Часть первая

1. Москва

Майор ФСБ Сергей Гордин. Самое начало

Я всегда приезжаю на работу без пятнадцати восемь. За исключением тех дней, когда происходило что-то экстраординарное, из-за чего весь привычный график накрывается медным тазом. Последний раз такое случилось три недели назад. И до сих пор, стоит мне задуматься об аврале тех дней, к горлу подступает тошнота. Нет, я никогда не отличался слабым желудком, но любой, даже самой железной выдержке непременно есть пределы.

Охранник встретил меня дежурным подозрительным взглядом. Смешной человек – мы знакомы с того самого момента, как Особая Группа занимает это маленькое здание на окраине Москвы. И в нерабочее время можем активно потрепаться на разные темы. Кроме, пожалуй, рыбалки и футбола – эти два традиционных мужских увлечения полностью меня миновали. Но стоит Олегу заступить на пост – и все: перед тобой неприступная скала. Наверное, если промедлить с процедурой идентификации, он запросто может попытаться всадить мне пулю между глаз. Только попытаться – он хоть и чертовски неплохой стрелок, но со мной парню тягаться будет непросто. Скажем так: у нас очень разные слои существования. И на моем уровне его навыки – только планка крепкого середняка.

Так или иначе, но устраивать ганфайт с охранником не входило в мои утренние планы. И я достал пластиковую карточку пропуска. Устройство чтения, вдумчиво потрещав чем-то в своих электронных недрах, зажгло для меня зеленую лампочку. Но это – только первый уровень контроля. Теперь надо еще сверить отпечатки пальцев, сетчатки глаза, и наконец – надеть на голову странное устройство, больше всего напоминающее бракованные наушники, динамики которых прилепляются на виски. На самом деле это – какая-то хитрая штукенция для считывания мозговой активности. И по совместительству – самая важная часть идентификации сотрудника Особой Группы. Только она пока считается непреодолимой для потенциального противника.

Экран контрольного устройства высветил несколько причудливых кривых, а потом над дверью зажглась зеленая лампочка. Ну вот, теперь я могу пройти в святая святых – штаб-квартиру Особой Группы. Хотя, конечно, здесь не только штаб. Тут располагаются и научная лаборатория, и тренировочные залы, и аналитический отдел. В здании тесновато, но большего нам никто не выделит. Потому что при всей своей важности Особая Группа находится на очень странном положении.

Все дело в том, что фактически ОГ создавалась по собственной инициативе директора ФСБ, без согласования с вышестоящими инстанциями. На тот момент это была вынужденная мера – Зона еще только начала проявлять себя на расстоянии, и отчеты о происшествиях, связанных с ее активностью, больше всего напоминали сообщения бульварной прессы, сочиняющей истории об аномальных явлениях. Полагать, что запрос на создание в ФСБ структурного подразделения, занимающегося расследованием подобной чепухи, будет воспринят всерьез, было, по меньшей мере, наивно. И потому на первых порах Особая Группа работала вообще неофициально. Потом ее все-таки провели по документам, но область задач определили настолько туманно, что никто посторонний так и не сможет понять, что мы такое.

В принципе я знаю, почему было так сделано. Мы по долгу работы сталкивались не просто с аномальными явлениями, а с проявлением некоей чуждой и злой воли, пусть даже не персонифицированной, не имеющей конкретного мозга, корректирующего поступки. Зона напоминала гигантскую раковую опухоль. И то, что явления и объекты Зоны стали появляться где-то вдалеке от нее, означало, что эта опухоль начала пускать метастазы. ОГ была чем-то вроде ножа хирурга, препятствующего распространению болезни. А попробуйте-ка найдите хирурга, которому нравится, когда на него в ходе операции глазеют посторонние люди, кто бы они ни были по их общественному положению. Тем более, если эти люди не просто глазеют, а то и дело пытаются вмешаться в работу и очень часто действительно вмешиваются.

