Глава 2

Очнулась я от того, что меня аккуратно и бережно снимали со стены. Цепи уже не опутывали мое тело, но двигаться я все равно не могла. Рубашка висела на мне клочьями, художественно открывая мое тело. Но штаны были на месте, хоть и порванные, и это слегка успокаивало. Что успел сделать со мной этот мерзавец, за то время, что я была без сознания, пока оставалось для меня тайной. Тело болело и саднило, везде. Я казалась себе одним большим куском боли. Пока меня снимали, мои раны открылись, и теперь рубашка потихоньку пропитывалась кровью. Даааа!!! Поглумилась эта мразь надо мной изрядно. Я совсем не чувствовала своего тела. Все, что я чувствовала, была боль.

– Дэзи, лежи, лежи, – в голосе брата сквозило беспокойство. Он руководил процессом моего снятия со стены, и все время находился рядом. По-моему, он действительно беспокоится за меня. ТАК! А вот этим просто грех не воспользоваться. Когда я умирающе застонала и закатила глаза, начался форменный цирк. Как все забегали, засуетились. Я смотрела сквозь слегка приоткрытые веки, как мой брат торопит слуг, которые аккуратно выносят мою тушку из камеры. Меня принесли в роскошно обставленную комнату. Везде зеркала, золото, бархат и парча. Комната была огромна и в одном ее углу я заметила ванну. Хочу, хочу, хочу!!! Слуги бережно сгрузили меня на кровать и тихо покинули комнату. Еще один жалобный стон, и брат склонился надо мной, с беспокойством вглядываясь в мое лицо.

– Братик попроси наполнить ванну, пожалуйста, – мой голос был чуть слышен. И брат сразу же ринулся выполнять мою просьбу. Ванну наполнили очень быстро и две служанки помогли мне раздеться и залезть в ванну. Мое тело, измученное болью и истязаниями с благодарностью, принимало долгожданное тепло и покой. Служанки застыли с двух сторон ванны, как часовые. Я сообразила, что в покое меня не оставят. Что же пусть займутся чем-нибудь полезным, например, помогут мне вымыться, подумала я и озвучила свои слова. В результате одна терла мое тело губкой до тех пор, пока кожа не начала гореть. Я была ей за это благодарна, мне хотелось стереть прикосновения Кореннеля со своего тела, хотелось забыть, как его холодные руки блуждали по моему телу. Вторая занялась волосами, и они из мочалки превратились в шелковистые локоны. Меня вытащили из ванны и закутали в теплый, легкий халат. Я сидела перед зеркалом, и служанка расчесывала мне волосы, и вскоре они золотым каскадом заструились почти до пола. Сквозь золото просвечивали серебряные пряди. Я попросила служанок выйти и, скинув халат, встала перед зеркалом. Я смотрела на свое отражение в зеркале, из которого на меня смотрела незнакомка. Выглядела эта незнакомка довольно неприглядно. Повернувшись спиной к зеркалу, я ахнула. Вся спина была покрыта глубокими рубцами от ударов хлыстом. Эльф бил профессионально. Рубцы уже покрылись корочками, я быстро восстанавливаюсь, но вот шрамы останутся навсегда, на всю жизнь. Эдакая память о женихе. Ну, конечно, нет, чтобы колечко на память подарить, извращенец. Кстати, об извращенцах. Я взглянула на свои ноги. Вся внутренняя поверхность бедер, как и сами бедра, была в синяках, значит ли это…? Я опустилась на кровать. Захотелось еще раз принять ванну, но ее уже вынесли. Осознания того, что я – принцесса крови, была подвергнута насилию, обрушилось огромным холодным комом. И тут же пришла ярость. Как он посмел? Я – принцесса Дэзидриэлль Лучезарная, сестра короля. Мне хотелось разорвать, убить стереть с лица земли этого ненавистного мне эльфа. Но я тут же поняла, что хоть это принесет мне моральное удовлетворении, убийство Коренэлля ничего не решит, только проблем добавит. Я поняла, почему эльф действовал так безбоязненно. В мои обвинения никто не поверит, решат, что я хочу опорочить его честное имя. В бессилии я опустилась на ковер. Мое тело было осквернено, моя душа выжжена, я была полностью раздавлена. И главное, я ничего не могла сделать. Я просидела так довольно долго. Потом встала и дернула за шнурок, чтобы вызвать служанок.

