Кошка, однажды присевшая на горячую печку, уже никогда не сядет на горячую печку – и хорошо сделает, но уже никогда не сядет и на холодную.
Марк Твен
Разберёмся с некоторыми деталями.
Для начала скажи – может ли кошка отличить стул от костра? То есть если мы её поместим на стул и если мы её положим в костёр, она отреагирует по-разному?
Из всего выходит, что да. Однако может ли кошка отличить стул от стола? Если, предположим, они из одного и того же материала? И даже одинакового размера.
Я уверен, что она их не отличит – как не отличит пятницу от четверга, например. Тогда почему же она смогла найти разницу между костром и стулом? Наверное, потому, что она воспринимает не сами костёр и стул – она воспринимает ощущения своего тела. И костёр для неё это не «угроза для жизни», выраженная словами – это конкретные ощущения, внешний вид которых навсегда отложился в её памяти.
То есть она воспринимает не сами объекты, а свои ощущения от них.
А пылесос – это не сложный предмет, работающий на электричестве и с разными режимами, а просто страшно шумящее и вибрирующее обстоятельство, которого надо избегать или же наподдать ему по самое не балуй.
То есть она не может думать и представлять себе объектов – она просто знает, какие она получит ощущения и в итоге делает то, что будет наиболее приятным. Если ты призадумаешься, то поймёшь, что мы тоже знакомимся с предметами именно своими органами чувств.
Представим же следующую ситуацию – стая кошек живёт в пещере (да-да-да, кошки не живут стаями, ну почему ты такой зануда?).
И вот одна кошка говорит: «Господа, я тут видела выход из пещеры, пойдемте, погуляем».
Все такие: «да-да-да, пойдёмте». Ну они и пошли. А на улице была, значится, зима, и всё почему-то пошло не очень хорошо: вокруг холодно, дискомфортно, рядом обитали собаки и припугнули их лаем, а один котёнок, Васька, замёрз и умер.
Вернулась стая в пещеру и, конечно же, решила, что улица далеко не самое лучшее место для того, чтобы там появляться.
Как ты понял, все заинтересованные лица получили соответствующие записи в хорошометре.
Однако наступило лето, и какой-то неведомой магией вся стая очутилась на улице.
И, о чудо – вокруг цветы, тепло, красота и благодать. Еда кругом, на тёплой траве комфортно и удобно, а главное – Васька взял и воскрес.
Прекрасный день и прекрасное место эта улица, однозначно.
На хорошометре это тоже отразилось – если раньше улица оставила от себя впечатление на «–5», то в этот раз она показала себя на «+5». В итоге как они будут относиться к выходу из пещеры? После сложения векторов получаем 0 – соответственно, нейтрально.
А всё почему? Потому что они не могут представить и понять какой-то внешний фактор, которой мы обозначим словом «зима». Делать выводы они не могут – им еще нечем. Зато могут запоминать ощущения своего тела и поступать, исходя из всего полученного ими опыта. У них происходит сложение векторов.
Ну, хорошо хоть Васька воскрес.
1) Если кошку бросить в костёр, то она от него побежит. Если она унюхает мясо, то она побежит к мясу.
2) Если вторая кошка пойдёт в сторону костра, то первая сможет её предупредить – у них есть лимбические системы, морды и положения тел для общения (подробнее в четвертой части).
2) Если первая кошка пойдёт в сторону костра, то она предупредит и себя – потому что у неё теперь есть, чем запоминать.
2) Если первая кошка пойдёт в сторону костра, то она предупредит и себя – ей вдруг станет очень неудобно, ведь теперь ей есть, чем себя предупредить.
3) После таких злоключений она не сделает выводов – вот этой детали у неё пока нет.
4) И прочитав эти пункты, она не решит «Я обиделась, но у меня есть чувства» – у неё нет Я, а потому обижаться там просто некому.
Впрочем, для простоты мы можем считать, что у кошки есть «Я» – тогда этим самым «Я» мы назовём всю карту её хорошометра. Потому что для того чтобы было «Я», совершенно необходимо, чтобы было «не Я» – ещё что-то, с чем ему взаимодействовать. А в жизни кошек нет обособленных явлений. Кошки и мир – единое целое.
Выводы:
Второй контур позволяет запоминать раздражитель и соответствующую ему эмоцию, которую выражает в теле.
В результате всё это складывается в хорошометр, учитывающий опыт всей жизни – и живые существа чувствуют, как им правильно поступить.
Если им было хорошо в подъезде, и они хотят идти в подъезд – то они пойдут в подъезд.
Второй контур позволяет общаться (делиться опытом) разным особям друг с другом.
Он оперирует тем, насколько хорошо будет самому субъекту в том или ином месте – но не может оперировать абстрактными понятиями и объектами.
В том случае, когда показания расходятся – происходит сложение векторов, потому что нечем проводить анализ.
