«Так необычного хотелось…»

 
Так необычного хотелось,
Всё ж было шарпано, оплёвано…
Но март по капельке, несмело,
Уже зеркальность льда проклёвывал.
 
 
Он утверждал свою возможность,
И невозможность утверждал,
И всё, что сковывала ложность,
Освобождал, освобождал.
 
 
И тот, кто необычным бредил,
Вдруг томик пёстрый отложил,
С рассказами, в которых Бредбери
Необычайностью – душил.
 
 
Открыл окно, чтоб освежиться,
Он испугался в первый раз —
Необычайное приснится
И сделает заикой вас.
 
 
А март по капле, осторожно,
Свою возможность утверждал,
И всё, что сковывала ложность,
Освобождал, освобождал.
 

«На танцы бегают мальчишки…»

 
На танцы бегают мальчишки,
За них тревожусь от души,
Они, как новенькие книжки,
Не знаешь только – хороши ль?!
 
 
Они ещё проходят классы,
Девчонок запросто меняют
Не потому, что ловеласы,
Они себя в них проверяют.
 
 
И этим кое-кто гордится,
Я по себе всё это знаю,
Но только это – не годится,
Девчонки тоже проверяют…
 

1958

«Из чего же девчонки сделаны…»

 
Из чего же девчонки сделаны?
Видно, этого не пойму,
Видно, это понять не велено
И не сказано – почему?..
 
 
Может, ими мы ошаманены?
Присмотритесь, как странно одеты.
И причём все какие-то мамины —
Вдруг они не с нашей планеты?!
 
 
Я боюсь своего открытия,
Когда вижу, как их обижают,
Когда вижу, как к ним, в общежитие,
Парни пьяные приезжают.
 
 
Ну а вдруг такое случится:
Поздней ночью, когда все спят,
Непонятной волшебной птицей
Бросят нас и все улетят!
 
 
Это страшно, воочию вижу,
Как повянет мой шар земной. —
Я тебя никогда не обижу,
Только ты будь всегда со мной.
 

«Ранним утром двери отворю…»

Сыну Мише

 
Ранним утром двери отворю.
Руки – в брюки, кепка – набекрень,
Чем меня порадует этот день?
Здравствуйте, – ему я говорю.
 
 
Радости своей я не пойму,
Во дворе встречается сосед,
Страшно обозлённый на весь свет.
Говорю я, – Здравствуйте, – ему.
 
 
В странной своей радости я парю
Высоко над шпилями, как орёл.
Только что я город приобрёл, —
Здравствуйте, – ему я говорю.
 
 
А навстречу девушка спешит.
Мне ли эту девушку не понять?!
И пока я думаю – что сказать?
Здравствуйте, – она мне говорит.
 

«Девчонка туфельки надела…»

 
Девчонка туфельки надела,
Девчонка модная такая,
Девчонка в зеркало глядела —
Она была совсем другая.
 
 
В ней было что-то голубое,
В ней что-то розовое было,
Необъяснимое такое,
Что улыбалось и светило.
 
 
И вот девчонку встретил вечер.
Шептал девчонке тихий ветер…
 
 
И каблучки по тротуару
Звенели раннею весной.
А у часов – он был с другою…
Девчонка мимо и – домой.
 
 
Девчонка плакала в подушку,
Она была одна-одна!..
А в небе сыто и бездушно
Смеялась жёлтая луна.
 

Аспирант

 
Поумнел я. Мне даже страшно,
Что такой нынче стал фигурой.
Вся родня приветствует страстно
Поступление в аспирантуру.
 
 
Рефератом бумагу выпачкав,
Окончательно офигел.
А родня вокруг – да на цыпочках
Оттого, что я поумнел.
 
 
Все соседки таращат зенки,
Поневоле расправишь грудь.
А стихи – это ведь не деньги,
Проживём без них как-нибудь.
 
 
Но, однако же, грудь свою
Расправляю всё реже, реже.
Зреет злоба во мне – убью…
Аспирант, я тебя зарежу.
 
 
Раздавлю, как покровное стёклышко,
Чтоб святого не воровал
И хрустальную туфельку Золушки
Инфузорией не называл.
 
 
Пусть родня рвёт и мечет пёрышки —
Очевиден другой талант,
Ведь не зря под покровным стёклышком
У меня лежит аспирант.
 

«Я на весенней мостовой…»

 
Я на весенней мостовой.
Ручьи бегут, и удивительно,
Что постовой вниз головой
Из лужи смотрит подозрительно.
 
 
А я шагаю взад-вперёд,
Как Гулливер, по облакам,
Как будто по материкам —
Моря одолеваю вброд.
 
 
А день шумит, а день трепещет,
И солнце радостное блещет.
Ликуют птицы: тинь-тинь-тинь —
Повсюду торжествует синь.
 
 
И только образ постового
Не жаждет неба голубого.
Не потому, что цвет пугает —
Он ничего не понимает.
 
 
А между тем ему б крутнуться,
Ногами вверх перевернуться,
На голове бы постоять —
И синь небесную понять.
 

