Делаю плавный шаг, мне страшно, но я выбрала пусть. Выбрала! Наступила себе на горло и сделаю это. Сделаю сейчас, потому что больше нет ни времени, ни возможности… Всё может сорваться в любую секунду.

Не могу воспринимать его как мужчину, мужчины так не поступают. Да, он бесспорно хорош собой, максимально привлекателен. Тот самый мальчишка, что и тогда, когда выскочил ко мне на аллеи… но…

Взгляд мужчины падает на мои ноги, я в пижаме. Обычной хлопковой пижаме. Из всего что он мне притащил, упрямо выбирала лишь её.

Отвожу взгляд, смотрю на стену напротив. Мне тошно.

Мои квадраты «жилплощади» обустроены на славу, тут реально можно жить, единственное к чему у меня не доступа это кухня. Не знаю, чего он боялся. Что я вскрою себе вены или что отравлю их всех, но как выглядит дом я не знаю. В моём распоряжении комната и маленькая уборная, в которой есть душ, туалет и машинка стиральная с функцией сушки.

Последний раз не помню, когда в зеркало смотрелась… Такая у меня сейчас жизнь.

Он поднимается. Теперь я смотрю в упор. Подходит вплотную, взгляд осмысленный, но мутный. Нет явной агрессии, но я её улавливаю каким-то шестым чувством. И то, что он под чем-то, тоже каким-то иным чувством осознаю… Я просто знаю и брезгую. Так сильно брезгую, что липким потом обливаюсь.

Он столько раз делал мне больно действиями и словами, что я научилась читать его мысли. Сейчас тоже хочет сделать больно, наказать за все свои несбывшиеся хотелки. Ну… и просто хочет, что тоже, видно.

Хорошая девочка из хорошей семьи не могла попасть в такую передрягу, но как мы выяснили ранее, я не хорошая девочка. Уже.

– Ты какая-то странная… – с прищуром произносит.

Опускаю глаза и неопределённо пожимаю плечами. От него разит всем на свете. Тут в заточении я очень остро стала реагировать на любые «незнакомые» запахи.

Меня всю разрывает внутри от омерзения, уже к самой себе. Когда он сидел на кровати, когда его тут не было, осознать то, что я хочу сделать было проще.

Подхватывает подбородок, вынуждает на него смотреть. И я смотрю, в глазах слёзы. Слёзы бессильной ярости и боли, но он подумает иначе, потому что я говорю:

– Я так устала, Паша, я так устала… И мне так страшно… – голос дрожит, по щекам слёзы градом.

Следующее, что я делаю, это обнимаю. Кто бы ведал, насколько сильно приходится в себе сейчас глушить всё своё я. И омерзение, которого через край, как воды в бокале.

Покорно прижимаюсь к телу, показывая, что он большой и сильный, а я маленькая и беззащитная. Нагло играю на инстинктах защитника. Я иду по краю, у меня как у сапёра нет права на ошибку.

Плачу и жмусь, чувствую тошнотворный запах сигарет, алкоголя и женщины.

Мгновение он теряется, но потом в себя приходит и автоматически обнимает двумя руками, сжимает почти до хруста. Я пугаюсь, думая, что он опять в ярости и всё… но нет… резко подхватывает под ягодицы, ноги разводит и на себя сажает, а я пугливо сжимаюсь. Сердце в груди скачет.

Смотрим друг на друга, он вдруг улыбается и целовать тянется, а я застываю…

Только ни это…

Отклоняюсь чуть назад, губы по шее мажут, тут же присасываются к ключице. Он язык в ход пускает, облизывает меня, вот так через ткань кусает. Секунда и к стене придавил, выше закинул, к груди прижался. Сминает, шумно дышит. А меня как ножом резать начинает. Противно и тошно. Адский коктейль внутри взрывается.

Руки к лицу прижимаю, плачу. Натурально плачу. Громко, горько с всхлипываниями. Я не играю сейчас, мне действительно больно от бессильной ярости. Она ужасна. Разъедает кислотой.

Мой мучитель замирает тут же.

– Оксан… – с сожалением, на выдохе.

