– Я рад, что ты жив, – весело кричит в наушниках Десятка. – Мы сейчас расчистим тебе дорогу, а то количество фанатов, жаждущих получить наш автограф, становится просто неприличным. Главное чтобы чернил в ручке на всех хватило. Координаты?

– Восьмой. Фронтал. Шагов тридцать влево от лифтовой шахты, – тихо отвечаю, сориентировавшись на местности.

– Ну, это совсем никуда не годится, – укоризненно покачал головой вожак. – Отключай прямую трансляцию с места событий.

Подчиняясь взмаху ствола, вытаскиваю из уха горошину наушника, отклеиваю от щеки липучку микрофона и отбрасываю в сторону.

– Вот это другое дело. Значить говоришь колода Пик и добровольно прыгать не хочешь. Ну-ну. – Глубокий голос пропитан иронией. – И какая же у Пик была задача? Хотя нет, можешь не отвечать. Тут и так все ясно…

Этот человек мне начинает нравиться, не смотря на то, что в мои планы входит его смерть. Он уверен в себе, прекрасный солдат и держится так, что приятно посмотреть. Это тебе не перепуганные до смерти шахтеры, прущие напролом со стеклянными глазами и тупо палящие во все, что шевелится. Это профессионал… Такой же как и мы. Что-то подсказывает мне, что он не просто похож на нас… Слишком уж знакомый стиль… А появление пистолета в руке это безукоризненная в исполнении «невидимка» – прием которым мы часто пользуемся.

– Ты?.. – начал я, теряясь в догадках.

Рука невидимого великана вырвала с мясом кусок стены здания. Дом содрогнулся от взрывной волны. Коридор наполнился плотными клубами пыли. Следующая ракета, выпущенная Семеркой, рванула на этаж выше. Сквозь пролом в стене вижу куски строительных конструкций парящих в воздухе. Нас подбросило вверх и смачно приложило о пол. Не успевшее отойти от предыдущей порции тело заныло, не смотря на обильную дозу стимуляторов.

Мне удалось вскочить на ноги первым. На ходу выхватывая нож я бросаюсь сквозь непроницаемую пелену пыли к тому месту, где должен находиться вожак.

Вот и он. Обломок стены упал вожаку на ноги, не позволяя подняться. Человек со стоном ворочается, пытаясь дотянуться до отлетевшего в сторону пистолета. Властное лицо с крупными чертами перекошено болью, полные губы изрыгают проклятия.

– Не тяни резину. Пощады просить не буду, не дождешься! Делай то, за чем пришел! – проскрежетал он, увидев меня.

– Может, сам себя обслужишь? – скалюсь в ответ и вскидываю нож.

– А не пошел бы ты! – зверем глянул вожак, чуть ли не воя от боли.

Похоже, у него серьезно задеты ноги.

Нож, занесенный для удара, застыл в руке. От выполнения миссии меня отделяет одно движение. Стоит лезвию пронзить сердце главаря, и все кончено, но что-то во мне борется с никогда ранее неоспоримым приказом. Возможно симпатия и уважение к достойному противнику? Нет, это чушь полнейшая. Что же тогда?

– Урод! Что творишь? – заорал главарь, когда я полоснул его ножом по бедру. – Ты что, одурел от неожиданного счастья до такой степени, что куда нужно попасть не можешь? Тебе не в Пиках ходить, а жаб на болоте из рогатки глушить!

Молча прячу окровавленный нож в ножны и отстегиваю от пояса гарпун. Хлопок и зубчатый штырь ввинчивается в бетон оставшейся стены. Выудив из пыли автомат устремляюсь к месту где еще минуту назад была наружная стена.

Оставшиеся в живых Пики медленно отходят к месту высадки, огрызаясь из всех стволов. Улица усыпана трупами вперемешку с кучами битого кирпича и несколькими расколотыми лестничными пролетами. Славно Семерка поработал, теперь этому домику даже капитальный ремонт не поможет.

Из окон шестого этажа дома напротив звонко застрекотал реактивный пулемет. Первая очередь с шипением стегнула по измученному асфальту в паре метров от Пик. Короткой очередью срезаю стрелка, и он безмолвно выпадает из окна. Меня заметили. Десятка радостно замахал рукой, а Дама укрылась за газетным киоском на углу, явно намереваясь меня дождаться.