– Я хочу одеться и поесть, – я старалась, чтобы голос звучал спокойно и доброжелательно. Было приятно видеть, как одна из служанок принесла мой наряд, а другая побежала за едой. Она быстро вернулась, сгибаясь под тяжестью огромного подноса. Я набросилась на еду с жадностью голодного зверя. Моему организму нужны силы, на быстрое восстановление и еда это один из способов. Причем способ довольно вкусный.

Послышались шаги, которые сопровождались тихим шорохом, словно по коридору ползла змея. Дверь вышибли ногой. Он зашел, и служанки сжались от ужаса.

– Вон, – одно слово и служанок, словно ветром сдуло. Мы остались одни. Он смотрел на меня с ленивой улыбкой. Как же красив, подлец. Сердце замирает от красоты этого совершенного лица.

Он со змеиной улыбкой стал приближаться ко мне. Что же давай, попробуй! Я уже не в цепях, и теперь меня не запугать. Я готова. Он шел и его хлыст, словно змея тянулся за ним. Так вот чей шорох я слышала. Я сидела, не двигаясь, я ждала. Он принял мое спокойствие за страх. Что же он уже сделал первую ошибку. Он меня недооценил. Коренэлль подошел и, положив свою руку мне на плечо, с силой сжал. Больно, но терпимо. Глядя в зеркало в отражение моих глаз, он медленно опустил голову. Его губы прошлись вверх по моей шее, чуть прикусив нежную кожу за ухом. Вторая ошибка. Не стоило подходить так близко. Резко оттолкнуть стул, выйти из захвата его пальцев, проскользнув под его рукой ему же за спину, и вот я стою, прижавшись грудью к его спине, а мой стилет дрожит у его горла. И я с трудом сдерживаюсь, чтобы его не перерезать. Я почти не контролирую себя от сжигающей меня ненависти. Но у меня и так проблемы с одним убийством, ни к чему вешать на себя еще одно. Огромным усилием воли беру себя в руки и опускаю руку с ножом, отталкивая от себя эту мразь. Отхожу от него подальше, боюсь, что иначе не сдержусь и все-таки убью его. Он смотрит на меня с ненавистью и злобой. Отвечаю ему не менее яростным же взглядом.

– Уходи и больше не возвращайся, больше я не буду так милосердна, – пытаюсь говорить спокойно, но голос предательски дрожит. Он думает, что это от страха, но я понимаю, что от еле сдерживаемой ярости. Моя ненависть к этому эльфу, чертовски привлекательному эльфу, зашкаливает, и я обнимаю себя руками, чтобы сдержаться и вытерпеть его присутствие.

– Ты была более доступной, когда висела в цепях на стене. Мне понравилось играть с тобой. Думаю, у нас еще будет много времени, и я вдоволь наиграюсь с тобой и твоим роскошным телом. Как спина, не болит? А может, болит где-нибудь еще? Многие служанки жалуются, что я довольно крупный, местами. Для неопытной девушки это может быть довольно болезненно, – с глумливой улыбкой прошипел он. Он сделал шаг ко мне, и я выхватила нож.

– Убирайся, иначе, клянусь Великой матерью, я не сдержусь и убью тебя. Ты воспользовался моей беспомощностью. Я была без сознания. Ты изнасиловал меня. Я все расскажу брату и совету старейшин. Тебя ждет суровое наказание.

– Давай принцесса. Ты же сама только что сказала, что была без сознания. Значит, не можешь быть уверена, что я притрагивался к тебе. Я же буду все отрицать. А теперь подумай сама. Кому из нас двоих поверят старейшины. Тебе, жестокой убийце своего отца, или мне, тому, кто поймал убийцу любимого всеми короля. Да, я наказал тебя, я тебя высек, но кто меня осудит? Ты – убийца, нет, ты – отцеубийца. И заслужила свое наказание. И когда тебя осудят, я найду тебя, и твоя смерть покажется тебе освобождением от тех мук, которые тебе будут уготованы, – он крепче сжал рукоять своего хлыста. – Но я также знаю тебя, принцесса Дэзидриэлль. Ты слишком гордая, чтобы признаться, что какой-то начальник охраны, посмел прикоснуться к тебе. Ты будешь молчать, пока не будешь полностью уверена в том, что я обесчестил тебя, пока у тебя не будет неоспоримых доказательств. А у тебя их нет, и никогда не будет. Даже те следы, что я оставил на тебе, исчезнут к вечеру. Они исчезнут с тела, но не из твоей души. И ты всегда будешь сомневаться в себе, принцесса. Правда, сомневаться тебе осталось недолго. Когда тебя осудят, ты станешь никем. Ты станешь даже меньше, чем ничто. Я выслежу и поймаю тебя и сделаю своей рабыней, постельной игрушкой. Навеки. Ты познаешь всю мою ненависть к тебе, прекрасная и желанная принцесса Дэзи, – он уже не говорил, а шипел, словно змей.