Качаю головой, он к кровати отходит, сажает на себя уже с сомкнутыми ногами, но в плотную, двумя руками жмёт к себе, уткнулся в плечо.

И я в этот момент решаю, что пора начать, потому что настолько идеального случая может не подвернуться. Мы настолько раскалены эмоциями, что лучше не придумаешь. Расчётливая сука во мне, поднимает наконец свою голову.

– Почему вы так со мной… почему со мной?! Что я вам всем сделала?! – кричу, в грудь его пихаю, – Прицепились не оторвать. Отвалите! Я жить хочу, просто жить хочу!!! Я ничего вам не должна и не обязана ничем!

Паша перехватывает мои руки, старается удержать, но куда там, я в ярости и не сбавляя темпа ору дальше. Ору так что горло режет. Прямо вот так в лицо его ошалевшее:

– Что ты, что он! Вы меня принуждаете, ненавижу! НЕНАВИЖУ!!! Чё баб свободных в стране нет?! Какого хрена нужно от меня?! Отвали от меня! ОТВАЛИ!

Паша заваливает меня на спину, руки держит и к кровати прижимает. Всем своим телом жмёт, мне больно, грудную клетку сжало тут же ни вдохнуть. Как тогда ни вдохнуть, когда он пальцы на шее сомкнул.

И я натурально пугаюсь, брыкаюсь под ним что сил осталось… Воспоминания накатывают волной колючей.

– Что ты несёшь?! Ты с ним по курортам шаталась и трахалась как позовёт. Бежала в припрыжку!

Рык в лицо, такой что в жилах кровь стынет. Но отступать некуда.

– Он такой же урод, как и ты, слова «НЕТ» не знает! НЕНАВИЖУ ВАС!

Глаза зажмуриваю и ору, брыкаюсь, как уж изворачиваюсь. Но он психует и поднимается в одно движение сам. Взглядом таким бешенным опаляет, словно наяву видит, как мы жили и как я вру. А я ему бурю в ответ. Глаза искрят как ненавижу сейчас. Всё ему помню, всё что сделал со мной помню и это во взгляд вкладываю. Мою ярость ножом резать можно.

– Не гони, – зло шипит.

Подпрыгиваю следом. В грудь ему пальцем тычу.

– Я не обязана перед тобой душу раскрывать! Ты знать не знаешь, что было за это время, понял?! Ты меня не знаешь!!! Больные уроды. Ублюдки. Бабки есть и всё можно решили! УРОДЫ! Мне этого не нужно1 ПОНЯТНО?! Не надо! Денег ваших чёртовых, положение и прочей фигни, НЕ НАДО!

Закрываю лицо, всхлипы, слёзы, подвывания.

Паша молчит.

– Хочешь сказать, что этот у*бок тебя заставил? – голос тише звучит, участливее что-ли.

–Да пошёл ты!

Секунда и он меня к себе тянет, в грудь свою утыкает и обнимает нежно-нежно, по спине гладит. Баюкает как маленькую… Опять роль хорошего играет. Обжимает, словно любит безгранично, будто бы самое важное для него сейчас это – я.

Меня же жжёт любое прикосновение. Как огнём опаляет.

Терплю.

Через силу терплю чужие руки на себе, ласку чужую. Просто больной на голову урод… Он так изощрённо измывался словами и действиями, а сейчас вдруг вот так. Нежность, ласка. НЕНАВИЖУ!

Постепенно градус снижается, он меня плачущую на руки берёт, на кровать опускается, к себе всё так же прижимает, гладит, успокаивает, говорит какую-то совершенно несвойственную ему хренотень. Весь такой защитник, злится и про моего мужчину грязь льёт, грозится его закопать. Мол для этого всё сделал, что ещё немного и передел будет, тогда он, Пашка, всё себе вернет, говорит, что жалеет, что с психа от отца ушёл в свободное плавание с низов подался. Решил, что должен сам понять на себе что из себя представляет бизнес отца.

– Всё хорошо у нас будет, ты больше не будешь его бояться. Он сдохнет как собака, он и его два тупорылых братца. У них ничего нет, ни тыла, ни поддержки. Всё как надо будет.

