Глава седьмая

1

Деточкин наклонился над чемоданчиком из лакированной фанеры, весьма напоминавшим те, с какими ходят по квартирам слесари-сантехники, разве чуть поновее…

– Сейчас… сейчас все сделаю… контакт барахлит… всю ночь паял… сами ведь говорили: быстрей, быстрей… Так ведь? Сейчас…

Он закончил копаться в нутре своего детища, закрыл крышку и подключил к разъему кабель, тянущийся откуда-то издалека. Пятеро зрителей этой сцены стояли рядом молча, не комментируя и ни словом не попрекая за задержку.

Моросящий дождь притих, но порывы ветра срывали капли воды с деревьев, растущих во внутреннем дворике Вивария – и в одинаковых синтетических плащах с поднятыми капюшонами пятерка казалась вынырнувшей откуда-то из глубины веков – не то капитул мрачного древнего ордена, не то судьи-инквизиторы, собравшиеся на сожжение очередной ведьмы…

Шестой зритель, по сути, зрителем не был – скорчился косматым клубком в углу клетки, не касаясь покрытых серебром прутьев, – обманчиво-неподвижный и спокойный. Хотя и мина на боевом взводе тоже выглядит достаточно мирно… Пока не взорвется.

– Готово… Включаю!

Не произошло ничего.

– Сейчас, сейчас… частоту вручную надо подстраивать…

Тварь забеспокоилась: вскочила, затем присела на полусогнутых лапах, повела заросшей (глаз не видно) мордой из стороны в сторону… Деточкин продолжал колдовать над прибором. Тварь взвыла, покатилась по полу клетки, коснулась прутьев, тут же отдернулась обратно – и замерла, распластавшись в неестественной позе, судорожно подергивая конечностями.

– Интересно… – пробасил Эскулап. Неторопливо подошел к клетке, поднял лежавшую рядом палку с железным наконечником и просунул между прутьями. Сейчас зверь должен был вскочить и броситься на прутья в безнадежной попытке достать врага. Не вскочил. Не бросился. Лежал и никак не реагировал на тычки Эскулапа.

– Сейчас, сейчас… Добавим мощность… Ведь надо с запасом, да? Ведь правильно?

Объект уже не дергался – всю тушу била крупная дрожь; из глотки вырывались слабые сиплые звуки – гортань и связки, судя по всему, тоже оказались парализованы.

– Все! Можно теперь это… голыми руками… – Деточкин говорил с гордым видом Ньютона, схлопотавшего по макушке яблоком.

– Какой радиус действия? – спросил Капитан. Спросил внешне спокойно, но с внутренним ликованием: ну наконец-то наука выдала что-то сто́ящее.

– Сейчас проверим… По расчетам – метров двадцать… или тридцать… отойдем немного… надо будет накинуть – прутья слегка экранируют…

До клетки было метров восемь и Деточкин начал отступать назад, подбирая волочащийся провод. Десять шагов, пятнадцать – дрожь перешла в подергивания. Отошел еще – тварь попыталась подняться и вновь рухнула. На восемнадцати с половиной метрах действие аппарата визуально уже не определялось.

– Все ясно. Заканчивайте. Пойдем под крышу – там все и обсудим. – Генерал, как всегда, казался спокоен и холоден, лишь несколько мрачнее обычного – никаких следов энтузиазма от увиденного. Утром к нему поступила очередная недельная сводка. С очередными жертвами…

Эскулап пытался возражать, говорил, что опыт надо продолжить, продолжить как минимум несколько дней, что любая поспешность преступна, что жизнь людей нельзя доверять не проверенному аппарату… Генерал и сам все понимал, но лишних дней у него не было. Не было даже часов. И он повторил:

– Заканчивайте.

Капитан придвинулся к клетке, вынул из под полы плаща странную конструкцию, отдаленно напоминающую древний, довоенный американский пистолет-пулемет Томпсона – но подвешенный снизу громоздкий диск снаряжался охотничьими патронами редкого у нас десятого калибра.

