Закон подлости, он же закон бутерброда, действовал без осечек: всю трехчасовую дорогу светило солнце, нагревая старый автобус, превращая его в натуральную душегубку. Но на подъезде к Сланцам небо стали затягивать облака, солнце пробивалось сквозь них редко, урывками, потом и вовсе перестало. А когда десантировались на автовокзале, то с серого, как больничная простыня, неба закапал противный мелкий дождь.
– Варя, – Аня окликнула подругу, увлеченно изучавшую что-то в смартфоне.
Та оторвалась от гаджета, но ответила лишь взглядом, тут же вернувшись к своему занятию.
Аня еле сдержала раздражение, не до игр сейчас. Она глубоко вдохнула, проглотила злость вместе с обидой.
– Атенаис!
– Да погоди ты, я пытаюсь врубиться, как лучше объяснить, куда нам надо, – отозвалась Атенаис Велимирова, она же Варвара Куницына. – Цифры координат ничего для местных не означают…
И вернулась к изучению карты.
Варя официально поменяла имя, вместе с паспортом и остальными документами. Имидж тоже изменила – другая прическа, другая одежда, агрессивный макияж. Как будто пыталась стереть старую личность, словно и не было никогда растрепанной неуверенной девчонки, приехавшей из вымирающего городка в культурную столицу, а была всегда эта новая женщина, способная вагиной лом перекусить.
Все в новой Варе (пардон, в Атенаис) кричало: посмотри на меня! Выбритый левый висок, а справа волосы, доходящие до ягодиц, – черные с лиловым оттенком. «Штанга» с крохотными черепами в проколотой брови. Татуировка-свастика на запястье (я не нацистка, как можно, это же древний праславянский символ). Шея в свежих засосах, не прикрытых воротом клетчатой рубашки. Ни на госслужбу, ни в офис серьезной фирмы с таким имиджем не устроиться, но Варя-Атенаис и не парилась, вела беззаботную фрилансерскую жизнь. Что-то для кого-то писала (Аня не вникала, плохо представляя, чем копирайтинг отличается от рерайтинга), и денег ей хватало, – и просто на жизнь, и на капризы. Капризов хватало тоже.
Подруга на ее фоне смотрелась серой мышкой. Светло-русые волосы забраны в простой хвост, скромный, но все же французский маникюр, косметика, не бьющая наповал по зрительным нервам… И никакого секса со случайными партнерами.
Две противоположности, день и ночь, лед и пламень… Казалось бы, что могло быть между ними общего? Но отчего-то тянуло друг к другу. Познакомились несколько лет назад на вечеринке выпускников, посвященной юбилею вуза (во время учебы отчего-то не пересекались), разговорились, на следующий день отправились куда-то вместе, Аня уже не помнила в точности, куда именно, на какую-то выставку, кажется… И после не то чтобы не расставались, но регулярно созванивались и встречались.
…По дороге неторопливо проскрипел зеленый «москвич», за рулем сидел дед, крепко вцепившийся в баранку. Аня проводила взглядом осколок советского прошлого, даже два осколка, вопросительно глянула на Варю: странное дело, только что этот дедок отказался их везти, а теперь уезжал пустым. Подруга местная, должна лучше разбираться в менталитете жителей депрессивных городков.
Варя на укативший «москвич» никак не отреагировала – взгляд так же приклеен к гаджету, не оторвать. А им пора ехать, давно пора. Черт знает, сколько еще рыскать по окрестным лесам в поисках Ильи.
Аня снова сделала глубокий вдох. Хотелось закурить, хотелось заорать, проклиная брата-недоумка, послать на хрен Фортуну, повернувшуюся к ней пухлой мраморной задницей. Выплеснуть злость, скопившуюся за последние дни.
«Не обманывай себя, – ехидно встрял внутренний голос, – за последние месяцы, а то и за годы».
Аня обогнула здание автовокзала. Машины, занимающиеся частным извозом, там не стояли, а таксомоторных фирм в Сланцах, похоже, не было. Или же они законспирировались, ушли в подполье, ничем не выдавая свое существование.
