3

В институте на протяжении семестра у нас был общий курс психологии. В ходе этого курса нам объясняли в большей степени прикладные вещи: как бороться с космической тишиной, как не умереть от скуки на планете где кроме тебя всего пять человек и как не начать бить людей, с которыми ты неразлучен вот уже два года и их физиономия постоянно мелькает перед глазами.

Никто особенно серьезно не относился к этому курсу, но в агентстве строго следили за психологической подготовкой своих работников, поэтому схлопотав на первой сдаче неуд по психологии, ты гарантированно занимал бумажную должность, а с удовлетворительной оценкой тебя вряд ли пустят куда-то дальше луны.

Поэтому нам, будущим исследователям космоса, каждый из которых явно не страдал заниженной самооценкой и ясно чувствовал, что именно он скажет новое слово в исследованиях космоса, приходилось сидеть на скучных лекциях по какой-то ерунде и внимательно слушать.

Шел четвертый курс. Я уже отрастил себе гигантское, почти задевавшее облака, эго. В основном благодаря полученной накануне именной стипендии имени великого геолога Алехандро Аяра. Мне дали ее за соавторство проекта новой методики бурения для работы в условиях нестабильного грунта. Мой руководитель получил на этой работе докторскую степень и именно с тех пор начал выбивать финансирование для экспедиции на Ио, только теперь уже с помощью своего имени.

Сейчас, когда я немного поднабрался опыта, то понял, что вся моя работа лишь утопия. И папка с этой работой вряд ли когда-либо покинет заслуженную дальнюю полку в архиве агентства. Мне теперь даже немного стыдно за заключительные слова о том что «это, несомненно, новое слово о работе геологов в сложных условиях». Прошло всего полтора года как я попробовал настоящую работу, а я уже понимаю почему действующие специалисты откровенно спали на защите проекта. Все снова упирается в деньги, за те средства, что потребовались бы для постройки одной шахты по этой технологии, можно было бы взорвать эту планету собрать среди обломков все ценное и собрать планету заново.

Но это сейчас я стал намного скромнее и может быть чуть-чуть умнее, но тогда я просто парил в лучах славы. И именно тогда мое эго споткнулось о психологию. Я уже видящий себя начальником экспедиции, был посажен в лужу в середине семестра нашим преподавателем по психологии.

Прямо на групповом занятии она сказал: «Алекс, послушайте, может вы и неплохой геолог, но в команде вы работать не умеете. Нельзя чего-то добиться, слушая только себя, и даже не пытаться услышать мнение других. Я бы порекомендовал вам серьезно отнестись к психологии или я буду рекомендовать вас на не выездную работу».

Это было самое крупное фиаско в моей карьере. С того дня, меня периодически осаждали, но «вызов принят, Амиго» я не сдавался и назубок выучил все учебники входящие в программу. Я должен был показать этому доморощенному диванному космонавту, что усадить меня за стол, где я буду до пенсии разбирать отчеты своих более удачливых коллег, ему не удастся.

Я сдал экзамен настолько здорово, что слышал, как у дверей аудитории все громко шептались, удивляясь моему знанию абсолютно всем безразличной психологии. За всю историю наш преподаватель не изменял одному правилу: ставить «отлично» только одному человеку на потоке. И вот я сидел напротив него и ждал, когда он выставит мне заветную пятерку.

– Алекс, потрясающая подготовка. Но я вынужден поставить вам «хорошо».

– Вы что? Вы предвзяты! Да, как вы… – я заметно повысил голос, чуть не вскочив со стула от ярости, но он протянутой ладонью остановил меня.

– Кириллов, если вы сейчас догадаетесь, за что я поставил вам четыре, то я поставлю вам вполне заслуженное пять.

Я сидел и клокотал от ярости. Из-за его замечаний я перелопатил весь курс и вероятно знал его даже лучше чем он. Он просто издевается! Да если бы он не макал меня в грязь, то я бы вообще не взялся бы за…

Я с силой ударил себя ладонью по лбу.

– Господи! Манипуляция. Вы мной манипулировали весь семестр! Вы вселили в меня неуверенность и знали, что я упрусь и все выучу. А на экзамене, буду сидеть, выпятив грудь и рассказывая назубок все то, что остальные прочитали лишь мельком. – Я чувствовал, как краснею.

– Кириллов, пять!

– Теперь, даже не знаю, заслужил ли.

