Цитаты из книги «Бэтман Аполло»

– Будда мыслил почти так же, как я – только с человеческих позиций. Он рано постиг, что жизнь полна страдания. Одновременно он увидел, что единственным источником этого страдания является человеческий ум. Логика Будды была простой. Если ум – это орган, вырабатывающий страдание, следовало установить, какие именно движения ума его вызывают. Будда исследовал этот вопрос и пришел к выводу, что страданием являются все движения ума «Б» без исключения.

– Я не делаю провальных инвестиций, – сказал Кедаев. – Финансирование бессмысленно. – Почему? – спросила темнота.– Потому, что русского человека сегодня невозможно развести на нужную форму протеста. Он нутром чует – от борьбы на предлагаемом фронте ни суть, ни качество его жизни в лучшую сторону не изменятся. А вот хуже все стать может.– Русская жизнь жутка, – сказала темнота.– Жутка, – согласился Кедаев. – Но давайте говорить честно, единственное, что могут предложить человеку нынешние политактивисты – это ежедневное потребление исходящего от них ментального форшмака. И еще, может быть, судимость. Кроме доступа к этим острым блюдам, протест не принесет ничего. Даже если допустить, что страна не развалится на обломки, перестреливающиеся в прямом эфире… Ну что даст победа оппозиции? Не нам, тут все понятно, а плебсу? При коммунизме это был доступ к западному типу потребления. Они его получили. А сегодня?– Возможность политического самовыражения, – сказала темнота.– А что они выражать-то будут? Что денег нет? Так кто ж им даст.– А чувство собственного достоинства? – не сдавалась темнота. – Какое достоинство, когда денег нет? Когда нет денег, может быть только злоба на тех, у кого они есть.

– А как вовлечь в протест гламур? – спросил я. – Нам не надо ничего делать, – пророкотал Самарцев. – Он втянется сам. С гламурной точки зрения протест – это просто новая правильная фигня, которую надо носить. А не носить ее – означает выпасть из реальности. Какие чарующие и неотразимые сочетания слов! Политический жест… Самый модный оппозиционер… Стилистическое противостояние…

– Полностью согласен с прозвучавшим. Начинать надо с протеста – и вовлекать в него бомонд. Это позволит мобилизовать широкие слои городской бедноты. – Каким образом? – спросил Энлиль Маратович.Щепкин-Куперник сделал шажок вперед. . Протест – это бесплатный гламур для бедных. Беднейшие слои населения демократично встречаются с богатейшими для совместного потребления борьбы за правое дело. Причем встреча в физическом пространстве сегодня уже не нужна. Слиться в одном порыве с богатыми и знаменитыми можно в Интернете. Управляемая гламурная революция – это такое же многообещающее направление, как ядерный синтез…

– Вот-вот, – отозвался Самарцев. – Сегодня всякий готов смеяться над гламуром и дискурсом. Но никто не посмеет смеяться над благородным негодованием по поводу несправедливости и гнета, запасы которых в нашей стране неисчерпаемы. Гражданский протест – это технология, которая позволит поднять гламур и дискурс на недосягаемую нравственную высоту. Мало того, она поможет нам наделить любого экранного дрочилу чувством бесконечной моральной правоты. Это сразу уберет в черепных коробках весь люфт. А вслед за этим мы перезапустим святыни для остальных социальных страт. Чтобы везде горело по лампадке. Мы даже не будем чинить ограду. Публика все сделает сама. Не только починит, но и покрасит. А потом еще и разрисует. И сама набьет себе за это морду…

Кто-то, помнится, сказал, – промолвил он, жмурясь, – что моральное негодование – это техника, с помощью которой можно наполнить любого идиота чувством собственного достоинства.

– Помните профессора Преображенского в «Собачьем сердце»? Его просят дать полтиник на детей Германии, а он говорит – не дам. Ему говорят – вы что, не сочувствуете детям Германии? Он говорит – сочувствую, но все равно не дам. Его спрашивают – почему? А он говорит – не хочу.

Через полчаса мы лежали рядом, и я безостановочно болтал: . Или спасает бродячих животных… Мол, отдашься вихрю страсти – останутся жить эти десять собачек… И фотографию на стол. Можно даже так шантажировать. Или, еще лучше, что-нибудь про старых цирковых лошадок. Что их не пустят на колбасу, а дадут спокойно дожить на юге Франции… Не, про юг Франции не надо, а то бабу зависть задушит. Не понимаю, почему пикап до сих пор не взял на вооружение. Женщине всегда нужен высокий моральный повод для того, чтобы раздвинуть ноги. Это, по-моему, биология… Слушай, а давай в следующий раз в гробу?

– Твой телефон мелодии играет? – спросил Улл. – Да.– А если его разобрать и выкинуть батарейку, он играть будет?– Не думаю.– А может, он просто другую мелодию начнет играть? Тихо-тихо?– Вряд ли.– А мертвый человек, значит, продолжает жить? Включите-ка мозги. «Человек» – это вообще философское понятие. Живым или мертвым бывает только тело.– Вы к чему клоните? – спросил Тар. – Что никакого загробного мира нет? – Именно! – кивнул Улл.

– Вчера, – начал он, повернувшись к классу, – меня спросили, какое отношение имеет наша вводная беседа к загробному миру. А у меня к вам встречный вопрос: что значит – загробный мир? Что это вообще такое – тот свет? Пусть кто-нибудь скажет. Вот ты… Он указал на Эза. Тот пожал плечами:– Измерение, где живут мертвые.Улл наморщился, словно в рот ему попало что-то кислое.– Тебе самому нравится, как это звучит? «Живут мертвые». Зачем они умирали тогда, если до сих пор живут? И почему они в этом случае мертвые?Он повернулся к Тету. Тот ненадолго задумался. – Ну… Наверно, жизнь в какой-то форме продолжается после смерти?