Клизму не зря так прозвали. Стоило ему появиться в любом обществе, и спустя немного времени там начиналось натуральное извержение говна. Частично на него, частично просто друг на друга. Такое уж свойство было у Клизмы – рожать конфликты из ничего.
За это Новокаин его и не любил. Хотя, тут приходилось признать за собой известную степень обыкновенности. Клизму никто не любил. Разве что он сам, хотя и это еще очень большой вопрос.
Такому персонажу полагалось бы быть маленьким, плюгавым и уродливым. Как назло, Клизма представлял собой белокурую бестию – два метра роста, косая сажень в плечах, внешность то ли профессионального стриптизера, то ли актера из гламурных фильмов.
Новокаин, как обычно, сидел за столиком в дальнем углу кафе «Подснежник», которое у всех нормальных людей называлось «Жральней». А у интеллигентного Палыча, который до начала карьеры сталкера был кандидатом технических наук (и работал на злополучной атомной станции, к слову), «Подснежник» звался «Заведением жрального типа».
Позавчера Новокаин вернулся из очередного похода в Зону, сегодня утром – загнал хабар, и теперь мог позволить себе малость расслабиться. Что он, собственно, и делал в компании большого блюда жаркого и графина с полулитром беленькой. Всем своим видом Новокаин выражал полное категорическое нежелание заниматься активной коммуникацией с внешним миром. Никто и не лез особо – разве что поздороваться.
На первый взгляд, у Новокаина не было ни малейшего повода для смури. Поход оказался вполне удачным, и можно даже сказать, что спокойным. Стрелять вообще не пришлось. Только отсиделся в овражке, пока мимо ковыляло полтора десятка деловитых зомби, что-то тащивших в охапках. Никакого желания узнавать, что именно, Новокаин не имел. Встречаться с ними – тоже. Потому стоило только уродам нарисоваться в поле зрения, как он метнулся в овраг, плюхнулся на пузо и затем минут пятнадцать изображал неодушевленный элемент пейзажа.
Собственно Новокаин и сам не знал, что с ним случилось, почему он так скверно себя чувствовал после возвращения.
Клизма, войдя в «Подснежник», помахал от порога рукой сразу всему залу. В ответ раздалось вперемешку несколько приветственных возгласов и посылов куда подальше. Это было нормально по отношению к столь неоднозначному деятелю.
Самое забавное: Клизма, по сути, не был особо гадким человеком. Он охотно помогал товарищам по профессии, а однажды – три дня тащил на себе из Зоны Борьку Лиса, угодившего правой ногой в какие-то едкие сопли и спалившего на ней мясо до кости. И вытащил, и доставил в больницу, и Лиса заштопали настолько качественно, что он снова начал ходить в Зону. Но как только Борька выписался – тут же нашел Клизму, вначале поблагодарил, а потом от всей души саданул с правой в репу. После этого Клизма оказался на больничной койке с сотрясением мозга, полученным частично от богатырской плюхи Лиса, а частично – от соприкосновения башки с тротуаром. Смущенный Лис, хоть и таскал Клизме фрукты в передаче, но всем говорил, что бил коллегу-сталкера за дело. Дескать, нечего языком молоть.
Клизма прошел к стойке, заказал себе литровую кружку светлого пива. Пока ему наливали, осведомился, насколько сильно пиво разбавили, и нормальной ли водой? Работавшая в первую смену Наташка испепелила его взглядом, на что Клизма даже не отреагировал. Редкостный талант у человека – говорить гадости, вообще этого не замечая.
Полкружки Клизма выпил за стойкой, а потом увидел Новокаина и резвенько пошел к нему. Новокаин выругался. Только этого ему не хватало для полного счастья.
– Привет, Витек, – улыбнулся Клизма, подсаживаясь.
– Здорово, коли не шутишь, – ответил Новокаин. – Тебе чего?
