Краем глаза вижу гномью самку, с недовольным лицом усаживающуюся на прежнее место. Если я разбираюсь в женщинах, то мина недовольства была вызвана моим поведением в отношении Ани. Дожился, какая-то лишайная гномиха ревнует меня к очень даже симпатичной девушке. Абсурд!

Из тьмы лестницы выныривает хромающий Мичман.       Теперь в комнате собрались все.

– Кто верующий молитесь! – громко произносит он. – Атеисты материтесь! – и весело улыбается.

– Ты чего?

– Давно я так не веселился! – почти искренне отвечает он. – Все здесь? Никого не забыли?

– Да! – нестройный хор в ответ.

– Гномы здесь? – он вертит головой, осматривая комнату

– Мы здесь, – просипел гном из угла.

– Ну раз вы здесь, тогда значит точно все в порядке, – ерничает Мичман. – Тогда поехали. И не говорите потом, что мы не выполняем Договор.

Он взял в руки маленькую коробочку передатчика с изогнутым штырьком антенны, глубоко вздохнул и нажал красную кнопку на верхней крышке.

Башня вздрогнула от взрыва. Нас подбросило вверх и шмякнуло об пол. В глазах потемнело. Кажется, что мир перевернулся вверх ногами. Испуганно завизжала Лена, искусно заполнив ультразвуком секундную паузу между взрывами. Еще несколько менее сильных толчков. Как при землетрясении… Что-то загрохотало внизу. Наверное, слетел с фундамента дизель.

Я так и не выпустил Аню из объятий. В результате нас бросает по комнате вместе как сросшихся сиамских близнецов. Куда ее туда и меня, куда меня туда и ее. Сперва об пол приложило меня так, что я аж квакнул, а при следующем толчке мы поменялись ролями. Ее рот раскрылся в крике боли, но я ничего не слышу, так как уши еще не отошли от грохота взрывов.

Наконец все стихло. Люди начали со стоном подниматься и отряхиваться. Комната наполнилась оханием, стонами и выразителной руганью в адрес пиротехнических способностей Мичмана.

Я помог встать с пола Ане. Она хватается рукой за затылок.

– Больно как! – стонет Аня облокачиваясь на меня. – Я думала, голова на части расколется, как арбуз.

– Голова кружиться? – заботливо спрашиваю я, придерживая ее за талию.

– Вроде нет, – она с гримасой боли на лице пытается вертеть головой.

– Эт самое главное, – вмешивается Стас. – Значит, сотрясения нет. Жить будешь долго и счастливо, – он довольно ухмыляется своей незамысловатой шутке.

Стас единственный, чудом оказавшийся без синяков и ушибов.

– Вот это феерверк! – простонал Мотор, держась за разбитый лоб.– Слушай Мичман, чему вас там, на флоте, учат? Я и в кино такого не видел… Точнее не слышал. – Он достал из кармана кожаных штанов большой клетчатый платок и приложил к кровоточащему лбу.

– Что с гномами? – неожиданно проявляю заботу я, отстранившись от Ани. – Живы?

– Почти, – отвечает гномиха вытаскивая своего товарища из-под горы пустых деревянных ящиков из под патронов. – Спасибо за заботу.

Гном что-то яростно сипит, выбираясь из ящичного плена. Вид у него весьма помятый и крайне недовольный. И неудивительно, ящики хоть и пустые, но довольно тяжелые. А в стопке их было десятка два, не меньше.

– Витек, что-то ты о ней подозрительно беспокоишься, – хихикнул из противоположного угла комнаты Малыш. Он как раз помогает встать тихонько ругающемуся Мише. Рядом они смотрятся забавно. Скелетообразный Малыш с трудом достает до груди долговязому другу. – То ты с ней во дворе обнимаешься, то вот здоровьем интересуешься… К чему бы это? Ориентацию сменил?

– Просто не хочу, чтобы нас опять обвинили в смерти гномов и нарушении договора, – неловко оправдываюсь я.

– А-а-а! Ну тогда ясно, – Малыш хитро глянул на меня. – Дело ясное, что дело темное.

Уже вставший Миша согласно кивнул головой, присоединяясь к этим словам.

– Да я же ради вас всех… – покраснел я под издевательским взглядом Малыша.

– Ага, – не унимается Малыш. – И целоваться ты лез к ней тоже ради всех.

– Малыш, умолкни! – мигом погасил Мичман улыбку на его лице. – Нашел время… Пора уже выглянуть наружу и посмотреть, что получилось, – он махнул рукой Мише, стоявшего ближе всего к бойнице. – Миш, глянь, что там.

Миша отодвинул защелку, удерживающую каменную пластину, немного приоткрыл заслонку и опасливо выглянул наружу.

– Ну что там? – не выдержала Рита. – Много живых осталось?

Миша повернул к нам сияющее радостью лицо и произнес:

– Хиросима!

– Что Хиросима? Какая Хиросима? – затараторили все.

От его слов у меня мороз по коже побежал. Я представил идущего по Пустоши улыбающегося монстра с ядерной боеголовкой в руках.

– Снаружи Хиросима! Одни обгоревшие трупы остались! – радостно проорал Миша, развеяв мои глупые мысли. – Можно выходить! – и первый ринулся к лестнице ведущей вверх, на смотровую площадку Башни.

За ним гурьбой повалили остальные.