– Думаю, ты с этим знаком, – отстегнув боевую аптечку, бросаю ее вожаку.

Прыжок и бегу вниз по вертикальной наружной стене дома не прекращая огня из автомата по окнам дома напротив. За спиной разматывается тонкий трос, удерживая меня в горизонтальном положении.

Голова разламывается от непонимания собственного поступка. Зачем? Почему я нарушил приказ, отлично зная, что это грозит наказанием гораздо более суровым чем смерть – потерей снов? Своим поступком я поставил крест на существовании колоды.

Подошвы ботинок глухо бьются об асфальт улицы.

Пики прикрывают меня густым огнем, одновременно отходя к разрушенной станции метро. С шелестом проносится над головой пара ракет и с тяжелым уханьем взрывается где-то за спиной.

– Живой чертяка! – приветливо хлопает меня по плечу Десятка и искренне улыбается, как только я с разбега спрыгиваю в яму разрушенной станции метро.

С нее начался наш путь в этом мире, ней и закончится. Это не правило, просто в данном случае так удобнее.

– Привет Шестера, – приветственно поднимает над головой руку Семерка. Второй он удерживает раскрасневшийся от частой стрельбы пулемет с опустошенной ракетной подвеской. Великан сегодня хорошо потрудился. Даже чересчур! Именно его несдержанность поставила нас в тяжелое положение. Вообще это большая удача, что при сложившихся обстоятельствах из шести карт осталось четыре. Могло быть намного хуже.

Я тоже рад их всех видеть. Не смотря на то, что мы часто вздорим, а временами и подтруниваем друг над другом, на время боя мы сплоченная команда.

– Ты выполнил поставленную задачу? – резко дергает меня за доспехи Дама и поворачивает лицом к себе.

Ее бесцветные глаза выворачивают меня наизнанку в поисках правды. Волчья шкура на спине обгорела и теперь издает мерзкий запах. Сейчас Дама похожа на потрепанную, но от этого ничуть не менее опасную волчицу.

– Ну-у-у-у.

Колеблюсь между желанием сказать правду и остаться живым.

– Он мертв? – жгут сталью холодные глаза.

– Вот, – протягиваю нож, выдержав взгляд. – Зарезал как барана.

Кровь на лезвии должна подтвердить мою правоту. Можно конечно было испачкать своей кровью, спереди весь панцирь забрызган, или в труп какой воткнуть, но все это приходит в голову лишь сейчас.

– Молодец, – теплеет она взглядом. – Хороший мальчик. Ты прости, я сегодня нагрубила тебе немножко…

Надо же, Дама извиняется вместо того, чтобы привычно орать, обогащая нас знаниями военного лексикона глубоко уходящего корнями в мат! Это что-то новенькое. На моей памяти такого еще не было. Может ее того… контузило?

У Десятки удивленно поднялась бровь, а Семерка просто тупо отвешивает челюсть.

– Ничего. Я понимаю. Так надо было, – по джентельменски принимаю извинения.

– Умничка, – меня как выслужившуюся собаку треплют по щеке.

Загадочная она все-таки эта Дама.

Делаю благодарное лицо, хотя из головы никак не выходит вожак стаи. Что-то здесь не то… Нескладушка какая-то получается. Надо будет попробовать разобраться в ситуации, а заодно придумать, как буду оправдываться за только что сказанную ложь, если конечно она выплывет наружу. Интересно, почему все же я его не убил? Впервые не выполнил приказ… А если это обнаружится? Что тогда? Ради чего я рисковал самым ценным, что у меня есть?

– Уходим отсюда. – Дама достала из поясной сумки транспортный модуль, небольшую плоскую коробочку с клавиатурой и крохотным дисплеем, отслеживающим местонахождения медальонов а соответственно и их владельцев, и приготовилась нажать кнопку.

– Давно пора, – обрадовался Десятка приказу. – Лично мне здесь не нравиться. Шумно, грязно, народ всякий с автоматами бегает и все норовит в меня попасть.

– Никто медальон не потерял? – задает ритуальный вопрос Дама.

Рефлекторно хватаюсь за висящий на груди под панцирем кругляшок. Без транспортного модуля и личных медальонов домой не вернуться.

– Подожди, – в последний момент перехватываю руку готовую нажать кнопку. – Есть одно дело.