– Алекс, хотите на чистоту? Я тоже попался на эту удочку, когда учился. В начале семестра вы ходили, так высоко задирая нос, что задевали дверной косяк. Еще бы, именная стипендия, хорошие отметки по всем предметам, хорошие перспективы. Но я помню как, заметив это во мне, некоторые преподаватели начали давить на меня заставляя работать еще усердней. И только получая диплом с отличием, я понял, что если бы на меня никто не давил, то я бы провалился. Я бы так и летал на своем облаке пока думая, что теперь все получиться само собой, а потом оказался бы на работе в группе для дошколят которые мажут себе коленки зеленой краской.

– Трогательная история, как в кино.

– Это правда.

– Нет, – я погрозил преподавателю пальцем. – Это – неправда.

– Отлично, Алекс. – Преподаватель, наконец, наклонился к ведомости, где вывел мне жирную пятерку. – Как ты догадался?

– Во-первых, вы не поставили мне оценку и даже не собирались.

– Так, хорошо, а еще?

– Вы говорили тщательно подобранными словами, и говорили, смотря мне прямо в глаза искренним и честным взором. А люди так делают когда врут.

– Молодец. Свободен.

Я встал из-за стола и пошел к двери. Но, уже взявшись за ручку, обернулся к преподавателю.

– Дверной вопрос? – спросил он.

– Да, когда человек покидает место разговора и задерживается в отдалении, то вероятно он хочет задать вопрос, который его на самом деле беспокоит. – Ответил я.

– Верно, Алекс. И так, каков твой дверной вопрос?

– Кто попросил вас давить на меня? Ведь вряд ли вы сами решили так крепко за меня взяться? Мы знакомы полгода и никогда раньше не пересекались, но вы сразу взяли меня за рога.

– Подтверждаешь пятерку! Твой руководитель. Тот под чьим началом ты добился успеха.

– Не понимаю.

– Ну, для начала, он действительно хороший руководитель, и видел, что ты немного зарвался. Но он боялся что, попросив об этой услуге кого-то из тех, кто преподает вам основные предметы, он подпортит тебе учебу. Ведь мой курс маленький, мы с тобой больше не увидимся. А с другими ты пойдешь до конца.

– Вы знаете, а мне нравятся, в глубине души, эти методы. Чувствую себя оплёванным, но все это очень интересно.

– Возьмешь дополнительный курс?

– Конечно.

– Так! Я сейчас пятерку на четверку исправлю.

– Исправляйте.

Конечно, ничего он не исправил. А на пятом курсе я получил дополнительную специальность: «Специалист по конфликтным ситуациям в отдаленном космосе». Эта работа завела глубже в рабочие дебри и далее я написал работу о совместном труде с гляциологами в условиях полной изоляции, что несколько растопило сердце декана факультета гляциологии, и я прошел у него обучение по курсу: «Геология и гляциология на удаленных небесных телах».

И если психология никак не повлияла на мою дальнейшую судьбу, именно дополнительное образование в области гляциологии позволило мне рассчитывать на что-то большее, чем сокурсники.

И к концу института моя карьера уже была предрешена. Я с первой смены получу место в дальней экспедиции. Для меня это было достижением, ведь обычно выпускников берут на ближние рубежи, чтобы в случае непредвиденной ситуации сразу отправить их домой. Но я получил рекомендации, имел за плечами много работ по дальнему космосу и… Просидел со всем этим на Земле лишних три месяца. Все сокурсники успели улететь на Луну, Марс и Венеру. Кото-то даже успел вылететь оттуда и вернулся на Землю работать с бумагами или в институте. А меня никто не хотел брать, ведь это огромный риск взять юнца в дальнюю экспедицию. Приходилось ждать место, куда никто здравомыслящий не пойдет, и поэтому возьмут любого.

Но когда в агентстве уже стали осторожно предлагать мне контракт на Марс, появился Фрам. Мы нашли друг друга. Меня никто не хотел брать на дальние рубежи из-за юности, а после серьезной травмы прошлого геолога, полученной из-за устаревшего оборудования, никто из опытных ребят лететь на Япет решительно не хотел.

Так я и попал сюда. Однако, к чему эта история? Да к тому, что психологи просят нас запоминать свои сны и по возможности фиксировать их. И если сны начнут нас беспокоить, то надо обращаться к врачу. Перес, наш врач, всегда внимательно слушал нас, делал записи и давал рекомендации.

Однако Бернар как то сообщил мне, что Перес просто рисует каракули у себя в папке, периодически кивая, а потом просто дает антидепрессант. Дозировка зависит от того как часто он видел тебя в последнее время.