Если происходит что-то чрезвычайно важное, то просыпается первый контур и берёт контроль на себя.
А всё потому, что информация от органов чувств сначала проходит через первый контур, потом, если первый контур счёл её удовлетворительной – пропускается дальше, во второй контур – и на основе его показаний совершаются действия.
Контрольные вопросы:
1) Время вечеринок. Найди в интернете «Розыгрыш Мумия», который с зубной пастой, после чего проведи его и своими глазами увидь то, как человек воспринимает мир.
2) Если кошки не могут думать о боге, то как они попадут в рай? Или в раю не место кошкам?
3) Если ты поставил пельмени – то пойди и выключи их. И покорми кошку.
Словом, убеждение и опыт говорят мне, что прокормиться на нашей земле – не мука, а приятное времяпрепровождение, если жить просто и мудро: недаром основные занятия первобытных народов превратились в развлечения цивилизованных. Человеку вовсе не обязательно добывать свой хлеб в поте лица – разве только он потеет легче, чем я.
Ральф Уолдо Эмерсон
Никакая реальность не должна быть для вас угрозой.
Тимоти Лири
У людей второй контур работает так же, как и у животных, поэтому любые правила, характерные для них распространяются и на нас, вплоть до выученной беспомощности – феномена, при котором животное настолько убедилось в тщетности попыток, что даже при угрозе смерти не пытается избежать урона.
На самом деле в таких ситуациях животное сначала использует самые поздние из усвоенных правил (ведь обстановка меняется и нужно идти в ногу со временем), однако если свежие «способы выжить» не работают, то организм с каждой попыткой прибегает ко всё более ранним стратегиям, вплоть до младенческих – и вероятно, что при выученной беспомощности животное пытается избежать урона, но уже теми способами, которые помогали ему во младенчестве.
Так вот, животными и человеком в итоге двигают две главные силы «Мотивация От и Мотивация К», одна из которых помогает овладевать всем, что ассоциируется с пользой, а другая – избегать и тревожиться при тех факторах, которые чреваты вредом\болью\угрозой и так далее.
Пара слов о третьем контуре – что он такое же продолжение второго контура, как второй – продолжение первого, то есть все наши чаяния, все наши мысли и мотивации растут из этой великой триады – жрать, рожать и выживать.
И, независимо от происходящего прямо сейчас, остальной опыт человека может либо давать ему ощущение «всё уже хорошо, жизнь – отличная штука, будущее в порядке, мир в порядке».
Либо что всё хорошо, но что-то слегка не в порядке.
И тогда человек, как герой Маяковского «Послушайте», ходит «тревожный внутри, но спокойный наружно», когда ему кажется, что вот-вот счастье накроет с головой, оно за поворотом, буквально месяц – вот та должность, отношения с тем человеком, повышение зарплаты, конец универа, секс с той красоткой – и тогда, наконец, они будут счастливы, но сейчас что-то всё ещё не в порядке.
Удивительно, что часто люди несут это состояние еще из тех времен, когда даже не говорили словами, а потому даже не помнят другого опыта – и им кажется, что «жизнь – борьба», тревожная и беспокойная, и лишь в редчайшие моменты – после оргазма, под наркотиками либо иной интоксикацией – они наконец чувствуют себя хорошо.
Есть же другое состояние, когда ты изнутри спокоен и рад, что живёшь, когда ты можешь просто остановиться и почувствовать момент, услышать, увидеть мир вокруг, насладиться; когда тебе хорошо жить без всяких условий. И я говорю про ощущения, не про логику.
Первое же состояние, эта маленькая тревожность, с которой многие (и я раньше) жили всю жизнь, но привыкли её не замечать, оно как камешек в ботинке, тревожит нас на протяжении всей жизни, и мы, идя по миру, не можем наслаждаться им, потому что у нас болит.
Потому что на словах всё нормально, по факту всё хорошо, но на уровне ощущений «что-то не в порядке и надо что-то сделать, чтобы было хорошо».
Я хочу сказать лишь то, что человек может жить в соответствии со своими чувствами и ему не нужно принуждать себя – если же он вместе с тем разберется со своими негативными ассоциациями, то тогда, наконец, он поймёт все древние писания и сможет писать свои, но главное – будет наслаждаться жизнью и тому же научит своих детей. Как в старой поговорке – не воспитывай детей, они будут похожи на тебя. Воспитывай себя.
Мозг не есть орган мышления, а орган выживания.
А. Сент-Дьёрдьи, биолог
Впрочем, мы слишком долго говорим об обезьянах – а собирались ведь искать человека.
Пелевин «Generation П»
Сравнительно недавно, примерно 2,6 млн лет назад гоминиды (семейство, к которому относится человек разумный) начали думать, вследствие чего мозг увеличился в 3 раза.
Наши герои научились отрываться от происходящего в реальности (полностью или частично) и попадать в воображаемый мир, где могли и планировать, и вспоминать, и мечтать, и думать.