Дама недоуменно подняла на меня глаза, а Десятка сделал возмущенное лицо.

– Это тебе за Девятку! – выдыхаю, и изо всех сил бью Семерку в челюсть.

Он падает навзничь, но тут же вскакивает на ноги, наводя на меня пулемет. Маленькие, поросячьи глазки на широком лице горят ненавистью. Бык поцарапанный самоуверенным тореро.

– Ты че, сдурел Шестера? – Семерка одновременно взбешен и растерян. – Совсем страх потерял, оборзевший тип?

– Если бы ты не выстрелил ракетой в парня, который помочился на тебя, Девятка был бы жив, и миссия прошла бы намного легче. Из-за тебя мы потеряли двоих, – тянусь и я за автоматом. – Мог бы и потерпеть! Не сахарный!

Дама ловким движением выбила из рук увальня пулемет и повалила его на землю.

– Нашли время и место! – рассержено произнес Десятка, настороженно поглядывая на края ямы и вслушиваясь в приближающуюся стрельбу. – В любой момент к нам поклонники на голову могут свалиться, а если поумнее будут, то просто накидают в эту яму цветочков осколочных… и с концами… даже аплодисментов не услышим.

– Никто, вы поняли, никто, ни одна сука не смеет мне ссать на голову, – отбросил Даму на стену Семерка и с дикими глазами потянулся за пистолетом, висящем на боку.

Выстрел. Посыпались куски кафеля со стены.

– Примитив. Никогда его не любил, – равнодушно произнес Десятка, опуская еще дымящуюся винтовку.

Великанское тело Семерки рухнуло на пол, а кровь из простреленной навылет груди хлынула мне на ботинки.

Я подал руку Даме, помогая подняться. Она тяжело охнула, ухватившись за бок:

– Кажется, этот гоблин с волосатой задницей на плечах вместо головы мне несколько ребер сломал. – Она подняла с земли оброненный при падении транспортный модуль. – На сегодня приключений хватит?

– Да жми уже скорее…

Глава 2.

Утро. За окном серая промозглая осень, наполняющая душу беспросветной тоской и унынием. Мелкий дождик частой россыпью стучит в зашторенное окно, создавая аккомпанемент к визгливому скрежету веток по оконному стеклу. Как похоронный марш…

Кому-то, может, такая погода и нравится. Говорят, что она настраивает мысли на философский лад, подталкивает поразмышлять о сути жизни, глядя на серое унылое покрывало туч, нависших над головой. Как на меня, в такую погоду только умирать хорошо… Минорные аккорды дождя и уже полностью лишившиеся листьев ветви исполинского тополя под окном, наклонившегося к самому дому под грузом прожитых лет, составят замечательное музыкальное сопровождение для тех, кто решил раньше времени уйти из жизни…

Интересно, кто-нибудь проводил анализ влияния погоды на рост суицида? Когда людям больше нравится безвозвратно уходить? В жаркий летний день; под убаюкивающий шепот первого снега, лениво ложащегося на промерзлую землю; глядя на просыпающуюся после зимней спячки природу; или вот в такой серый и унылый день? Почему-то мне кажется, что именно такая вот серость и становится той самой последней каплей переполняющей чашу терпения отчаявшегося человека… Человека, которому больше нечего терять и чей уход будет практически незаметен для окружающих. Поахают, денек другой посплетничают соседи выдумывая самые фантастические версии навеянные детективными сериалами, ляжет на свежий холмик земли дешевый бумажный венок с надписью на ленте «От сослуживцев», брязнут гранчаки наполненные свежеприготовленной водкой в подсобке цеха… и все… Через несколько недель мир забудет, что еще недавно жил и надеялся на счастливое будущее хороший парень Дима.

Взгляд упирается в лежащую на кухонном столе, застеленном дешевой, в порезах клеенкой, опасной бритве. Трофейная. С белой костяной ручкой и не потускневшим за долгие годы лезвием. Отец рассказывал, что ему эта бритва досталась от моего деда, прошедшего вторую мировую от начала и до победного конца.