Uber? Яндекс-такси? Не смешите, здесь о таком не слышали… Нет, приложение бодро откликнулось, пообещав прислать машину. Из Питера. С соответствующим временем ожидания и соответствующей оплатой. Спасибо, не надо…
Из леса, подступавшего к автовокзалу, пахло разрытой землей, мокрой листвой, грибами и тухлятиной.
Она вытерла рукавом рубашки злые слезы, выступившие на глазах. Лезть в сумку за бумажными салфетками не стала, знала, что будет тщетно рыться среди нужного хлама, а салфетки, похороненные на дне, не найдет, потому что все было не так, как должно было быть, – с того самого дня, когда вместо работы по специальности (юрист гражданского права) она встала за прилавок магазина по продаже одежды для беременных. Ненадолго, на пару месяцев, чтобы не сидеть на шее родителей, пока ищет вакансию с достойным окладом… Два месяца незаметно растянулись в пять лет. Правда, карьерный рост налицо: старший продавец-консультант, не шутка.
Аня сделала селфи на фоне автовокзала, сбросила снимок Артуру, написав: «Я в Сланцах. Страшная дыра».
На самом деле, если бы не Илья, она сейчас сидела бы дома, смотрела «Чикаго в огне» и ждала, когда разморозятся стейки из индейки, чтобы приготовить к приходу Артура идеальный или почти идеальный ужин.
Хотя, наверное, идеального ужина он не заслужил, – постоянно зудел, напоминал о так и не оформленной родительской квартире. Именно любовник (Аня предпочитала называть вещи своими именами, не прячась за эвфемизмами) настоял, чтобы она взялась за оформление наследства, даже нашел покупателей на квартиру.
Пересилив себя, Аня позвонила Илье, – общались брат и сестра редко, по необходимости. Давно жили раздельно, а никакой душевной приязни между ними и в прежние времена не существовало.
Но позвонила, и они подали заявление нотариусу, подождали установленный законом срок, собрали необходимые документы, – и вот теперь, когда оставалось только подать заявление о регистрации в Управление Росреестра, а потенциальные покупатели поставили жесткие сроки по заключению сделки, – Илья пропал.
Вызовы сначала сбрасывал, потом и вовсе выключил мобильник. В однушке, где он жил, трели дверного звонка никакой реакции не вызывали.
Непонятно… Ведь Илья сам был весьма заинтересован в продаже родительской квартиры, давно хотел сменить свое жилье на более просторное и респектабельное. И клятвенно пообещал в этом месяце надолго не отлучаться.
Дружки были не в курсе, где он, одни лишь догадки, – дескать, Пупс (так именовали Илью в их компании) укатил, наверное, по делам, вернется с бабосиками, погуляем.
Она не представляла в точности, чем зарабатывает на жизнь брат. Принципиально не желала вникать в детали и подробности. Знала лишь, что он перегоняет машины куда-то в Белоруссию, или на белорусскую границу… в общем, в ту сторону.
Но понимала, что бизнес там, очень мягко выражаясь, не совсем чистый, – Илья просил как можно меньше трепаться об этих его делах. В чем именно состоит криминал: тачки ворованные, или же перевозят в них наркоту либо контрабанду, – Аня предпочитала не докапываться, меньше знаешь, крепче спишь. Однако сейчас понимала, что к полиции в деле розысков обращаться нельзя. Надо попытаться найти самой. И побыстрее, других таких щедрых покупателей на «убитую» двушку в не особо престижном районе ждать придется очень долго. И не факт, что удастся дождаться.
Проблема состояла в том, что Аня понятия не имела, с чего начать поиск. На помощь пришел Артур, подключил к делу своих друзей-хакеров, но от дальнейшего участия отстранился, умотал в командировку в Голландию.
Итог – координаты места, где последний раз выходил на связь мобильник Ильи.
Место оказалось странным, находилось в глухом лесу, в Сланцевском районе. Никакого жилья, если верить картам, в округе там не было.
Илья, конечно, мог загулять-загудеть хоть на неделю, но не на лесной поляне же… Он насквозь городской человек и к турпоходам и прочим длительным выездам на природу не склонен. Недолгий пикник с шашлыками – максимум того, на что он способен.
