пустоты

Молюсь осинам, может пригодиться!

С. Есенин

О время страшной пустоты,

Черствения и озверенья,

В цепном законе суеты

Всё крепче звенья.

Живу, как червь без света, без

Любви. В апреле високосном

Теперь хожу украдкой в лес

Молиться соснам…

И массово-безумный страх,

И обнуление сознанья,

Приму с молитвой на устах

Как назиданье.

Всё жёстче бытия оскал

Сквозь Откровения… Осанна

Грядым, кто это всё читал

От Иоанна.

ИЗРАИЛЬ

Кабаков Виталий

Последние темные дни…

Последние темные дни

мы, к слову, не встретим с друзьями,

под лампой или небесами,

в последние темные дни.

И вправду, в последние дни

пространство становится уже,

и, как обещают, к тому же

наступят последние дни.

Послушай, ведь сказ не про нас,

ведь мы-то не сможем исчезнуть,

так просто вот взять – и исчезнуть,

конечно же, сказ – не про нас.

Вот только тревоги детей,

ведь дети беспечнее внуков…

Любимую только бы руку

сжимать и нежней и сильней.

Последние дни все длинней

весною – пора благодати!

Спаситель, увы – не спасатель.

Но небо светлей и светлей.

Каждый вечер…

Каждый вечер – как оповещение новой беды.

Високосной весною, немою порой пандемии

пополняется список потерь. И пространства пустые

остаются без звуков и слов, без молитв и еды.

Закрываются страны, по новой в границы входя.

Расстоянья сгущаются до аппликаций в смартфоне.

То ли ты так становишься резок на нынешнем фоне,

или мир современный размыли на фоне тебя.

Где-то внуки растут, набирая положенный вес,

там где дети надеются на разрешение свыше.

Нет почти что машин и легко человека расслышать,

примеряя в апреле талит, куфию или крест.

А вот птицам раздолье летать, голося поутру,

наблюдая в окно, кто из нас от них первым проснется.

Кипарис за окном на ветру не ломается, гнется,

Трудно сдерживать листья на свежем весеннем ветру.

Сказаться счастливым…

Сказаться счастливым и выйти на ветер,

на солнце, на…

Закончилось что-то, что ты не приметил,

жара? война?

На улице мусор от сброшенных масок

сметут с утра.

Довольно скопили уже припасов,

пора, пора…

Да только, что толку, ушли от причала

и ждать должны

попутного ветра, девятого вала,

второй волны.

Левина Виктория

Когда свершится…

Когда свершится и прорвётся

в проём, запаянный снаружи,

в двери аорту – к саду, к морю! —

сердечный выплеск аритмий,

к людским отарам проберётся

тот, кто в такую пору нужен,

тот, кто залечит боль и горе

в миру внезапных пандемий.

Придёт негромко. На сандальи

осела пыль тысячелетий,

простой верёвкою подвязан

хитон – подобье древних тог.

Далёк от войн и вакханалий,

он, кто единственный на свете

носить мобильник не обязан…

Его узнают – просто бог.

Укажет взглядом потеплевшим

на молодняк, проросший споро

на месте вырубленных просек,

на снег нетающих вершин,

где, чистым ветром охмелевши,

хохочут поле, лес и горы.

Так сохранить планету просит

посланник жизни – божий сын.

Рехтер Вера

Было лето безрадостным,

осень будет долга…

В лоб нацеленный градусник

так похож на наган.

Как в плохом сериальчике,

где вся ставка на страх,

престарелые мальчики

бодро лгут в новостях —

массам правда не надобна,

значит: ври, не красней!

Жизнь расколота надвое —

до «короны» и с ней.

Лица скрыты под масками

и куда б ни пошёл,

ты участвуешь в массовых

сценах из «Маски-шоу»,

где веселье изъято и

на запрете запрет,

а улыбки запрятаны,

будто их больше нет.

Висо косное

Сумасшедшее время —

ни весна, ни зима,

високосное бремя…

Припозднившийся март

выдаёт нам по полной.

То ли выть, то ли пить?

Объедаясь попкорном,

за сюжетом следить?

Мир прикован к экранам,

каждый третий – пророк.

Знатоки в инстаграмах

взять советуют впрок

туалетной бумаги,

чтобы год или два

беспрепятственно гадить,

только хватит едва ль…

Сериал разномастный

из трагедий и лжи,

вместо скальпеля – пластырь,

место действия – жизнь.

Где ты, добрый волшебник?

Мир не верит давно

в эти детские бредни…

Только я всё равно

на виду у всезнаек

Чебурашкой бреду,

эскимо покупая,

отгоняю беду.

Он

Он не хотел быть строчкой
выпуска новостей…

– Господи, дай отсрочку!
Пусть временной ручей
катит наш мир, как прежде,
многие сотни лет.
Господи, дай надежду,
что не сотрешь нас… Нет?
Вымрем, как динозавры?
Мы же чуть-чуть умней…
Дай дотянуть до «завтра»,
чтобы поднять детей,
чтобы смиритъ гордыню,
лучше познать себя.
Ты не жестоковыйный,
Господи, так нельзя…
Маску надев, перчатки,
взяв со стола очки,
выдохнул: – Всё в порядке,
хочешь молчать – молчи…
Может, хоть знак какой-то?

Переступил порог:
– Срочно добавить койки
в инфекционный блок!
Выдалась ночь спокойной,
время начать обход.
– Здравствуйте, знаю – больно,
вылечим, заживёт.
Нет, не несите вздора! —
голос и добр, и строг.
– Будете дома скоро.

…Он здесь и царь, и бог!