– Эх, папа-папа, – еле слышно произношу, глядя на выцветший рисунок обои над столом. – Знал бы ты, что собирается сотворить твой единственный сын…

Ты бы просто положил крепкую руку на мое плечо, заглянул в глаза и, я сразу бы все понял. Понял, что жизнь это борьба, в которой ничего не дается просто так. Что по дороге жизни нужно идти с гордо поднятой головой, "не прогибаясь под изменчивый мир", независимо от положения в обществе и того, сколько в кармане шуршащих купюр. Ты всегда именно так и делал. Ты боролся, не смотря на частокол преград, и почти всегда побеждал. Тебя не подкосила даже смерть любимой женщины и оставшийся на руках, более привыкшим к баранке грузовика, младенец. Но тебя нет… А я… Я устал бороться… потерял веру в будущее. Мне просто надоело жить в пустой реальности лишь в ожидании сна. Того самого сна, в котором я становлюсь действительно Кем-то значимым, имеющим цель и задачу, кого окружают пусть даже и не друзья, а просто боевые товарищи, всегда готовые прикрыть мою спину.

Не отрывая глаз от бритвы, одним глотком допиваю остывший чай и, морщась потираю лоб. Голова раскалывается от боли. Как всегда после таких снов. Своего рода плата за … Даже не знаю как назвать то, что дают мне эти сны… Наверное чувство значимости, особенности и что самое главное полноценности.

Вначале хотел было обратиться к врачу. Ну, не может, по крайней мере, не должен нормальный человек видеть такие сны. Они слишком реалистичны и взаимосвязаны, чтобы быть всего лишь сновидениями. Уже взявшись за ручку двери с надписью «Психиатр» я передумал и чуть ли не бегом, насколько это ко мне применимо, устремился домой. Тогда я испугался. Испугался того, что действительно болен и меня все таки вылечат. Потеря мира снов казалась чем-то ужасным. Легче было смириться с мыслью, что я психопат, чем потерять свою колоду карт и перестать быть Шестерой.

Эти сны я начал видеть около полугода назад. Поначалу это были всего лишь красочные сновидения, в которых я в окружении группы сотоварищей мотался по иногда совершенно невероятным местам, выполняя некие миссии. Потом сны стали чудом, которого я ждал с нетерпением юноши ожидающего прихода любимой девушки и последующих за этим сладостных событий, с нервной дрожью наркомана грезящего о заветном шприце, наполненном кайфом. Каждый раз усыпал с надеждой, что сегодня, да-да именно сегодня опять окунусь в водоворот событий, буду сражаться неизвестно ради чего или кого, выполняя поставленную задачу. Но надежда чаще всего сменялась разочарованием – я просыпался утром имея в голове лишь сумбурные обрывки каких-то малозначащих и пустых снов или просто ничего не помнил… И тогда реальный мир становился еще мрачнее и безрадостнее. Но иногда мне везло, и тогда я просыпался со счастливой улыбкой на губах, не смотря на сумасшедшую головную боль, служившей платой за сказку позволяющую существовать в реальном мире, где ты никому не нужен.

Последний сон был самым необычным из всех. Пики и до сих пор теряли людей. При мне двоих, да и сам я пришел на смену Шестерке погибшему где-то в горах под грузным телом оползня, по крайней мере, именно так мне рассказал покойный Восьмерка. Непроизвольно улыбаюсь ходу мыслей. Я думаю о персонажах своих снов порожденных, скорее всего больным воображением и неудовлетворенностью окружающим миром как о живых людях. Я тоскую за погибшими… переживаю случившееся, как будто это все взаправду. А этот вожак стаи Свирепых Волков… И почему я его не убил, впервые нарушив приказ? Его волевое лицо до сих пор стоит у меня перед глазами. И он знал кто мы…

– Все хватит! – резко хлопаю ладонью по столу так, что чашка подпрыгивает и падает набок. – Хватит.

Я должен выполнить намеченное. Должен закончить это бессмысленное существование, слабо тлеющее лишь за счет параноидальных снов. Ванна полная горячей воды и острое лезвие ждут меня. Я должен освободиться…

Сдерживая дрожь в руке, тянусь за бритвой. Холодная костяная рукоять удобно ложится в ладонь, а лезвие мягко выскальзывает наружу, освобождаясь от долгого плена.

От резкого дребезжания дверного звонка я вздрагиваю едва не обронив бритву.

– Кого это принесло? – озадаченно бормочу и, перебросив бритву в левую руку правой тянусь за костылем.