Но насколько карты соответствуют реальности? – вот в чем вопрос. Аня, чтобы прояснить его, обратилась к Варе, все-таки местная уроженка, может подскажет что толковое…
И все завертелось.
Город напоминал Припять или Сайлент-Хилл, того и гляди завоет сирена, давая знать, что ад идет за тобой. На пустынных улицах Сланцев – ни единого аборигена. Дождь, перешедший в морось, окрасил асфальт в темно-серый унылый цвет.
Казалось, что город давно умер, а шахтные терриконы стоят вокруг, будто стражи его могилы. А может, так оно и есть? И в пыльных квартирах за накрытыми столами сидят скелеты?
От этих мыслей Аня поежилась. И спросила:
– А все-таки, почему тут у вас так… – она поискала нужное слово, чтобы невзначай не обидеть, – …так грустно?
Варя уверенно шла вперед, делая вид, что влажная пустота вокруг ее не пугает. Ответила легко и не задумываясь:
– А с чего, блин, веселиться-то? Шахты позакрывали… А весь город с них жил, его только для того и построили, для добычи сланца.
Аня всегда думала, что в Сланцах производят одноименные резиновые шлепанцы, весьма популярные для походов на пляж или в баню. О том, что здесь есть шахты, даже не знала, – и удивилась сегодня, увидев терриконы, доминировавшие над окрестным ландшафтом.
– А отчего позакрывали? Ведь они для чего-то используются, эти сланцы? И вдруг стали никому не нужны?
Варя растолковала: главным потребителем здешнего горючего сланца были тепловые электростанции соседней Эстонии, в те годы братской советской республики. Их так изначально проектировали, – ни уголь, ни что иное в качестве топлива не годилось, только сланец. Потом республика обернулась независимым государством, не слишком братским. Новые власти в конце девяностых объявили, что не желают зависеть от России в энергетике, – и перестроили свои электростанции на другое топливо, взяв на это дело западные кредиты. Отбиваться затраты будут лет двести, но независимости от российских поставщиков достигли, что да, то да. И заодно, мимоходом, угробили город Сланцы.
– Вот оно как… – протянула Аня. – А я, прости, думала, что у вас тут только шлепанцы…
– Шлепанцы ёк. Знаешь, из чего их делали? Подошвы высекали из лент для шахтных транспортеров, из бракованных, некондиционных. В детстве, помню, смешные ограды были в окрестных деревнях: здоровенные полотнища резины натянуты, и в них сплошняком дыры от подошв… Сюрно смотрелось. А сейчас все сланцы, которые шлепанцы, китаезы делают.
За разговором дошли до дома, где, по словам Вари, обитал человек, способный помочь с транспортом.
Потрескавшаяся табличка на торце серой облезлой трехэтажки сообщала: «ул. Максима Горького, 18». Во дворе горбатый «запорожец» намертво сел на брюхо рядом с детской площадкой. Горка покосилась и грозилась упасть на клумбу из шины с чахлыми тюльпанами. Из подвальной отдушины тянуло такой затхлой сыростью, что было ясно: подвал давно и навеки затоплен, десантируя комариные армии в любое время года.
Рядом с кривоватым крыльцом росла черемуха, старая, огромная, Аня даже не знала, что такие бывают. Цвет с дерева почти осыпался, с ветвей свисали подвешенные на бечевках игрушки. Одноглазый медведь с голубой свалявшейся шерстью. Голые пупсы с вырванными руками и ногами. Большая кукла с закрывающимися глазами висела головой вниз, – один глаз закрыт, другой прищурен.
Серый фарфоровый песик с отбитым ухом (скорее статуэтка, чем игрушка), удержаться в бечевочной петле не мог, – и висел, дополнительно опоясанный несколькими витками изоленты.
Аня уставилась на инсталляцию недоуменно, затем достала телефон, навела объектив на черемуху. Варя же прошагала мимо, не обратив внимания, как мимо привычного зрелища, она уже поднялась по щербатым ступеням и набирала номер квартиры на домофоне. Аппарат пикнул несколько раз, из динамика раздался треск, но никто не спросил: кто там? Дверной замок лязгнул, открывая путь. Их ждали.
О проекте
О подписке