Глава третья

1

Залитые под завязку фляги ни разу за весь поход не булькнули, но сейчас вытекающий бензин негромко журчал – Олег не обращал внимания, уверившись в крепком сне этих. Да и случайным взглядом из окна его уже не могли обнаружить – фундамент высокий, а он двигался по периметру дома согнувшись, обильно поливая стены бензином – фляга в руке не дрожит, ствол закинут назад, за спину, но так, что в любой момент можно мгновенно перекинуть вперед и выстрелить…

«…Так, что у нас тут?.. поленница вдоль стены… отлично, плеснем побольше… рядом ящик с газовыми баллонами… ай-ай-ай, ну разве можно держать такое рядом с дровами, это же так, хе-хе, пожароопасно… А тут, за углом опять долетает свет от уличного фонаря… ерунда, яблони заслонят от соседей, необлетевших листьев достаточно… О-о, еще одно новшество – навес над машиной, “тойота” не новая, но приличная… а мы сюда плеснем, под бензобак… вот и тряпье какое-то валяется, полить – и под днище, на тряпках бензин дольше горит, дело известное… Ну все, последняя фляга и последняя стена… не забыть и подвальчик под верандой…»

Вход в подвальчик открывался с улицы – низенькая деревянная дверца, и был он раньше забит деревянными рейками и брусками. Олег распахнул дверцу, вздрогнув от протяжного скрипа – так и есть, идеально высохшие деревяшки хоть и поуменьшились числом, но и на его долю вполне хватит…

Плеснул остатки бензина, небрежно откинул в сторону флягу – все аккуратно протерто, никаких тебе пальчиков, а улика пусть остается…

Если все добро застраховано на приличные деньги, попробуйте докажите, что не сами подпалили, нынче страховые компании все частные, и денежки выкладывать ох как не любят, вследствие чего подозрительностью страдают маниакальной. Но, скорее всего, никакой страховки и в помине нет, народ сейчас копеечку бережет, куда как реже страхует недвижимость…

Длину шнурка, пропитанного бензином (шерстяного, никакой растворимой синтетики), он установил серией несложных опытов – будет гореть полторы минуты плюс-минус десять секунд. Вполне достаточно, чтобы успеть нырнуть в потаенный лаз, поставить доски на место и быстренько отбежать за ближайший поворот русла, где не осветят отблески пожарища.

А затем пойти ровным шагом, кто вдруг и увидит – внимания не обратит, там, на склоне, сейчас появится более интересное зрелище…

2

Он не понесся сломя голову, не хватало подвернуть или вывихнуть ногу – бежал аккуратно, благо ближний участок берега знал досконально, до мелочей: знал, где можно разогнаться на ровненьком лужке-покосе, где стоит сбавить шаг, осторожно переступая заросшие бурьяном колдобины.

Оружие пока не убрал, лишь сложил мешающий на бегу откидной приклад; назад не оглядывался – все равно сквозь кусты не увидеть быстрый бег желтого огонька вверх по склону, не стоит и заморачиваться, а возвращаться в случае накладки и что-то исправлять чревато…

Пару-тройку раз на ходу пшикнул за спину из перцового баллончика «Шок», хотя и не знал, насколько долго продержится эта химия – потом, выйдя из опасной зоны, можно будет не торопясь присыпать след заботливо приготовленной смесью табака и молотого перца.

Русло круто забрало влево, даже днем Олега из обреченного дома уже не увидели бы. Он замедлил шаг – тикавший где-то глубоко внутри таймер спешил, в голове металась паническая мысль, что прошла и минута, и две, и три, и что все рухнуло, что кому-то в доме приспичило по малой нужде и он увидел предательский огонек, – но тут за спиной полыхнуло, заставив остановиться и оглянуться.

Он сдирал с рук перчатки, тонкий латекс расползался рваными клочьями, а там, наверху, быстро росла огромная красная опухоль – самого пламени он сначала не видел, мешал изгиб берегового склона, но красный отблеск становился все ярче, огонь поднялся выше по стенам и показались первые желтые языки…

Донесся истошный вопль, пронзительный (женский?), ему откликнулись другие крики и рванувшийся волной по поселку истеричный собачий лай; от жара в «тойоте» что-то замкнуло и полыхающая антилопа-гну испустила сиреной вопль агонии – быстро замолкнувший…

«Что, не нравится?.. ничего, заживо не сгорите, выходы я не поливал… но имущество тю-тю… ладно, денька через три посмотрим, что подать вам на погорелое…»

Олег двинулся дальше – дело сделано, но операция «Вервольф» продолжается, следующий этап – красиво и чисто уйти. Был у него такой бзик – любил тщательно планировать все, от коммерческих сделок до ремонта в квартире – и именовать операциями с красивыми не русскими названиями…

3

О том, что погибшие при пожарах чаще задыхаются в дыму, чем сгорают, – Олег не думал.

И о том, смогут ли люди, проснувшиеся в пылающем доме, пробраться, – спросонья, среди криков, дыма и паники к пока не вспыхнувшему выходу, – не думал.

Что в гигантском костре горит его прошлое, его детство, – тоже не думал.

Олег думал, что надо не забыть, не пропустить нужный момент – вовремя спрятать ружье и снять бахилы, приняв обычный мирный вид.

План состоит из таких вот деталей.

И каждая важна.

Он продумал все.

4

Пожар стал финальной точкой в агонии старого дома. Но умирать он начал давно, високосным летом, оставшимся в памяти Московской олимпиадой и смертью Высоцкого.