…Картечь, понятно, использовалась специальная – полые серебряные шарики, заполненные ртутно-серебряной амальгамой – по пятьдесят разрывных мини-пуль в каждом заряде. Ядовитых для объекта пуль.

Капитан не промахнулся ни разу – всадил в упор все десять патронов. И все равно им пришлось стоять почти сорок минут, глядя как медленно и тяжело издыхает разбитая, разодранная, искромсанная картечью тварь – Генерал не отпустил никого. Такие демонстрации время от времени нужны – иначе здесь, внутри безопасной Лаборатории, смерть становится понятием отвлеченным и даже нестрашным (чужая, разумеется). Кое-кому полезно постоять вот так на свежем воздухе, пропитанном запахом сгоревшего пороха и свежей крови…

За решеткой издыхал последний живой объект Вивария. Теперь клетки населяли лишь невинные дворняги и морские свинки, кролики и белые мыши. Через час останки твари сгорят, и комиссия, о приезде которой предупредили Генерала (очень недоброжелательная комиссия), не обнаружит ничего криминального. Кроме специально подготовленных и оставленных на виду мелочей и не слишком подсудных злоупотреблений, – предназначенных спустить пар в свисток и направить рвение проверяющих в безопасную сторону…

Шли молча, даже герой дня Деточкин перестал распускать хвост павлином. Хотя, говоря по правде, аппарат не был его единоличной заслугой – существование частоты, воздействующей исключительно на мутировавшие мышцы, открыл покойный Доктор. Он же и предложил основные параметры сигнала…

– Когда будет серия? – спросил Генерал хмуро. – Хотя бы штук десять? И с автономным питанием, без проводов дурацких?

– Ну так… недолго… я-то из всякого барахла… чтоб быстрее… правильно ведь? Если из импортных деталей… Деньги нужны, – неожиданно твердо завершил Деточкин свой лепет.

– Деньги… С деньгами и дурак все купит. Ты попробуй без денег достань, – проворчал Генерал.

Деточкин, не раз слышавший такую присказку, понял, что Генерал, при всех их нынешних трудностях, деньги найдет.

На это – найдет.

2

Он пролежал без сознания долго, уже спускались ранние сумерки. Чуть не утопивший его сильный дождь, гораздо более обильный и долгий, чем в первый раз, успел пролиться и закончился, оставив в низинках глубокие лужи.

Но Олег не обращал внимания на воду вокруг, на стекающие под одеждой струйки, на непрерывный кашель.

Он смотрел на красное здание разрушенной сторожки.

Он понял, кто поставил капкан.

Тот, кто притаился там, в темном провале окна. Тот, чей немигающий и пристальный взгляд продолжал буравить Олега. Тот, кто спокойно выжидал, когда пойманная дичь потеряет последние силы…

«Гад… Ты выиграл, ты победил… что тебе еще надо?! Вот он я, подходи, бери…»

Олегу казалось, что он выкрикнул эти слова в направлении сторожки, но на самом деле его губы двигались беззвучно. А еще ему показалось, что там, в темноте, что-то шевельнулось – но только показалось…

И тут же он позабыл и про давящий взгляд и про вроде замеченное движение – на дорожке за кустами снова раздались голоса, снова шли люди.

Пожар, поджог и рюкзак, полный убийственных улик, не играли уже никакой роли, и Олег закричал с отчаянной надеждой:

– Эй!!! Помогите!!! – он хотел крикнуть, что это не шутка, что он не пьян, что у него сломана нога, но распухшее горло отказывалось повиноваться, вместо громкого крика раздавались слабые шипящие и свистящие звуки.

А люди приближались – смех, громкий спор о том, успеют или нет проскочить парк до очередной порции дождя.

Он торопливо выпутывался из лямок насквозь промокшего рюкзака – потревоженная нога ответила вспышкой боли; рванул клапан, выхватил «тозовку», откинул приклад и нажал на спуск. Не последовало ничего: ни выстрела, ни щелчка бойка, он давил и давил на неподвижный спусковой крючок… Наконец Олег сообразил, что ружье стоит на предохранителе, – и толкнул вперед скользящую под мокрым пальцем кнопку.