– Что ты здесь делаешь Коренэлль? – слава Великой матери – это брат. Бросаюсь к нему и обнимаю, прижимаясь к его сильному, стройному телу. Он чувствует мою дрожь и также принимает ее за проявление страха, и обнимает меня, крепко-крепко прижимая к себе.

– Не бойся сестричка, я не дам тебя в обиду.

– Обещаешь? – тихий вздох.

– Обещаю, – он целует меня в макушку. Он высок и строен, и он пахнет лесом.

– Предательнице место в камере, в цепях, – голос холоден и бездушен.

– Чтобы ты мог избивать ее. Я вроде бы дал четкий приказ, не трогать ее. С ее головы не должен упасть ни один волос. А что я увидел, придя в ее камеру. Она была едва жива. Ты не имел права прикасаться к моей сестре. Даже убив отца, она не перестала быть принцессой, особой королевской крови.

– Она предательница своего народа, она убила короля, но что страшнее, она убила своего отца. И если бы на ее месте был кто-то другой, ты уже отдал бы приказ о казни. Чем она лучше других. Тогда почему, твоя сестра одета в бархат и парчу и ест не сухой хлеб и воду, а изысканные кушанья.

– Она предстанет перед судом старейшин, и никто не защитит ее, если вина моей сестры будет доказана. Но пока, ты не притронешься к ней, – и брат еще сильнее прижал меня к себе.

– Тебе еще нужны доказательства? Ее нашли с ножом, возле мертвого короля. И она ничего не помнит. Очень удобно. Она не помнит, как убивала, но точно знает, что не убивала. Какая-то выборочная память, ты не находишь? Твоя сестра – убийца, и только ты в это не веришь, – Коренэлль стоял и, нахмурившись, смотрел на нас обоих. Хлыст уже занял свое место у него на поясе. Мое тело очень хорошо помнило этот хлыст, также как мои губы помнили его рот. Я неожиданно вспомнила, что перед тем, как я потеряла сознание, его зубы прокусили мою нижнюю губу. Я дотронулась языком до нижней губы. Вот она, маленькая ранка с внутренней стороны. Страх и ненависть всколыхнулись новой волной и меня опять затрясло. НЕНАВИЖУ!!! Неужели он действительно мой возлюбленный, и неужели я его действительно любила. НЕТ, неправда. Я могла забыть отца, я могла забыть брата, в конце концов, я могла все забыть. Но то, что я не любила этого эльфа, я знала совершенно точно. Я не любила его никогда. Всегда боялась его необузданной ярости и жестокости, но не его самого. Я всегда давала ему достойный отпор, и это злило его еще больше. Я знала это, именно знала, а не помнила. Осознание этой истины обрадовало меня. Возможно, память все-таки возвращается ко мне. Возможно, если попытаюсь вспомнить чуть больше…. Мое тело выгнуло дугой от нестерпимой, всепоглощающей боли. Крик вырвался из горла и перешел в хрип. Кровь выступила на губах, я почувствовала ее острый металлический привкус на языке. Брат не смог удержать меня, и я упала на ковер, корчась от боли, пока снова не потеряла сознание. Я не видела, как глаза Коренэлля зажглись от радости, когда он увидел мои страдания. Я плавала в море боли и в моем мозгу билась только одна мысль: "Никогда не пытайся вспомнить. Никогда, никогда, никогда". Последнее что я увидела, перед тем как потерять сознание, был Коренэлль, впивающийся скрюченными пальцами в мои обнаженные бедра. И именно его темная тень слилась с моим угасающим сознанием.