Интонации вопроса явственно показывали, что Клизме тут не рады. Но тот, как водится, на мнение других людей о своей персоне клал с прибором.
– Слышал новости?
– Смотря какие, – пожал плечами Новокаин. – Я каждый день новости по ящику смотрю и слушаю.
– Да ладно, не прикалывайся. Сам знаешь, что я не про то. Короче, ты в Зоне на запад когда последний раз высовывался?
Новокаин задумался. Западная часть Зоны была не самой исследованной. Хотя бы потому, что находилась крепко в стороне от традиционных маршрутов. Собственно, и ходить-то туда было особо ни к чему – десятки гектаров пустого леса, огромное количество аномалий и практически полное отсутствие приличного хабара отвращали от запада даже ту немногочисленную прослойку сталкеров, которая занималась своим делом не ради хабара, а по каким-то другим мотивам.
– На запад я вообще особо не ходил, – ответил Новокаин. – Во всяком случае, не дальше пары километров от того места, где яйцеголовые сидят. Потом решил, что здоровье дороже. Когда приходится километр семь часов идти, а потом оказывается, что это еще только начало и дальше будет только хуже, начинаешь задумываться: а даже если там хороший хабар лежит, то, может, шкура все-таки дороже.
Клизма понимающе ухмыльнулся.
– Значит, фактически, не ходил.
– Фактически, – посмотрел Новокаин прямо в глаза Клизме, очень надеясь, что он поймет всю глубину его нежелания с ним общаться.
Клизма не понял.
– Туда на днях Глюк сходил. И вернулся, между прочим, живым и невредимым. Прошел все, что не сумел ты, и вернулся.
Подначка такого рода, разумеется, Новокаина не волновала вообще.
– Я-то здесь при чем?
– Да ни при чем. Говорю же, есть новость. Такая, что закачаешься во все стороны разом.
Сообщать новость он не спешил. Вместо этого метнулся к стойке, вернулся с рюмкой водки и тарелочкой, на которой лежал маленький бутербродик с салом, красиво уселся на место и махнул эту рюмку так истово и одухотворенно, словно дальше ему предстояла смертная казнь. К сожалению, прервать этот спектакль не представлялось возможным. Новокаин молча налил себе еще и тоже выпил.
Вдумчиво сжевав бутерброд, Клизма наконец-то соизволил подать голос:
– Короче, рассказываю: Глюк принес новый артефакт.
Новокаин вяло кивнул. Сплетни про новые артефакты ходили-бродили во множестве. И порой казалось, что они имеют под собой вполне реальную почву. Потом, впрочем, оказывалось, что или рассказчик слабо разбирается в том, какие артефакты вообще бывают, или кто-то захотел развести лоха на бабки. Ну или еще что-то в подобном стиле.
– Ты что, мне не веришь? – спросил Клизма.
– Не верю, – ответил Новокаин. – Потому что уже не первый год по Зоне хожу и знаю, чего стоят такие разговоры.
– Да ладно, ты не приценивайся раньше времени, – усмехнулся Клизма. – Глюк когда принес эти штуки, то на радостях с ними фотографировался направо и налево. И фотки дарил всем, кому не лень. И мне в том числе. Смотри!
– Слушай, – нахмурился Новокаин, глянув мельком на фото, – а вот зачем ты мне это рассказываешь? Что задумал?
– Задумал прогуляться в те края, – ответил Клизма, – Но один как-то не отваживаюсь.
Новокаин чуть было не покачал головой. Нет, ничего такого не скажешь, Клизма был бывалым сталкером, но представить себе совместный с ним поход Новокаин просто не мог.
– Слушай, я только что из Зоны вернулся, хотел бы передохнуть пару недель, а уже потом думать насчет нового похода.
– Да не грузи ты, – буркнул Клизма. – Если хочешь отмазаться от меня, так и скажи. Была бы честь предложена!
Новокаин молча отвернулся. Ему не хотелось вдаваться в дискуссии относительно психологических предпочтений к своим спутникам.