Невидимые прохожие тем временем миновали самую ближнюю к нему точку аллеи – голоса слышались глуше, медленно удаляясь.

Он вновь дернул спуск – щелчок… осечка? – нет, спустя короткую паузу из дула неохотно вырвался клуб дыма, выплюнутые пыжи и дробь рассыпались в трех шагах от Олега. Хлопок прозвучал слабее звука, с каким вылетает пробка из бутылки шампанского.

Патроны промокли, сразу понял он, но отчаянно передернул затвор и опять попытался выстрелить – и второй, и последний третий патрон не дали даже такого слабого эффекта – боек впустую бил по капсюлям.

Он ещё раз попытался крикнуть вслед слабеющим голосам, но никто не обратил внимания и не обернулся на бессильные звуки, похожие на поскуливание умирающего животного.

3

Руки дрожали, ходили ходуном, когда он разрезал камуфляжную штанину обломком охотничьего ножа.

Снятый с ружья ремень был захлестнут тугой петлей ниже колена – пережать, остановить поток крови. Отодвинув в сторону лохмотья штанов, он смотрел на опухшее, почерневшее место перелома.

Не мог начать задуманное – и уговаривал, убеждал сам себя: «…Больше по парку никто не пройдет… на ночь глядя и по глухому углу… патронов нет… еще одну ночь не выдержать… остается последний выход… Волчий выход… так попавшие в капкан серые разбойники отгрызают лапу – и уходят… хромые, но свободные…»

Обломок ножа, подрагивая, приблизился к почерневшей коже, скользнул по ней – оставив не разрез, даже не царапину – небольшую, не закровоточившую вмятинку…

Он стиснул зубы и нажал сильнее. Струйка черно-красной крови побежала вниз. Боль не ощущалась – но темнота, затаившаяся где-то на периферии зрения, рванулась к центру, застилая и судорожно стиснутый в руке нож, и сочащуюся кровью ранку; собралась, сгустилась – и поглотила все и вся.

Вид крови – до дурноты, до обморока – Олег не выносил с детства…

Глава восьмая

1

Когда стемнело, пошел обещанный синоптиками снег. Мокрые хлопья падали на ветви кустов и деревьев, на пожухлую траву, таяли в лужах. Таяли на запрокинутом лице Олега – он никак не реагировал. Его уже здесь не было.

2

Олег шел по цветущему, благоухающему тысячей пряных запахов берегу – зеленому берегу Кузьминки. Долина казалась громадной, откосы берегов уходили куда-то вдаль и вверх – их сплошь покрывало цветущее, не тронутое косой разнотравье. Огромные соцветия сияли неправдоподобно яркими красками, но не резали глаза, как не резало их жаркое, стоящее почти в зените летнее солнце. Бабочка – большая, с небывалым тропическим узором – бесшумно, почти нечувствительно села на его загорелое предплечье – и замерла, развернув во всей красе крылья. Олег ласково на нее дунул – лети, лети, мне надо спешить… Надо спешить – впереди, в нескольких шагах, шла Танька, та самая, первая его девушка, шла в босоножках, в простеньком ситцевом летнем платьице и почему-то казалась слишком высокой; он должен был догнать ее, вроде неспешно шагающую, – и никак не мог… Ноги вязли в зеленом сплетении стеблей, он опустил глаза и увидел застиранные шорты, исцарапанные загорелые коленки и детские сандалики с вырезанными носками. Я опять маленький, подумал он без всякого удивления, но тут же понял, что все не так, на самом деле все иначе, что на самом деле он только что открыл простую и удивительную вещь, даже не открыл, а вспомнил истину, известную когда-то всем, и всеми же в свое время прочно позабытую: в детстве мы не растем – просто мир вокруг нас уменьшается… Теперь мир снова стал громадным и ярким, он звал и манил, надо было спешить, он догонит Таньку, она возьмет его за руку и за ближним поворотом покажется его дом – пахнущий свежим деревом и сосновой смолой, а не запустением и плесенью, не злым дымом пожарища… Там его любят, там его ждут, дядька отложит дымарь и радостно закричит: «Сынок приехал!», он всегда зовет племянника сынком, и пчелы будут басовито гудеть вокруг, когда Олег побежит вверх по косогору, поднырнув в лаз под кустами сирени… Слезы радости туманили глаза и он спешил, спешил через долину, которая никак не кончалась…

