Это место – территория бывшего военного объекта, приспособленная впоследствии для иных целей, – неофициально, между своими, именовалось Логовом. Огромный участок обнесенного высоченным бетонным забором леса – местами соснового, мачтового, местами смешанного, низкорослого, прорезанного полузаросшими просеками, испещренного ямами и канавами. По лесу были разбросаны многочисленные здания и сооружения, частично заброшенные и демонтированные, частично функционирующие…
Вернее, функционировавшие до недавнего времени. Потому что сейчас Логово выглядело как логово. Как логово в прямом смысле слова, как логово дикого зверя после визита охотников, – причем охотников абсолютно отмороженных, не пожалевших бензина (а то даже напалма) и тротиловых шашек, лишь бы выкурить зверя из убежища.
Все, что можно, сожжено и взорвано. Растерзанная взрывами земля, покореженный металл и железобетон руин. Техника – машины, вертолеты – превращенная в обугленные металлические скелеты. Изрядный участок горелого леса – огонь прошел низом, подлесок уничтожен полностью, превратился в пепел, но сосны с опаленной корой уцелели, задумчиво покачивают на ветру зелеными кронами, словно до сих пор дивятся нежданно нагрянувшей беде…
А еще – трупы. Много трупов, несколько десятков… Большая их часть обнаружилась под обломками бывшего бомбоубежища, превратившегося в многоместный крематорий. Еще десятка полтора обугленных тел лежало в руинах бывшего штаба части (в нынешнем Логове здание выполняло те же примерно функции, и поиски в нем велись в первую очередь).
Попадались мертвецы и не обгоревшие, застигнутые смертью вне уничтоженных зданий. Некоторые застрелены, но другие…
Другие способны были надолго испортить сон и аппетит.
Раны нанесены явно чудовищными клыками; значительной части мышечной ткани не хватает – выгрызена. Не хватает и отдельных фрагментов: конечностей, у одного нет даже головы… У другого голова наличествовала – но, почти отделенная, держалась лишь на тонкой полоске мышц и кожи…
Леонид Сергеевич Ивашов, более известный в своем кругу под прозвищем Мастер, не изощрялся в догадках на тему: что же за зверь или звери обошлись таким образом с его подчиненными?
И без того понятно… Твари, для опытов над которыми было создано в свое время Логово. Твари крайне опасные, смертоносные, убивающие без раздумий, ибо не умеют мыслить. Убивающие всех, кто попадается на пути и способен послужить источником пищи. Твари, способные к мгновенной регенерации и оттого почти неуязвимые для обычного оружия….
Твари, бывшие когда-то людьми.
Ликантропы.
Но что же здесь произошло? Отчего старательно подготовленный спектакль завершился столь неожиданным финалом? Ну никак не могла группа из шести диверсантов натворить таких дел… Ну, постреляли бы маленько, погеройствовали бы, с боем «захватили» бы заботливо подготовленную дезу – и доставили бы нанимателям, для коих, собственно, и затевалась вся инсценировка. Вроде все было просчитано филигранно…
Мастер ломал голову, не понимая, что подвела его случайность – однако же вполне закономерная. К иному результату и не могла привести ставка на отморозков, считающих выстрел в голову идеальным решением любых проблем.
Впрочем, их, отморозков в подчинении Ивашова почти не осталось. И человек, подошедший к Мастеру, созерцавшему натюрморт из выложенных на полянке трупов, подтвердил это лишний раз:
– Ахмед, – коротко сказал человек, продемонстрировав металлический жетон на цепочке, отчищенный от копоти. – Там, в виварии.
– Та-а-а-ак… Что со зверюшками?
– Четыре сгорели в клетках. Еще одну завалило в бомбоубежище. Долго барахталась, почти выбралась… Но все-таки сдохла. Жарковато там было. Даже для нее.
– Где остальные?
– Не знаю… Три клетки открыты. Значит, еще две зверюги или лежат под развалинами, или бегают где-то.
– Ищите, Мухомор, ищите. Носом землю ройте. Двух тварей ищите, и Деточкина. Не мог он никуда слинять, я с ним по рации говорил, когда началось.