Клизма хотел было сказать что-то еще, но затем просто махнул рукой и пошел к другому столику.
Клизма своего, разумеется, добился. Помимо всего прочего, он был чрезвычайно упрямым и доставучим. Уразумев, что от более опытных сталкеров он получит гарантированный отказ, Иван (так Клизму звали в миру) пошел к тем, кто не имел такого стажа. Не к самым зеленым, конечно – нянчиться с салагами Клизма не собирался. Ему нужны были помощники, а не балласт.
К полуночи он зацепил двоих молодых ребят, согласившихся составить опытному сталкеру компанию в Зоне. Клизма остался доволен собой, и с утра вся троица дружно направилась в сторону армейских пикетов на границе Зоны.
Зона с самого начала своего существования была наглухо прикрыта войсками. И посторонних тут, мягко говоря, недолюбливали. А по сталкерам вели огонь на поражение.
Одного из молодых звали Петром, а прозвище у него было Рыба. Второму, собственно, и погоняла не требовалось, потому что родители, как будто изощряясь в чувстве юмора, нарекли парня Емельяном. Так что Емеля и в сталкерах остался Емелей.
К блокпостам они вышли примерно в полчетвертого утра, когда сумерки были еще густыми, но небо уже приобрело глубокий ультрамариновый свет, характерный для переходного состояния между поздней ночью и очень ранним утром.
Время для прохода за кордоны было почти что оптимальное. Под утро часовые всегда вялые и больше сражаются со сном, чем несут вахту. Смена караула тут не слишком-то помогает.
Сталкеры выбрались в овражек, из которого блокпост был уже очень хорошо виден – три большие брезентовые палатки, костер с висящим на проволоке котелком и сидящие возле него трое бойцов. Остальные, по всей видимости, спали внутри палаток.
– Сейчас поползем вон там, по правую руку, по канаве, – прошептал Клизма.
– А у них разве собак нет? – удивился Емеля.
– Нет. Раньше были, а теперь почему-то не держат. Говорят, им «Гринпис» запретил. Дескать, Зона плохо влияет на несчастных животных, и их надо всячески беречь от негативного воздействия.
– А людей, значит, можно не беречь! – пробурчал Рыба.
Клизма только развел руками. И так было понятно, что с головой порядок далеко не у всех защитников природы в этом мире. Вот тут, например, бардак и безобразие совершенно налицо.
Они прошли, пригнувшись, по оврагу метров сто и наткнулись на канаву, о которой говорил Клизма. Это была именно канава – явно рукотворное и очень запущенное углубление в земле. Сантиметров сорок, наверное, глубиной и около семидесяти сантиметров шириной. В самый раз проползти человеку. Насколько могли видеть молодые, воды на дне канавы не было. И это было хорошо, потому что никто не имел ни малейшего желания тащиться на пузе по мокрой жиже добрых полкилометра.
Клизма пополз первым. Ему было не привыкать, так что передвижение получилось практически бесшумным. Рыба и Емеля ползли немногим громче – первое, чему учится сталкер, это двигаться осторожно и бесшумно, чтобы не попасть под раздачу свинцового гороха от вояк, бандитов и просто ретивых конкурентов.
Канава, судя по всему, проходила где-то совсем рядом с блокпостом – некоторое время сталкеры слышали, как переговариваются вояки. Потом отголоски затихли и остались только звуки собственного движения.
По всей видимости, канава была чрезвычайно привычным путем для выхода в Зону. Во всяком случае, с ее дна были заботливо убраны все естественные препятствия.
Наконец Клизма поднялся на ноги и уже чуть ли не в полный голос сказал:
– Поздравляю с очередным прибытием. Теперь пройдемся немножко и устроимся отдыхать до рассвета.
Они перевалили за небольшую горку, и Клизма подвел спутников к большой елке, выкорчеванной из земли. Ее плоские корни нависали над землей, будто мохнатая крыша.