Олег много лет спустя понял, что это было последнее счастливое лето в Александровской, последнее лето детства… Случались и позже там хорошие деньки, но все равно чего-то не хватало – может, семейных летних обедов на улице, под старой, ныне спиленной грушей – на молодую, с нежной кожицей, отварную картошку, час назад выкопанную, сыплется порезанная зелень с одуряюще-божественным запахом, дядька под слегка укоризненными взглядами жены и ее сестер достает литровую бутылку с разливным пивом, жестикулирует надетой на вилку картофелиной, рассказывает что-то невероятно смешное с абсолютно серьезной миной – а вокруг буйство летних красок и запахов, а внутри ощущение уюта и спокойствия, ощущение, что так будет всегда…

Да нет, обедали они и после летом на улице, значит не в том дело… А может, не хватало Олегу постоянного, ставшего привычным, деловитого жужжания пчел – на шестом десятке дядька вдруг решил заняться пчеловодством, сначала неудачно, пчелы дохли – взял в напарники опытного пчеловода, дело пошло на лад: в первое лето все ходили безбожно покусанными, но притерпелись к пчелам, а пчелы к ним, ульи стали привычной деталью пейзажа и привычными стали вечерние чаепития со свежим ароматным медом…

…Дядька умер тем же летом – уехал в Москву в командировку, был здоров и полон планов, – а вернулся в запаянном гробу с маленьким стеклянным окошечком. И оказалось, что именно он, муж старшей из сестер – немного смешной мужик с вечно растрепанными белыми кудрями, рано и полностью поседевшими – главная пружина, на которой держалось в доме всё. И без которой всё медленно начало разрушаться и приходить в упадок.

Дому не хватало мужской руки – Олег по малолетству был не в счет, а его отец, которого усиленно приглашали взять в свои руки осиротевшее совместное хозяйство, приехал осенью того же года, имел долгий вечерний разговор на кухне с женой и ее сестрами (Олега бесцеремонно отправили наверх, в комнату, считавшуюся «его»), переночевал, утром уехал с каменно-мрачным лицом – и с тех пор появлялся в Александровской считанные разы до самой своей смерти, получил несчастные шесть соток в полутора сотнях верст от Питера, упорно строил свое хозяйство, куда теткам Олега хода не было…

Две других сестры замуж так и не сходили, может быть, во многом из-за кое-каких неприглядных свойств характера – и дом-корабль с четырьмя грызущимися у штурвала капитаншами медленно шел ко дну…

5

Олег ушел достаточно далеко от пожарища – там зарево размазалось огромным пятном в темном, затянутом тучами небе, крики не смолкали, но пожарных сирен он пока не слышал, да и не помогут пожарные…

Накануне соседи по Тополиной привезли огромную кучу дров, загромоздившую всю улицу – клятвенно обещали возмущенным автовладельцам расколоть и убрать в ближайшее время, не успели – и к гибнущему дому пожарным не проехать.

Олег безошибочно выбрал день «Д», недаром долго готовился: белые июньские ночи никак не годились; позже, на исходе лета и в начале осени, хозяева бдительно стерегли сады, огороды и картофельные делянки; и лишь когда небогатый дождями теплый октябрь плавно переходил в ноябрь, пришло время для дела.

Может, он подождал бы несколько дней, полнолуние было на подходе, под прожектором полной луны проводить операцию никак не хотелось, – но синоптики пообещали резкое ухудшение погоды, со снегом в конце недели, и заверяли, что густые тучи в ближайшее время ни за что не развеются. Скользить темной тенью по белому снегу – чистое самоубийство, за версту видно, да тут еще нежданно повезло с этими дровами – и Олег начал методично выполнять план «Оборотень».

…На пересекающую речку дорогу, под свет фонарей, он не стал выходить, прошел под мостом, осторожно ступая – здесь имели обыкновение швырять под откос всевозможный хлам, ненужное старье, свернуть ногу можно мигом…

Но все обошлось, благополучно вышел из поселка, дальше дома вдоль Кузьминки не стояли. Выше по течению справа вплотную к речке подступал старинный Александровский парк, слева, на небольшом отдалении – металлическая, с колючей проволокой поверху, ограда учхоза.

Стоило остановиться и перевести дух – пожар остался далеко позади, криков и шума не слышно, но слабый отблеск на ночном небе показывает, что веселье на Тополиной продолжается…

Он присел на траву, убрал «тозовку» в рюкзак, аккуратно опять замотав в тряпки, – больше не понадобится. Если что – он мирный турист, заплутавший в темноте и пропустивший последний автобус.

Стянул бахилы, в которых мирные туристы обычно не щеголяют, аккуратно свернул и сунул в пакет к драным перчаткам – им и кое-чему еще суждено сгореть в глубокой сухой яме, заранее выбранной на маршруте, огня из которой никто не увидит.

Эмоций никаких не было: ни торжества от удачного дела, ни запоздалого страха… Правда, Олега бил сильный озноб – но это добрался холод ночи, которого до сих пор он не чувствовал, хотя специально оделся легко – чтобы не взмокнуть от немалых нагрузок, долгой ходьбы и бега. И сейчас, когда пришлось остановиться, стало ясно, что в нетолстом комбезе, надетом на рубашку, двигаться надо безостановочно.

Он вспомнил про фляжку, достал, сделал три долгих глотка – теперь можно… Ох, как он напьется следующей ночью, когда все закончится…