Я поднялся на второй этаж и направился по коридору к своему кабинету. И тут на меня буквально налетела белокурая Жанночка – помощница шефа. Эта дама ангельской внешности могла бы служить наглядной иллюстрацией к любому анекдоту про блондинок. Хотя на самом деле шеф ни за что не стал бы держать вблизи от себя человека, у которого интеллекта ищи не доищешься. Жанна, например, была человеком с острым аналитическим умом, а при необходимости без труда могла работать «в поле». И оперативник из нее получался прекрасный – я убедился в этом лично, поработав с ней над парой заданий.

– Сергей, как я рада тебя видеть! – воскликнула она. – Тебя Степан Иванович ждет не дождется.

– О как. И прямо с утра пораньше?

– Ну, как видишь. Ты, конечно, можешь вначале бросить вещи в кабинет, но уж потом бери ноги в руки.

То, что от меня не требовалось опрометью бежать на ковер, еще ничего не означало. За этим могла скрываться как мелочь, так и очень серьезная неприятность.

– А что ему надо, не знаешь? – спросил я.

Жанна улыбнулась.

– Успокойся, не на выволочку зовет. А вот зачем конкретно – не знаю. Мне он ничего конкретного не говорил.

– Понятно. Ну передай ему, что я сейчас приду.

Жанна улыбнулась, махнула мне рукой и упорхнула по лестнице на третий этаж. Начальство у нас, как ему и полагается, обитает в горних высях.

Я сунул ключ в замок кабинета, толкнул дверь, зашел. Там было душновато, пришлось открыть форточку. Включил компьютер, налил воды из пяти литровой пластиковой канистры в чайник. В общем, приготовился к нормальному старту рабочего дня. Теперь можно было и к руководству сходить.

Степан Иванович Зарембо родом был из цыган, что весьма нетипично для руководящего работника в ФСБ. Здоровенный, смуглый, с висячими длинными усами и пронзительно-черными глазами, он был чертовски колоритен, когда надевал мундир. Лично мне Зарембо напоминал колумбийского военачальника, который, того и гляди, устроит государственный переворот и отдаст власть в стране военной хунте. Первое время нашей совместной работы мне эти ассоциации настолько досаждали, что я просто не мог удержаться от улыбки. Зарембо некоторое время хмурился, а потом спросил прямо в лоб: какого хрена я над ним зубы скалю? Я честно рассказал. Степан Иванович расхохотался, а потом признался мне, что мундиры ему никогда не нравились, и констатировал: пожалуй, надо сократить время их ношения до минимума. Так он и сделал, перейдя на строгие серые костюмы.

Биография у Зарембо, надо сказать, была довольно-таки примечательной. Родился он в цыганском таборе, там же прожил до семи лет. Табор был самым обыкновенным. Мужчины жили случайными заработками, женщины и дети попрошайничали и приторговывали скверными наркотиками из Средней Азии. На этом и погорели, в результате чего табор загремел за решетку фактически в полном составе. Зарембо, однако, попал в детский дом, и это кардинально изменило его дальнейшую судьбу. Маленький шустрый цыганенок, как оказалось, имел характер настоящего звереныша. Это помогло ему защититься от сверстников и даже старших по возрасту ребят. А еще – у него был полный порядок с мозгами. К четвертому классу цыганенок стал чуть ли не лучшим учеником в детдоме. Вместе с тем он остался зверенышем, который мог, при необходимости, грызть своих противников зубами. Именно поэтому решили от него избавиться. Степу Зарембо отправили в суворовское училище. Там он показал себя исключительно с лучшей стороны. Шли годы, и Зарембо понимал все яснее, что нашел свое призвание. Не обязательно это должна быть армия, но в любом случае – служба. Служба той стране, которую он неожиданно обрел как родину.

После училища ему открыла двери Академия МВД. Зарембо закончил ее в восемьдесят пятом году и получил направление на работу в КГБ. Дальше было много всего, о чем можно рассказывать бесконечно. Но в конце концов сорокадвухлетний полковник Зарембо получил внеочередные генеральские погоны и предложение возглавить Осо-бую Группу.