– Тут пересидим, – сказал Клизма. – Это проверенное место, здесь наша братия через одного отдыхала. Сейчас чайку сообразим.
Емеля и Рыба обменялись вопросительными взглядами. Они пока не представляли себе чаепитие вот здесь, под корнями вывернутой ели, чуть ли не на виду у армейского блокпоста. Но Клизма и тут отличился: он порылся под корнями, и на свет божий появились портативная газовая плитка, три эмалированные кружки, и такая же кастрюлька.
– Чай заварим прямо в кастрюле, – сказал сталкер, доставая жестяную банку.
– А это как? – задал Емеля глупый вопрос.
– А это так, – усмехнулся Клизма. – Тут общее лежит. Угощаются все, кто знают про этот схрон. Взамен надо только положить при случае чайку или газовый баллон принести. Я тоже в этом обустройстве принимал участие, так что отдыхаем и чаевничаем.
Он поставил плитку под корни, налил в кастрюльку воды из канистры и зажег огонь. Видеть бледносинее пламя горящего газа тут, в лесу, было как-то непривычно. То есть не как-то, а совсем непривычно. Но с другой стороны – было чертовски уютно, ничего не скажешь. Клизма горделиво поглядывал на лица своих молодых компаньонов.
Наконец чай поспел. Сталкеры выпили по две кружки обжигающего сладкого напитка. Клизма, убирая принадлежности обратно в тайник, сказал:
– Спасибо тому, кто это придумал. Хотя никто уже и не помнит его. Дело-то давнее.
Мало-помалу рассвело. На востоке небо из красного стало желто-оранжевым, и чем ниже к земле, тем сильнее оно наливалось яркостью, так что в конце концов на него уже и смотреть было нестерпимо.
Сталкеры двинулись дальше – осторожно, внимательно глядя по сторонам, готовые в любой момент дать отпор. Утро – это пора, когда в Зоне просыпаются и ее обитатели, и гости – сталкеры, бандиты, мародеры – вся та «пассионарная» братия, которая тут цвела махровым цветом.
Впрочем, шансов на встречу с людьми было немного – сталкеры шли в западную часть Зоны, где по идее не было никого и ничего, кроме большого количества неприятностей.
Места с проблемами начались километра через два. Вначале Клизма заметил легкое марево за невысокими кустами можжевельника, в низинке. Он остановил спутников, поднял с земли небольшую ветку и швырнул туда. Ветка описала пологую дугу, а потом ее бросило вверх так, что она исчезла из виду.
– Трамплин, – констатировал Рыба. Он был самым молчаливым, за что, кстати, и прозвище свое получил.
Отметив препятствие вешками, сталкеры обошли его и углубились в дикие земли.
На запад, считай, никто не ходил, и это порождало очень серьезную проблему. Это означало, что о картах местности можно забыть – их просто-напросто не было. Говорили, что у Глюка есть наброски на бумажке, но, во-первых, Клизма их так и не достал, а во-вторых, идти по тому же маршруту не собирался.
Так что продвигались очень медленно, буквально обнюхивая местность перед собой. Занятие неторопливое и местами даже занудное, но мысль о новом артефакте грела и придавала целеустремленности. Наверное примерно так в свое время двигались поселенцы на Клондайк. Хотя, что Клондайк? Там было банальное и предсказуемое золото.
Они спустились в овраг. Он был широким, с пологими склонами. По дну текла неторопливая речушка. Емеля дернулся было к воде, но Клизма окоротил его:
– Погоди, не ищи приключений на свою задницу. Мало ли, что тут плавает и растет.
И как будто в подтверждение его слов из мелководья выпрыгнуло что-то, очень напоминающее крупную камбалу или мелкого ската. Блеснув на солнце чешуей, уродина ухватила неосторожную трясогузку, как раз пролетавшую над речкой на бреющем полете. Емеля присвистнул.
О проекте
О подписке