«Он был всегда большим медведем…»

 
Он был всегда большим медведем,
Какого трудно одолеть,
И если в челюсть он заедет —
Спокойно можно помереть.
 
 
И вот влюбился – не понять,
В такую хрупкую – кажись,
Какую просто не обнять,
Без страха за её же жизнь.
 
 
А он тем более боялся,
За нею целый год ходил,
Потом, поссорившись, расстался,
Ну, и, как водится, запил.
 
 
И я об этом бы ни слова…
Но все девчонки (весь наш дом),
Его такого – сверхбольшого
По-за глаза зовут телком.
 

Казус

 
Довольно жизненный казус —
Стипендию задержали.
Студенты многие сразу
Завтракать перестали.
 
 
В столовую, будто старуху,
Злую бирючку, вселили,
Не стало в ней бодрости духа,
Что так её веселили.
 
 
Сижу над котлетой с подливой,
Житейской горжусь победою,
Сижу над котлетой счастливый —
По-джентельменски обедаю.
 
 
Но вдруг за соседним столиком
Девичьи взгляды встречаю.
Там за о… бедным столиком
Хлеб запивали чаем.
 
 
Девчонки спешили заметно.
Я понимал каждый взгляд,
Им в первый раз неудобно,
Что так они мало едят.
 
 
С мыслями о стипендии
Сижу над классной котлетой,
Её я купил на последние…
Но как им сказать об этом?!
 

Арбуз

 
Бока чемоданов ободраны,
Мы в комнате пустой лежим,
Скелеты коек режут рёбра нам
Рёбрами своих пружин.
 
 
Зрачок магнитофона смотрит
С проникновенностью удава,
И слышно, как с гитарой бродит
Оригинальный Окуджава.
 
 
Мы все лежим и вслух мечтаем,
Карман наш общий уже пуст.
Мы на последние – решаем
Купить полбулки и арбуз.
 
 
Арбуз, как глобус, но в руках
Трещат его меридианы,
И гаснет пламя на зубах,
Скрипят под нами чемоданы.
 
 
Мы все едим так увлечённо,
Мы все вздыхаем облегчённо.
Мы не наелись, но мы ели,
Нам мягче кажутся постели.
 
 
А завтра – в руки направленье
И, став от гордости огромными,
Получим в кассе не стипендию,
Получим первые подъёмные.
 
 
Но мне б хотелось, чтобы в жизни,
Когда давно забудем вуз,
Мы помнили чертовски сытный
Вот этот братский наш арбуз.
 

Красноярский тракт

 
Чистый воздух, небо – шляпою,
С неба звёзды горящие капают.
На асфальте шины шипят,
Как на старте машины стоят.
Шофера, как медсёстры, мечутся,
От аварий машины лечатся.
А дорога, покрытая ледью,
В свете фар выстилается медью,
И по ней, за кузовом кузов,
Тащат МАЗы всякие грузы.
И от фар световые пучки
Разбивают ночь на куски.
И они, эти тени-вороны,
Улетают с дороги в стороны.
Эх, дорога! – Машинный гуд.
Их так много – куда бегут?
А они бегут и бегут,
И пыхтят, и сопят, и ревут.
Это жизнь дорожной артерии
Скоростями машины вымеривают.
Я смотрю – это здорово, факт!
Это наш Красноярский тракт!
 

«У истоков будущей морали…»

 
У истоков будущей морали —
У афиши. Там без лишних слов
Шляпу-невидимку мне продали
Два пришельца из Ессентуков.
 
 
Два дрожащих, два злосчастных брата —
Я вписался третьим в антураж,
Наша жизнь, увы, не виновата
В том, что душу дьяволу продашь.
 
 
Я теперь невидимый, как в сказке,
В банк иду, с вместительной сумой.
Денег набираю под завязку,
А потом иду к себе домой.
 
 
Что милиция и все её питомцы?
Я в отсутствии, меня здесь нет,
И похрустывают красные червонцы,
Красные, как пламенный привет.
 
 
Я богат, как самый старый Ротшильд
И как самый молодой Дюпон,
С неких пор я обожаю роскошь,
И внимание – со всех сторон.
 
 
Так и жил бы, верно, без печали.
Но, очнувшись, понял я, что спал
И на диспут в клубе опоздал —
У истоков будущей морали.
 

Вокзал

 
День круглые сутки.
Здесь нет ночей.
Фонтанят шутки —
Держи бичей!..
Обрывки фраз
Рисуют картины.
Сплелись тут жизни,
Как паутины.
Людской поток —
Кипит толпа.
У каждого парня
Своя судьба.
Куда?
На Братск.
А ты?
Целина.
Попутчик, брат,
Дорога одна!
А на перроне
Звенят гитары,
А на перроне
Прощаются пары.
Девчонки-кокетки,
Слёзы – в руку.
А парни смеются,
Не веря в разлуку.
Горят, угасают
Зелёные спички.
И с криком проносятся
Электрички.
А люди снуют,
 

Конец ознакомительного фрагмента.