3

Ближе к полуночи крепчающий ветер разогнал, разорвал тучи, белесая полная луна покрыла землю кривыми, уродливыми черными тенями. Снег продолжал непонятно откуда падать – но не искрился под луной, как искрятся безумной красоты хороводы снежинок в морозном январском небе – падал наклонно и казался в лунном свете грязно-серым.

И тогда пришел тот, на кого был поставлен капкан.

Полуоторванный лист жести на окне сторожки не издал ни скрипа, ни скрежета, когда черная тень скользнула наружу и медленно, беззвучно двинулась вперед. Она, тень, будь у этой сцены зритель, казалась бы призрачно-бесплотной и в тоже время массивной и мощной. Над Олегом тень задержалась на мгновение – и исчезла, растаяла в ночи. Ее привлекали живые…

Снег падал и падал, цепь исчезла под ним, плаха постепенно превращалась в холмик снега. Снег еще таял на лице Олега – но все медленней, медленней, медленней…

4

Утром, впрочем, опять все растаяло – до зимы оставался ровно месяц.

5

– Объявилась конкурирующая фирма. «Отец Федор и сыновья», – с такими словами Капитан опустил на генеральский стол звякнувший металлом сверток.

– Что это? – Вопрос прозвучал неприязненно, Генерал не оценил шутку и не притронулся к свертку.

Капитан не смутился, разорвал бумагу, явив пред очи начальства увесистую стальную конструкцию.

– Что это? – еще более неприязненно повторил Генерал.

– Капкан. По характеристикам приблизительно соответствует фабричному N8 – тот применяется исключительно на медведей. А этот самодельный – так что может и не фирма, а конкурент-одиночка.

– Откуда? – Генерал наконец прикоснулся к капкану: осторожно, двумя пальцами, поднял над столом – дуги развалились пополам – на разломе виднелись следы газового резака.

– Кто-то поставил в кустах, вот тут, на пустоши… – Капитан показал на карте. – Последних медведей здесь, кстати, истребили при императрице Елизавете Петровне. Да и волков лет двадцать не встречалось… Кроме как на объекта, больше ни на кого такую штуку насторожить не могли. Стояла замаскированная, на малозаметной такой тропке. А наши как раз сегодня там на дневном прочесывании были… Ну Седой и наступил. Полтора часа снять не могли, пришлось подмогу вызывать и автогеном резать. Будем брать?

– Кого?

– Конкурента…

– Каким образом?

– Ну-у… должен же он, или они, проверять капканы… Поставим засаду, и…

– Так-так. Засада – это двое как минимум. Ночью обещают снегопад – значит, больше трех часов под открытым небом не выдержать. Нужна смена, нужна машина – отдохнуть, отогреться… У тебя так много людей и техники?

– Но ведь…

– Вопрос: подобный капкан удержит объект?

– Эскулап говорит – ненадолго. Или выдерет лапу с мясом, или сломает кость, перетрет мышцу и кожу – уйдет на трех и отрастит новую.

– Так в чем дело? У кого-то свои счеты со зверюшкой, логично? Сводит он их самым кустарным способом. Поймать он ее этим не поймает. И убить не убьет. Зато может серьезно поранить, лишить на день-другой подвижности. Нам только на руку.

– Не согласен, – стоял на своем Капитан. – А если все это маскировка? Если за объектом всерьез охотятся серьезные люди? Если его уведут у нас из-под носа? Что тогда?

Генерал помолчал и сказал предельно жестко: