Сам Иван Вельяминов ехал молча, точно не замечая остальных. Его мысли крутились вокруг того же – предстоящего сватовства, но были они совсем другие. Иван не заметил интереса младшего брата к Марии, потому что сам не мог оторвать глаз от Евдокии. Его поразила спокойная, какая-то точеная красота девушки. Вроде неброская, старшая сестра даже ярче, только глаза у младшей синей. Но в каждой черточке чувствовалась порода, опытному взгляду было ясно, что эта красота с годами только расцветет, приобретя еще и привлекательность взрослой женщины. А еще было ясно, что она будет доброй матерью и надежной супругой.

И такую Митьке?! Да ни за что! Пусть на старшей сестре женится, ему же срочно невеста нужна, а вперед старшую выдавать надо. Решив так, Иван стал ломать голову, как убедить дядю предложить в жены Дмитрию Марию, а не Евдокию, которая Федору Вельяминову тоже понравилась больше.

Действовать надо было осторожно, чтобы не испортить дела. Кажется, Ивану удалось придумать, как привлечь на свою сторону дядю, он даже обрадовался. И дождь с холодным ветром уже не казались такими противными, а дорога слишком долгой.

Младший Николай догнал Ивана, поехал совсем рядом, чтобы поговорить без чужих ушей.

– Какова княжна Евдокея, а? Как мыслишь, подойдет ведь князю Димитрию?

Брат неожиданно яро сверкнул на него глазом, даже коня дернул зря.

– Чего ему?! Пусть вон на второй женится!

Николай не внял, заупрямился:

– Да чего ж на Марии? Евдокию ему определили. А Марию я за себя сговорил…

Иван обомлел:

– Когда это ты успел?!

– Да вчера вечером, сразу после смотрин, – опустил голову Николай, заметно покраснев.

Он и правда исхитрился и с девушкой переглянуться, и с братом ее Василием перемолвиться. Василий сначала с изумлением уставился на Николая: Машка Вельяминову глянулась?! А что ж, тоже неплохо, ежели Евдокию Димитрию сосватают, а Марию Вельяминову, то Москва, небось, поперек больше не пойдет – родичи все же… Кивнул, пообещав спешно переговорить с отцом. Видно, говорил, потому как на следующее же утро прислал к Николаю холопа с простым словом, мол, все слажено, как обещался.

Поэтому Николай и помыслить не мог, что Марьюшка, которую он уже считал своей, вдруг будет отдана другому, даже его подопечному Мите! Иван не стал ничего говорить брату о своем интересе к младшей дочери, выбранной Тимофеем Вельяминовым князю, только со всей силы зачем-то хлестнул своего коня, чтоб шел быстрее. Кто знает, как повернуло бы, поведай он об этом Николаю? Микола младше брата да и не такой настойчивый, уступил бы Ивану. Вот и была бы у князя Дмитрия женой Мария, тоже не худо, обе сестры хороши и нравом добры.

Но судьба рассудила иначе. Что случилось с Ивановой лошадью, никто и не понял, то ли ногой на скаку в яму попала, то ли просто на грязи осенней оступилась, но полетел молодой боярский сын через голову коня. Когда спешились и подняли, не сразу поняли, что жив-здоров, лежал бездыханным с белым лицом. Для младшего брата вся радость от поездки померкла.

Но Иван выжил, хотя долго был слабым и почти безмолвным. Постепенно крепкий организм взял свое, потом Иван Вельяминов и не вспоминал о том падении. Кроме разве одного: пока он болел, обе княжны были сосватаны, как и говорил Николай – Евдокия за Дмитрия Ивановича, а Мария – за Николая.

Из-за несчастного падения, как твердили близкие, у Ивана Вельяминова изменилось только одно – нрав стал жестким! Боярский сын и раньше был нетерпелив и часто посмеивался над молодым неуклюжим князем Димитрием, а теперь так вовсе стал резок и молодого князя старался избегать.

Легкое презрение к князю-отроку превратилось в откровенную нелюбовь к Дмитрию-мужу, а потом и вовсе привело к большой распре между Дмитрием Ивановичем и Иваном Вельяминовым. Микола Вельяминов, как добрый родственник и помощник, стоял вместе со своим князем на поле Куликовом, а Иван Вельяминов перешел от Москвы к тверскому князю. Но никогда и никому не рассказывал о настоящей причине нелюбви и зависти к неуклюжему толстяку Митьке.

Но Иван Вельяминов был несправедлив к своему сопернику. Дмитрий перерастал мальчишечью неуклюжесть, становился все более и более ловким и умелым воином, толковым князем и красивым молодцем. Он всю жизнь был дороден и крепок станом, но легко взлетал на коня, ничего не боялся в рати и слыл очень простым в обращении, не делая разницы между боярином и простым дружинником. За что князя очень любили многие при жизни и уважают потомки.

О том, где играть свадьбу, рядились недолго. Великому князю, хотя и молод совсем, ехать к будущему тестю в Нижний Новгород или даже Суздаль не к лицу. Но и Дмитрию Константиновичу в Москву тоже, все же возрастом в отцы годится, князем был, когда Митьки и в колыбели-то не было!

Порешили миром – княжескому свадебному пиру быть в Коломне! Удобно всем и не обидно. Была еще одна причина, по которой на Москве не быть пиршеству, – самой Москвы попросту еще не было! Не так давно выгорела вся, два дома лишь и остались, что у воды. Посад спешно отстроился, купеческие амбары быстро поднялись, начали расти боярские терема. Конечно, и сам князь жил не под чистым небом. Но одно дело временные хоромы, и совсем другое – палаты, достойные свадебного пира великого князя.

Коломна с удовольствием приняла столь важных гостей. А понаехало много! И суздальско-нижегородский князь лицом в грязь не ударил, и московские бояре постарались обставить женитьбу своего Дмитрия Ивановича богаче некуда, и другие гости не подкачали.

И завертелась свадебная карусель!.. Все было: и поезд свадебный, и невеста красавица, какую редко встретишь, и жених-молодец (многие даже ахнули – не ждали, что Дмитрий уже так вытянулся, детскую неуклюжесть перерос, стал и впрямь молодцем!), и веселье не один день… и подарки богатые! Один пояс, что тесть молодому зятю подарил, чего стоил!

Когда Дмитрий Константинович выбрал для подарка зятю положенный пояс, старший сын Василий даже с досады крякнул:

– Чего это такой Митьке-то?! Попроще не нашел?

Отец поморщился:

– Не мелочись, все одно – внукам останется. А Москве сейчас надобно показать, что и мы не лыком шиты.

– Нашел кому показывать! Кто еще с десяток лет назад думал, что Москва чем путным станет?!

Снова поморщился отец на неразумную зависть сына:

– Да уже при Иване Даниловиче было понятно, что поднимет он град велик.

– То Калита, не о нем речь. Митька-то деду и в подметки не годится!

Старший даже в сердцах рукой махнул:

– Что Митьке завидуешь, понятно, но умей свою зависть в душе держать, а на свет не показывай. Думаешь, мне приятно пред сопляком московским выю гнуть или ему дорогие подарки дарить? Ничего, Васька, придет и наше время…

Но тот не смог не возразить:

– Что замирился, понятно, но зачем Дуньку ему отдаешь? Лучше бы Олегу Рязанскому отдал, с ним вместе и Москву под себя поставить можно бы.

– А он сватал?! – зло огрызнулся отец. – Где твой Олег?! Сам в мыслях держал, что одну Митьке дочь, а другую Олегу.

– Да у него беда – Тагай же снова Рязань воевал! Пожег город.

– И на Москве беда, тоже погорела, но митрополит вовремя сообразил, а Олег твой сидит, точно клуша на гнезде! Вот и досиделся. Как я мог отказать сватам Дмитрия?! Чтоб и от меня храмы затворили, как от Бориса?

Но что-то в голосе возмущавшегося отца было такое, что не поверил ему сын, усмехнулся:

– Точно ты сам не старался Митьке Дуню предложить…

Едва ссора не родилась из возражений Василия Дмитрию Константиновичу. Не поссорились, но Василий свое замыслил. Если Олег Рязанский просто завидовал Дмитрию из-за мудрого советчика и крепости бояр, то Василий молодого московского князя уже люто ненавидел. Эта ненависть через много лет выльется страшным разгромом Москвы ханом Тохтамышем.

Пояс, что тесть преподнес жениху, изумил всех. Лик князя Александра Ярославича на нем точно напоминание молодому великому князю: и ты правнук Невского, и ты должен быть таким крепким и мудрым. А уж сколько отделки драгоценной на поясе… И так разглядывали его, и этак! Пристальней смотрели разве только на невесту. Красавице Евдокии тоже досталось, но и завистники не нашли к чему придраться, всем удалась суздальская княжна. Хотя теперь уж не суздальская, теперь она великая княгиня Евдокия.

Сама Евдокия даже не понимала, что происходит, все кружилось вокруг, смеялось, кричало, пело… Ее в почти бессознательном состоянии куда-то везли, с песнями переодевали, плели толстую косыньку на две, прятали навсегда под женский повойник, старательно укрывали богатым платом (не приведи господи, на свадебном пиру у невестушки волосок наружу выбьется!), теперь только мужу да ближним девкам можно любоваться волной русых волос на всю спину, которая поневоле станет редеть после каждого рожденного дитяти…

Еще ей запомнились глаза Дмитрия, восхищенно распахнутые от ее такой русской и такой строгой красоты. Он смотрел и, кажется, не верил, что вот эта девушка с нежной шеей и синими глазами теперь его жена, с которой он будет каждый день вместе, рядом… да не просто рядом, а… От одной мысли о ближайшем у Дмитрия покраснели уши. Василий Васильевич Вельяминов хохотнул:

– Что, князь, хороша невестушка?

Не в силах вымолвить и слово, Дмитрий только кивнул, все так же влюбленно глядя на Евдокию, в смущеньи низко опустившую голову. За последний год московский князь вытянулся, но долговязым не стал, крепость из фигуры не ушла и плечи у́же не стали, а потому выглядел он теперь не увальнем Митькой, а русским богатырем Дмитрием Ивановичем. Тоненькая невысокая Евдокия смотрелась березкой рядом с кряжистым дубом. Даже у завистников появлялась улыбка на устах при виде такой пары, больно хороши оказались молодые вместе!

Венчались в Вознесенской каменной церкви, изукрашенной для такого торжества. Радости окружающих, казалось, нет предела. За столько лет бедствий и невзгод такая свадьба! А радоваться нежданной радостью русские люди всегда умели. В такие минуты забывались беды и несчастья, забывались свои несостоявшиеся свадьбы из-за смерти или гибели любимых. А может, как раз потому и больше радовались чужому счастью, если свое не удалось?

Василий Дмитриевич улыбался через силу, было жаль утерянных возможностей, брала злость на так легко сдавшегося отца. Внукам… да те может и не вспомнят деда! А если и вспомнят, то Василию от Митькиных деток щедрот ждать не придется. Не слишком ныне племянники дядьев жалуют. Да и когда еще будут!..

Княжну, ставшую великой княгиней, на свадьбе уже привычно оберегала старшая сестра Мария. Ее собственная такая желанная свадьба с Николаем Вельяминовым за приготовлениями к княжеской прошла незаметно. Но молодым это было не так важно, они слюбились с первой минуты.

Маша, помнившая свое собственное смущение и не перед таким количеством гостей и не таким вниманием, старалась, чтоб Евдокию не слишком мучили. За это ей были благодарны и сестра, и молодой муж. Дмитрий тоже смущался и даже робел от одной мысли, что вот сейчас их оставят одних, а он может сплоховать… Хотя не должен бы…

Когда стало ясно, что князю сосватали Евдокию Суздальскую, а Николаю ее сестру, младший Вельяминов вдруг повез куда-то молодого князя с совсем малым числом охранников. Василий Васильевич покосился на всадников, собравшихся со двора:

– Куда это они? Не ко времени охотиться…

Иван Вельяминов фыркнул на весь двор:

– Микола Митьку повез учиться с будущей женой справляться!

Отец ругнулся:

– Что б тебе! Ну чего орешь?! – И уже совсем тихо добавил: – Верно сделал, должен же кто-то и этому научить.

Когда Николай вдруг предложил поехать поохотиться в их владениях неподалеку от Москвы, но без большого числа участников, Дмитрий не сразу понял, зачем это.

– А Владимир с нами?

– Нет, ни к чему. Только ты и я. – В ответ на недоумевающий взгляд молодого князя чуть усмехнулся: – Ему еще рано, как сосватают кого, и его повезу.

Дмитрий залился краской, вмиг поняв, для чего везет его старший друг на дальнюю заимку. Сам хотел расспросить, что ему делать с женой, когда наедине окажутся, не вскакивать же как конь на кобылу.

В лесной стороже их поджидала крепкая молодая баба, поведя полным плечом, она улыбнулась князю:

– Не бойся, всему научу, в обиде не останешься.

И впрямь научила, а Николай после еще и добавил про то, как у девы в первый раз бывает. Дмитрий помнил о свахиных проверках и издевках поутру после свадьбы, а теперь вдруг отчетливо понял, что, не будь друга, наверняка опозорился бы!

Уезжал «на охоту» мальчик, вернулся мужчина. И когда Иван попробовал снова жестоко пошутить над «учебой», Дмитрий так на него глянул, что у Вельяминова слова застряли в горле.

Стараниями с одной стороны Николая Вельяминова, а с другой Маши у молодых все прошло гладко, смеяться никому не пришлось, хотя и без того вряд ли бы рискнули. У Дмитрия все больше вырисовывался крутой норов!