Я постучался в дверь кабинета и, не дожидаясь ответа, переступил порог. Зарембо поднялся из-за стола, выходя мне навстречу.

– Привет, Серега! – сказал он.

– Привет! – ответил я.

Здесь, в Особой Группе, народ привык обходиться без лишнего подчеркивания своего служебного положения. Нас было слишком мало для этого.

– Присядь. Я тебя позвал, чтобы обмозговать одно интересное дельце. Мне его вчера вечером подкинули в разработку. Я долго пытался понять, а с чего бы вдруг. Потому что с виду – ну никак не наш профиль. Веришь или нет, полночи над ним просидел, банку кофе выдул. До сих пор руки трясутся.

– Что за дело такое? – удивился я.

– Интересное, я же говорю. На, ознакомься! – Зарембо протянул мне тонкую папку. – Тут пока что самое общее. Наверху сказали, что если дело все-таки по нашей части, то они отправят нам все остальное.

– Маразм какой-то, – ответил я, непроизвольно кривя губы. – Ведь именно детали обычно и помогают разобраться, что и как.

– Я это понимаю, ты понимаешь. А те, кто дело прислали, – не особенно. Но давай-ка ты пока почитай вот эти бумажки и скажи мне, что ты о них думаешь. Я запрошу у них дополнительные материалы, если ты решишь, что это не помешает. У тебя опыт работы «в поле» большой, так что принюхайся, ладно?

– Да ладно, как скажешь!

– Ну, значит, иди и работай.

Я забрал папку, вернулся в свой кабинет, включил чайник и засыпал в большую фарфоровую чашку три чайные ложечки заварки. Люблю крепкий чай и ничего не могу с собой поделать. Те, кому доводилось у меня чаевничать, жаловались – чифирь, дескать, варю. Что я могу на это сказать? Только то, что не пробовали они чифиря…

Я открыл папку и взялся за документы.

ТОНКАЯ ПАПКА

Начальнику Особой Группы при Главном Управлении ФСБ Российской Федерации Зарембо Степану Ивановичу

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА.

21 июня 20… года в Западный РОВД г. Москвы обратилась гражданка Кижеватова с жалобой на свою дочь Елену, поведение которой в последнее время сильно изменилось. Девочка стала замкнутой, раздражительной, она прекратила общаться со сверстниками и домочадцами. Любые попытки родителей наладить общение натыкались на активное сопротивление Елены.

Ранее, по словам матери, девочка была лояльной по отношению к семье и друзьям, имела обширный круг общения и увлечений. По словам гражданки Кижеватовой, она не отмечала участия Елены в неформальных объединениях эзотерического характера, деструктивных религиозных организациях, а также прочих подобных группах.

Основной причиной, повлекшей обращение гражданки Кижеватовой в РОВД, послужило то, что Елена, по ее словам, стала регулярно причинять материальный ущерб семье. В частности, девочка нанесла порчу бытовой технике (опись прилагается). Мать, заставшая девочку за развинчиванием телевизора, попыталась остановить Елену. В ответ девочка издала громкий крик, от которого гражданка Кижеватова потеряла сознание. Дальнейшее медицинское освидетельствование пострадавшей выявило ряд травм – повреждение барабанных перепонок, точечные кровоизлияния в мышцы лица, разрыв сосудов носовой полости.

19 июня 20… года, вернувшись с работы, гражданка Кижеватова обнаружила пропажу дочери и ряда ее личных вещей. Опросив сверстников, мать узнала, что дочь видели направляющейся в сторону близлежащего паркового массива.

В результате поисков девочку нашли в парке, где она сидела на дереве. На просьбы матери и ее спутников слезть девочка не отреагировала. Была вызвана бригада МЧС, чтобы снять девочку с дерева. Когда спасатели прибыли, Елена полезла выше.

При снятии девочки с дерева рядовой Семенов упал с лестницы, получив телесные повреждения. Тем не менее, девочку с дерева сняли.

Когда Елену доставили домой, она впала в состояние прострации. С целью диагностики девочка направлена на освидетельствование в психиатрическую клинику № 4.