Есть много вещей, о которых можно подумать. Например, скажи – что произойдёт, если в унитаз поезда на полном ходу бросить лом? Мы с тобой понимаем, что может случиться всякое: лом может согнуться или выскочить назад, а может прокопать землю вместе со шпалами.
Однако, несмотря на вселенскую значимость этого вопроса, отвлекись и обрати внимание, что прямо сейчас ты запросто взял и представил ситуацию, которая, скорее всего, никогда не произойдёт. Рядом с тобой, скорее всего, нет ни лома, ни железной дороги, ни поездного туалета – однако ты легко представил себе возможные варианты.
То есть ты запросто взял и совершил такое масштабное планирование.
Если бы история с кошками и пещерой, которую я описал ранее, произошла бы с людьми – то они бы не стали нейтрально относиться к улице – они бы выделили такое понятие, как лето и зима, после чего получили бы себе 2 записи:
«Зимой выход из пещеры – это плохо» и «Летом выход из пещеры – это хорошо»
И кончилось это тем, что в наше время выход из пещеры зимой перестал быть чем-то плохим.
Параллельно появились символы и речь. Академик Павлов и вовсе назвал работу этого контура второй сигнальной системой – сигналами сигналов. Что он имел в виду?
Всё просто – представь себе всеми любимый жёлтый лимон.
Представь, как ты берёшь нож и его режешь – как из лимона бодро и уверенно в разные стороны разлетается кислый сок, как он начинает пахнуть. Представь, что ты поднимаешь лимон над собой и выжимаешь из него сок себе на язык. Какой он на вкус? А как он пахнет?
Если раньше мы звонили в звонок, чтобы у пса появился желудочный сок, то теперь человеку достаточно просто прочитать о лимоне – ведь у тебя выделилась слюна, не так ли? А ведь по большому счёту ты сейчас просто смотришь в испещрённую черными крючками бумагу.
Вот это и есть сигналы о сигналах – нигде рядом не было лимона, никто даже не звонил ни в какой звонок, связанный у тебя с лимоном, – ты просто увидел какие-то символы. И черные закорючки на бумаге в виде слов «стул» и «стол» заставляют тебя представлять разные объекты, хотя для кошки это в обоих случаях будет просто запачканная бумага.
Кошку можно будет научить разным реакциям на разной степени пачканную бумагу, но символами она не овладеет. Впрочем, я не хочу подробно останавливаться на третьем контуре в его общем виде – ты не хуже меня представляешь, что он позволяет и на что способен.
Я же предположу, как мы получаем пометки в символьной системе.
Предположим, отец решил объяснить ребёнку, что такое стул. Он указал рукой на стул и сказал: стул. Но ребёнок не понимает, что отец назвал стулом – может быть, он назвал «стулом»: свою вытянутую руку, поведение сына, самого сына, этот день недели, своё настроение, комнату или температуру.
Однако когда ребёнок много раз услышит слово «стул» и в большинстве этих обстоятельств он будет видеть один и тот же объект, то в его голове создастся что-то вроде связи. На самом деле я предполагаю, что у него в голове не будет никакого словаря со списком «стул=(картинка стула)».
А просто у него в памяти будут лежать «слепки» от органов чувств за всю его жизнь и в тот момент, когда он будет видеть стул – в его голове через весь его опыт пройдёт сигнал, связанный со стулом – а в результате устройства нашей памяти сигнал пройдёт через все те слепки, в которых он тоже видел стул.
А заодно он получит среднее арифметическое своей реакции во всех этих ситуациях. И если во всех этих ситуациях он слышал слово «стул», то в его голове тотчас возникнет это слово. А если его этим самым стулом каждый раз били, например, то… ну ты и сам догадался.
Верно также и обратное – если он услышит слово «стул» или прочитает его, то произойдёт то же самое и окажется, что во всех ситуациях, когда звучало слово «стул», он либо видел этот предмет, либо представлял его себе в голове.
Опять-таки, если его этим стулом каждый раз били, то даже звучание самого этого слова будет для него несколько болезненным – хотя куда менее болезненным, чем вид этого стула вживую.
На следующих шести картинках я смоделировал ситуации, в которых звучит слово «стул» и есть этот объект. На двух оставшихся я свёл их воедино – на одной мы видим, какое среднее арифметическое виделось, а на другой – какое слышалось.
Таким образом, за каждым словом на самом деле стоит целый конгломерат[5] чувственного опыта, а каждое логическое построение в действительности строит грандиозные картины мира, которые мы можем видеть, если отвлекаемся от момента «здесь и сейчас».
В результате словами можно действительно влиять на поведение, то есть вносить поправки в карту хорошометра. Но лучше 1 раз увидеть, чем 100 раз услышать – то есть лучше один раз пережить, чем сто раз ознакомиться с символьной интерпретацией.
О проекте
О подписке