Обладатель грибного прозвища вздохнул, стянул с головы зеленый платок-бандану, мокрый от пота. Скомкал, сунул в карман. Достал и повязал бандану новую, свежую – прекратив демонстрировать миру белые пятна ожогов, разбросанные по голому загорелому черепу. Вздохнул еще раз и отправился рыть носом землю. Ну, не совсем носом, – в его распоряжении имелся подъемный автокран и два бульдозера…
Старания Мухомора увенчались лишь частичным успехом. Под руинами удалось найти обгоревшую тушу одной твари. Еще одна бесследно исчезла. Номерной жетон Деточкина ни на одном из трупов так и не обнаружили.
Мастер, мрачный как грозовая туча, отправился к вертолету – сделать неутешительный доклад начальству. Вернулся быстро, и…
И, пожалуй, таким подчиненные его еще не видели… Казалось, Мастер только что умер, умер от солнечного удара или еще по какой-то причине, – и от вертолета движется его отчего-то сохранивший способность к передвижению труп.
Ходячий труп жестом поманил Мухомора в сторонку, словно бы желая сказать что-то, не предназначенное для посторонних ушей. Но очень долго не говорил ничего. Потом наконец выдавил:
– Савельев убит. Застрелен. Ты понимаешь, что это значит? Хорошо понимаешь?
Похоже, проблемы с животиком у Ксюшки благополучно завершились – спала спокойно, причмокивая во сне губами; Граев даже прекратил легонько покачивать коляску – чтобы не разбудить невзначай. Хотя, конечно, на сороковом году жизни опыт общения с младенцами он имел самый минимальный. Собственно, последними тремя месяцами тот опыт полностью и исчерпывался.
Наверное, он выглядел несколько смешно – почти двухметровый верзила с неулыбчивым лицом, управляющий коляской легкомысленной расцветки, в которой посапывало очаровательное пухлощекое создание. Но Граев не привык задумываться о том, как он выглядит.
Наверное, он был счастлив… Счастлив от самого заурядного, казалось бы, дела: прогулки с женой и дочерью, совмещенной с посещением пары магазинов. Счастлив, как ни странно, от всех хлопот, навалившихся в последние три месяца: подгузники, детские болячки, бессонные ночи… Но и над этим Граев не задумывался.
Саша наконец вышла из универсама, первым делом заглянула в коляску.
– Ну как вы тут? Не просыпалась?
– Всё в порядке, – коротко проинформировал Граев.
Она нагнулась, уложила сумку с покупками в решетчатый поддон коляски (там уже красовался огромный пакет с подгузниками, всемирно прославленными телерекламой). Спросила:
– Ну что, к дому? Нагулял аппетит, наверное?
Граев и в самом деле проголодался. Да и вздремнуть после почти бессонной ночи не помешало бы. Но больно уж сладко Ксюша спала…
А ему, кстати, полезно немного попоститься – Саша готовит изумительно, и на семейных харчах Граев набрал несколько совершенно ненужных килограммов…
В общем, к дому они все-таки двинулись, – но самой кружной, дальней дорогой.
Молодая семья (определение это, скорее, относилось к женской составляющей семейства) ныне обитала на съемной квартире. Свою однокомнатную хрущевку Граев, не задумываясь, продал: тесновато, да и район отвратный, на самом краю промзоны – ни к чему младенцу дышать такой загазованной атмосферой. Сняли «двушку» в более благоприятном с точки зрения экологии месте; и Граев сейчас прикидывал, в какую строительную корпорацию имеет смысл внести первый взнос за квартиру в строящемся доме, чтобы не пополнить ряды обманутых дольщиков. Благо мог получить информацию, недоступную простым гражданам, – кое-какие связи в ГУВД у него остались, в том числе и среди борцов с экономической преступностью…
Сам же Граев возвращаться в уголовный розыск не стал, даже полностью вылечив руку. Хватит, набегался за гроши… Трудился он в «Бейкер-стрите» – в той самой охранно-розыскной конторе, где фиктивно числился и раньше, работая над делом Колыванова. Над делом, о котором и
О проекте
О подписке