Так вот сегодня мне в пятый раз приснился тот же самый сон:

Я поднимаюсь по трапу на ракету, что доставит меня на межпланетник. Я неожиданно оборачиваюсь и вижу, что к ракете бежит моя любимая. Из-за травмы она не может быстро бежать, однако во сне она бежит еще медленнее, как будто время для нее идет медленнее, чем для меня. Вдруг громкий голос начинает обратный отчет с десяти.

Я ясно понимаю, что мне надо попасть в ракету иначе я умру. Я поворачиваюсь к ракете, и только тут до меня доходит, что багажа у меня нет и вообще, я стою голый в домашних тапочках. Ну ладно, если быстро бежать, я наверно успею забежать в ракету. Голос уже дошел до семи, у ракеты начинают работать двигатели на малом газу и дверь закрывается.

Значит надо бежать от ракеты. Я со всех ног бегу с трапа, но тут попадаю в зону замедленного времени и еле перебираю ногами. Я паникую, пытаясь бежать, и кричу любимой, чтобы она разворачивалась, но звука нет, она продолжает бежать ко мне и при этом почему-то плачет.

Все, 5-4-3-2-1

И тут время замирает, я кончиками пальцев касаюсь своей любимой, чувствую прикосновение, но не могу пошевелиться, только кручу головой. Любимая что-то говорит, но я не слышу. Тут вдруг я замечаю, что прямо над головой довольно низко проплывает воздушный шар.

В корзине шара сидит мой преподаватель психологии. Он улыбается и машет мне. Как вдруг кричит: «Время для пилюльки!». Он достает огромную металлическую таблетку размером с колесо самосвала и бросает ее прямо в меня…

Я подскакиваю на шконке, и со всего маха бьюсь головой о низкий потолок времянки. Искры вылетают из глаз, и я достаточно громко ругаюсь. Я падаю назад на кровать и громко дышу, стараясь собрать сознание в единое целое. Но тут сквозь звон в голове я слышу непоправимое, Бернар, спящий на нижней полке, не просыпаясь что-то бормочет, и переворачивается во сне на спину. Давай, дружище, вертись дальше, просто ляг на другой бок. Поначалу мне кажется, что именно это он и сделал, и тишину на времянке нарушает лишь тихое сопение Гарсона. Но это затишье перед бурей, Бернар просто набирал в легкие больше воздуха. Храп, нет, не так, ХРАП разноситься по времянке. Я вижу, как кружка с кофе едет по прикроватной тумбочке. Все, сегодня я уже не посплю.

С завистью смотрю на Гарсона, он не проснется, он спит как мертвый, разумеется, если он успел уснуть раньше Бернара. И теперь все, разбудить его может только он сам. Ну, или его будильник, который звенит, так что эту вибрацию улавливает сейсмограф. Нет, серьезно, я проверял.

А я тем временем спрыгиваю с лежанки, делать нечего, сейчас пойду, попью и попробую уснуть на кресле в рубке. Хотя храп Бернара добивает и до туда, но там хотя предметы при этом не движутся по полу.

Я захожу в предбанник и впотьмах, спотыкаюсь о чей-то скафандр. Бернар, мать его, все время кидает свой скафандр прямо посреди предбанника, сколько раз уже из-за этого ругались. Я не удерживаюсь на ногах и падаю прямо на скафандр, я тихонько ругаюсь и потихоньку пытаюсь подняться на ноги так, чтобы снова не навернуться. Но тут я чувствую то, отчего у меня холодок пробегает по спине.

Дым. В предбаннике пахнет дымом. Пожар! Я вскакиваю на ноги и безжалостно отпихиваю от себя скафандр Бернара. Я подбегаю к блоку управления, врубаю во всей времянке свет и дергаю за рычаг пожарной тревоги. Систему пожаротушения, которая активируется вместе с общей тревогой, я пока не активирую, если ее включить то придется отправлять времянку на базу, и по правилам агентства необходимо будет провести очень въедливое и длительное, полное бумажной волокиты расследование этого эпизода. Все живое в радиусе многих тысяч километров услышит эту тревогу. А здесь может быть все еще не так уж плохо, может просто проводка искрит, залью огнетушителем, да обесточу рубку, и тогда уже будем думать.

Я хватаю огнетушитель, прямо как на учениях, мгновенно выдергиваю защитную заслонку, освобождаю раструб и влетаю в рубку, полностью готовый к борьбе с огнем.

И представьте удивление мирно сидящего в рубке Фрама и тихонечко курящего свою трубку. Конечно, это запрещено, но с нынешними системами вентиляции и выработки кислорода это скорее вопрос гигиены, чем безопасности, поэтому на курение табака в агентстве уже лет двадцать закрывают глаза.