Вытертая рукоятка, вырезанная из дерева в виде бараньей головы с закрученными рогами, принимает вес моего тела, и я с шипящим стоном встаю на ноги. Два года назад, сразу после операции маститый хирург, стоящий в окружении стайки молоденьких медсестричек внимающих каждое слово, заметил, что мне через год танцевать можно будет, а боль останется в далеком прошлом. Но оказалось, что маститые тоже ошибаются – боль осталась, как и не сгибающееся колено – плата за тягу к романтике. И вот теперь, каждый раз, как только правая нога принимает на себя часть веса, я шиплю от боли, пронизывающей раскаленной иглой колено как рассерженная змея, которой незадачливый путник наступил на хвост.

Дверной звонок еще раз напоминает о своем существовании длинным дребезжанием. Сжимаю покрепче зубы и медленно ковыляю по кажущемуся бесконечным коридору.

– Утро доброе, Димочка, – заглянула в приоткрывшуюся дверь соседка тетя Гала, наряженная в пестрый махровый халат с попугаями.

При каждом движении ее полное тело перекатывается под тканью и кажется, что попугаи шевелят крыльями и щелкают клювами. Так и ждешь услышать – «Попка дурак».

– Наверное.

– Ты чего это так вот запросто дверь открываешь? А вдруг чужой кто? Ты бы хоть в глазок сперва выглядывал или цепочку набрасывал. Сам знаешь, какое сейчас время.

– Угу, – неопределенно киваю в ответ.

– А невеселый чего? – тревожно взглянула она, как будто угадав от какого занятия меня оторвала. – Весь такой в тоске-печали. Может, случилось что?

– Да погода такая, – отмахиваюсь левой рукой с все еще зажатой бритвой. – Хмурая.

Соседка от вида блеснувшего перед глазами лезвия вздрогнула, но тут же улыбнулась.

– Вот это правильно. А я еще тебя в беспечности упрекаю, – указала она пухлым пальцем на бритву. – А ты вишь, перестраховываешься. И правильно. Правильно, – зачастила тетя Гала. – Жизнь сейчас такая… Не приведи Господи. Вон в соседнем доме квартиру на прошлой неделе обчистили. Так не поверишь – хозяин дома был. В туалете сидел. А они, бандюки эти, входную дверь тихонечко отмычкой вскрыли, да и начали не спеша вещички выносить. Хозяин-то просек, что дело неладно, но побоялся из туалета-то высунуться. Так и сидел бедолашный пока те не ушли.

– А что ж грабители в туалет не сунулись?

Широко улыбаюсь, представив человека сидящего на унитазе и дрожащего от страха. Можно сказать, что в чем-то ему даже повезло – по крайней мере, унитаз рядом был.

– А чего там искать? – расплылось в удивлении круглое лицо соседки все еще хранящее следы былой красоты.

– Мало ли где народ заначки делает.

– И то верно Димочка. Спасибо тебе за совет. Сама бы во век не догадалась.

– Вы проходите теть Гала, – приоткрываю дверь и делаю шаг в сторону.

– Я Димочка, на минуточку, – засуетилась она, отчего попугаи еще активнее замахали крыльями и защелкали клювами. – Мне позвонить надо. Можно? Мне телефон уже пятый год обещают установить, да все никак очередь не доходит. Да чего я тебе рассказываю? Сам все знаешь.

– Что за вопрос? Конечно можно. Только у меня тут не прибрано.

– Жениться тебе надо, – назидательно прозвучал голос тети Галы уже из комнаты. – Вот тогда и порядок будет и всухомятку питаться перестанешь.

– Хватит с меня и одного раза, – отвечаю скорее для себя, чем для нее. – Наженился по самое нехочу.

– Зря ты так категорично. Женщины разные бывают. Ну не повезло в первый раз, ну и что?

–Женщины то разные, но я один и тот же.

Не желая слушать женскую трескотню, закрываю дверь на кухню. Сейчас начнется привычное перемывание косточек неизвестной мне невестки Люды, ее неумения готовить и басни о том, какой ее сыночек Славочка хороший и добрый мальчик. А то, что он, накачанный дебил, купивший школьный аттестат, а теперь косящий от армии, старику-ветерану из тридцать второй квартиры нос разбил за напоминание о том, что окурки не стоит по подъезду разбрасывать, так это ничего, это мелочи, нечего было сыночком командовать.