Не все были довольны происходящим, скрипели зубами брат невесты Василий Дмитриевич и еще Иван Вельяминов. Но никому не было до них дела.

Утром к молодой княгине осторожно, бочком подобралась сестра, что-то зашептала на ухо. Евдокия чуть побледнела, схватила сестру за руку, зашептала в ответ. Будь у молодой княгини свекровушка, почуяла бы неладное, но глядеть некому, чужие на новый пир пока не собрались, все только свои, никто не заметил.

А принесла Марья сестре плохую весть – пояс, который вчера так разглядывали и которым восхищались, исчез! Был унесен в скарбницу, а поутру оказался подмененным другим, попроще! На кого думать? Один человек мог это сделать – брат Василий! Только как его обвинить? Сразу такая свара начнется, что впору не свадьбу – похороны править.

Вот и шепнула Евдокия сестре: «Молчи! После разберемся!» Машу к дочери отправил отец, узнав о подмене, князь Дмитрий Константинович сразу понял, чьих рук дело, да как скажешь?! Спасла дочь отца от позора, сумела отвлечь молодого мужа от свадебных подарков, так что и забыл о них до времени, а там…

Через много лет оказалось, что пояс у потомков Вельяминовых! Как он туда попал? Бог весть… Может, и не виновен был княжич Василий Дмитриевич, зря на него сестра подумала? Тогда кто? Ходили слухи, что сам тысяцкий Василий Васильевич Вельяминов, но к чему убеленному сединами уважаемому всей Москвой тысяцкому брать чужое добро, да еще и такое приметное? И ссорить молодого князя с его новой родней тысяцкому тоже ни к чему, себе же дороже выйдет…

Нашлась в княжьем окружении недобрая рука, которая хотела не поживиться, нет, слишком заметной была подмененная вещь, а затеять ссору между родственниками, снова бросить семена раздора между московским и суздальским князьями. Вельяминовы будут верой и правдой служить Дмитрию Ивановичу, все, кроме одного – Ивана Васильевича. Не его ли рук дело?..

Этот пояс всплывет много позже, став причиной не просто ссоры – вражды между князьями и приведет к убийству потомка Василия и ослеплению потомка Дмитрия. Через много лет Софья Витовтовна, сноха Дмитрия Донского, на свадьбе своего сына Василия Васильевича увидит этот пояс на Василии Косом и при всех сорвет его. Стычка на свадьбе перерастет в настоящую войну между двоюродными братьями, в результате которой Иван Шемяка ослепит Василия и сам будет отравлен (предположительно по велению той же Софьи). Но Господь не дал выпасть власти из рук московских князей, сын ослепленного Василия Иван Васильевич, внук Дмитрия Донского, поневоле начавший править вместе со слепым отцом с восьми лет, подхватит ее и будет держать твердой рукой долгие годы. Это будет Иван III, тот самый, что порвет грамоту ордынского хана, навсегда сбросив тяжелый гнет с русских плеч! А уже его внук, тоже Иван Васильевич, войдет в русскую историю больше под своим прозвищем Грозный.

Но до таких страстей в тот день дело не дошло, летописец просто записал, что в лето 6874 от Сотворения мира (в 1366 году) 18 января был пир свадебный в Коломне, великий князь Дмитрий Иванович взял за себя княжну Евдокию. Этот брак стал благословенным для Руси, хоть на время примирились непримиримые, а великое княжение навсегда перешло к потомкам Ивана Калиты и больше из их крепких рук не выпускалось.

Счастливы были Дмитрий и Евдокия и в браке, родили двенадцать детей – восемь сыновей и четыре дочери. Вспоминала ли она Олега Рязанского? Бог весть… но доброй супругой и матерью была всегда. Умирая, князь Дмитрий Иванович завещал сыновьям во всем слушаться мать и поступать по ее слову, видно, знал, что слово разумное. Сыновья так и сделали, вдовая княгиня правила, пока старший сын не повзрослел. Только одного не смогла сделать княгиня Евдокия – удержать внуков от междоусобиц!

А с Олегом Рязанским Евдокия все же породнилась – их с Дмитрием дочь Софья вышла замуж за сына Олега.

Евдокия пережила своего суженого на целых восемнадцать лет и окончила свой жизненный путь в монастыре, приняв имя Ефросиньи. Это покровительница Москвы святая Ефросинья Московская.

Но тогда до этого было еще очень далеко. Впереди целая жизнь, трудная и радостная, жестокая и милосердная… нелегкая… А когда на Руси бывало легко?