Начальник Октябрьского РОВД г. Москвы полковник Селезнев В. И.

РАПОРТ.

19 июня 20… года я заступил на дежурство в 14–00. Мой наряд выезжал на два мелких пожара, но к последующим событиям 19 числа эти пожары отношения не имеют.

Примерно в 20–35 того же дня поступил вызов в парк на улицу Макарова, где девочка залезла на дерево, и ее надо было оттуда спустить.

На вызов отправили автолестницу и отделение в составе рядовых Корягина, Алексеева, Грищенко, Рябоконя, Семенова и Деревяго под моим командованием.

Мы прибыли в парк, где нашли небольшую толпу возле дерева, на котором сидела девочка. Она залезла довольно высоко – метров на десять. Мы развернули лестницу и стали готовиться снимать девочку. В это время люди, которые собрались внизу, продолжали уговаривать ее слезть.

В моем отделении самый лучший верхолаз – рядовой Семенов. Его-то я и отправил на лестницу. Когда Семенов был метрах в пяти от земли, девчонка очень громко закричала. Я никогда не слышал, чтобы так кричали. Было похоже на то, как шумят машины в «Формуле-1», только намного громче. У нас у всех просто уши заложило. Но хуже всего пришлось Семенову. Мне показалось, что его этим криком попросту сшибло с лестницы. К счастью, нас на тренировках учат группироваться при падении. Семенов упал грамотно, но высота была уже изрядной, так что без травмы – вывиха голеностопного сустава – не обошлось.

Потом девчонка как-то резко притихла. Как будто силы потеряла. Я пристегнулся страховочным поясом к лестнице и продолжил выполнение задания. Думал, что девочка опять что-то выкинет, но она только отмахивалась руками и ногами.

Когда девчонка оказалась на земле, она как будто взбесилась. Мне лицо расцарапала, мать пнула в живот, а потом набросилась на рядового Деревяго. Рядовой девочку поймал и держал, пока врачи ей не сделали успокаивающий укол.

В итоге девчонку увезли на «скорой». Сказали, что в психиатрическую больницу. А мы повезли рядового Семенова в травмопункт.

Сержант Яковлев, МЧС Москвы.

Ознакомившись с запиской и рапортом, я недоуменно пожал плечами – с какой стати эти документы направили нам в Особую Группу? Обыкновенный подростковый психоз. Девочка то ли начиталась чего-то неправильного, то ли все-таки попала под влияние неправильных людей. То, что мать, якобы, не замечала ничего такого – не довод. Когда дети хотят что-то спрятать, то прячут так, что с ищейками не найдешь.

Аномальным, по большому счету, выглядел только этот самый громкий крик девочки. Это же как надо глотку рвать, чтобы боец с лестницы сверзился? Но нужно отдать девушкам должное – вопить многие из них могут так, что уши закладывает. И если она заверещала неожиданно, то мог ли несчастный спасатель хлопнуться с лестницы? Как по мне, так запросто…

Теперь медицинское освидетельствование гражданки Кижеватовой. Да, имели место разрыв барабанных перепонок, сильное носовое кровотечение и общий шок. Но опять-таки списать все это можно хотя бы на то, что у девочки аномально мощные голосовые связки. Помнится, я читал когда-то в газете, что одну японку внесли в Книгу рекордов Гиннесса за то, что она перекричала самолет на старте. Может, и здесь получилось то же самое?

В общем, ничего такого, что говорило бы о вмешательстве в данное дело Зоны, я не нашел. Так что, пожалуй, следует спокойно вернуть всю эту писанину в РОВД и предложить им там поработать самостоятельно, а не сваливать свою работу на другие организации.

Подумав еще немного, я все же решил посовещаться с Зарембо. Это верно, что опыта оперативной работы у меня больше, но он порой умудряется почувствовать то, что проходит мимо моего внимания. То ли этому его нелегкая жизнь научила, то ли сказывалась цыганская кровь, но, так или иначе, интуиция у шефа – дай боже!