Говорит, говорит… Слова как вода.

Много говорит, слишком много того, что мои уши слышать не должны совсем. И это пугает больше, чем его действия. Потому что он не боится вовсе, называет имена, всё говорит, словно язык себе развязал. Уверен, что я никуда не денусь, что с ним останусь и эта информация тоже.

Стокгольмский синдром – на него надеется, больше, чем уверена.

Только вот не будет этого. Невозможно это. Я же всё помню, руки его на мне, то, как безвольное моё тело брал, как меня собой заполнил, я всё это помню и ненавижу. Прессинговал, унижал, принуждал, наркотики вкалывал, чуть не отправил на тот свет, к кровати наручниками приковал, кормил как собаку, запер. Неужели решил, что это просто можно затереть, как ластиком росчерк карандаша?

НЕТ! Это кровью написано, моей кровью… Я не забуду.

У него ко мне не здоровая тяга. Болезненная, долгая и мучительная для нас двоих. К слову, меня мучить он собрался куда как больше, чем горит сам. А может и не горит. Я не романтизирую… слишком уж ярко этот человек себя показал. Слишком.

Он долго говорит, потом решает, что я уснула, поглаживает мерно и в какой-то момент тоже закрывает по всей видимости глаза и засыпает.

Засыпает, оставив открытой дверь и сняв с меня наручники… Пока жду что уснёт глубже нетерпеливо глазами вращаю, всё поверить не могу что так получилось переключить…

За окном светает, не знаю сколько времени это сейчас ни важно, важно то, что я могу оступиться на каждом шагу и от этого по венам кровь шпарит. Ещё не верю своему счастью, не верю, что он вдруг вот так неосмотрительно себя повел, что так легко оказалось.

Подвох вижу во всём.

И какое-то время выжидаю, прислушиваюсь к тишине в доме, к тому, как Паша дышит, когда его рука безвольно сползает с моего плеча, понимаю, что пора. Сон глубокий.

Аккуратно выпутываюсь, очень медленно покидаю кровать, готовая каждую секунду придумать оправдание… если вдруг он резко глаза откроет. Мне так страшно, сердце в горле колошматит.

Как спускалась по лестнице, как пугливо тормозила на каждом шагу боясь даже вдохнуть глубоко, как голова кружилась от тахикардии… Наверное я запомню эти минуты на всю жизнь.

Видимо кто-то там свыше благоволит мне, потому что там внизу обувь мужская и толстовка, ещё какие-то вещи плохо видно, но это разглядываю и на ощупь определяю. Меня адреналином вышибает, когда я двигаюсь ближе к двери. Пожалуй, это самый драматический момент за всю мою жизнь. Дыхание перехватывает, а озираюсь, боюсь, что сейчас появится, плачу от счастья и неверия, что руку протяни и всё закончится, что там дверь на выход, что так всё вдруг просто получается…

Тянусь к ручке, держа в руках обувь и толстовку. Тяну на себя, но дверь не поддаётся.

Отчаяние тело окутывает мигом. Застываю. Деревенею вся до основания.

От отчаяния выть хочется. Темно, плохо видно, тут нет окна и где-то внутри дома ещё люди. Стараюсь действовать тихо. Но ощущение такое будто бы стук моего сердца слышит вся округа. Так сильно бьётся.

Рукой вожу по двери в надежде найти щеколду или что-то такое и когда нахожу, быстро открываю, дальше плавно тяну дверь на себя повторно молясь богу чтобы открылась. А она скрипит, так пронзительно, что я рывком её отворяю и не думая выбегаю сразу на улицу.

Просто вперёд, как есть босиком и прижимая к боку толстовку с чужой обувью.

Просто бегу вперёд, не чувствуя, как ноги мёрзнут, как что-то обжигает ступни, как ранят их. Где-то там впереди несколько домов это деревня или что-то подобное, я должна бежать к дороге это логично, но вместо этого на горизонте вижу посадку, она через поле. В накатывающем восходе сложно определить расстояние, но я бегу именно туда, действую нелогично, следы заметаю. Потому что знаю, если поймает… то всё