Через минуту мы стоим на крыше Башни. Встает неумытое заспанное солнце, желая поскорее узнать, что произошло в его отсутствие. Начинается очередной серый день…

Остатки побежденной армии тварей улепетывают к горам на всех парах. В аръеграде движутся раненые, оставляя за собой темные кровавые следы и уже не способных идти сородичей. Оставшиеся лежать жалобно воют, умоляя помочь им, но однополчане уходят, не оборачиваясь на вопли неудачников.

Одним словом животные…

Весь двор Цитадели завален слоем золы и остатками почерневших туш. Внутренняя сторона стены из темно-зеленой стала абсолютно черной от слоя копоти.

Пристально осматриваем поле боя за пределами Цитадели. Ни одной живой твари в радиусе нескольких километров, если не считать мелькающих на фоне гор недобитых остатков некогда грозного войска, лишь шевелящийся под дуновениями ветра пепел, какие-то ошметки и трупы. Горы трупов, мертвым ковром покрывающие камни Пустоши.

– Сработало! – удивленно говорит стоящий рядом Мичман. – Я думал, что стены не выдержат. Но ничего… Выдержали… На совесть делалось.

Он с любовью похлопал по парапету Башни. Руки сразу же покрылись слоем жирного пепла.

Мичман огляделся по сторонам и вдруг неожиданно для всех издал победный крик. Наверное, так орали наши предки, побеждая мамонта или защищая свое жилище от саблезубых тигров. Через секунду его крик подхватили еще восемь глоток.

Крик плывет над Пустошью, бьет отступающих в спины, гоня прочь отсюда, эхом отражается от стен Цитадели.

Крик торжества.

Крик жизни.

Гномы с удивлением смотрят на толпу орущих людей и недоуменно переглядываются.

– Почему вы кричите? – поинтересовался гном у Мотора.

– Мы живы! Мы победили! – ликующе произнес тот.

– Всего лишь! – разочарованно просипел гном. – А что, могло быть иначе?

Мотор пристально посмотрел на него и отрицательно помотал головой.

– Нет. Не могло. – Он пробежался глазами по окружавшим его людям, как бы ища ответ в их лицах. – Ведь мы люди и этим все сказано.

Гном на мгновение задумался.

– Да. Вы люди. И этим все сказано, – произнес он толи с уважением, толи с насмешкой. – Поэтому вы и здесь.

Оружие, придуманное Мичманом, сработало на славу. Не скоро еще местная живность захочет отведать такого огонька.

Мичман предвидел возможность такого кризиса, и заранее по периметру крыши Башни разместил бочки с напалмом. К каждой бочке было примотано несколько тяжелых мин с радиодетонаторами. Когда языки добрались до третьего этажа, бочки с открученными крышками были сброшены вниз. Напалм растекся по всей Цитадели. Потом были закрыты все бойницы в Башне, чтобы не поджариться самим. Подождали еще чуть-чуть, пока во двор наползло тварей побольше, и подорвали мины. От взрывов вспыхнул напалм, окутывая стены и башню огненным покрывалом. В результате Цитадель, заполненная животными, превратилась в огненный ад, в котором уничтожалась любая органика. Тела грозных животных мгновенно сгорали, превращаясь в комья жирного пепла. Пламя напалма, дополненное взрывами мин, дало замечательный результат, и мы получили то, что мы получили… Жизнь и победу.

Все опасались, что Башня не выдержит взрывов мин, но все обошлось. На стенах не появилось ни одной трещинки. Даже заслонки бойниц, наиболее тонкие элементы строения, остались целыми. Я с уважением подумал о создателях Цитадели. Кто они эти гениальные строители, сумевшие создать столь мощное оборонительное сооружение, неподвластное ни времени, ни оружию?

Удовлетворенно оглядев бойню, и что-то тихонько обсудив между собой гномы отправились вниз.

– Стойте, а как же я? – заговорщицки подмигнув нам, окликнул их Стас. – Ведь уже рассвет… А вы собирались меня похоронить живьем… – напомнил он гномам их вердикт.

– Твоей вины больше нет, – не оборачиваясь просипел гном, а его спутница утвердительно кивнула и выдала мне на последок лучезарную улыбку, от которой меня чуть не стошнило.

С чувством выполненного долга на лицах парочка двинулась вниз по лестнице провожаемая слегка растерянными взглядами.

– Какая жалость, – давя рвущуюся на свободу улыбку, Стас с трудом сделал серьезную мину. – Я уж было думал, что больше не увижу этот гадкий мирок с его прожорливыми обитателями.

От его слов гномы остановились на пол пути. Из люка теперь были видны только их удивленные лица, направленные в сторону Стаса. Две пары маленьких глаз пристально ощупывали его лицо.

– Ты не рад жизни? – просипел гном, не отводя глаз от его лица.

В голове недомерка шли бурные мыслительные процессы, выражавшиеся появлением большого количества глубоких складок на покатом лбу.

– А чему радоваться? – продолжает играть непонятную для нас роль Стас. – Вот этому комку пыли? – он ткнул рукой в сторону поднимающегося солнца. – Или этой куче мусора? – перевел он руку пониже, указывая на загаженный остатками тел и пеплом двор Цитадели. – Кому вы думаете придется это дерьмо убирать? Не догадываетесь? Так я подскажу… Мне, именно мне! А вы говорите радоваться… Шутники блин!

– Странные вы! – вздохнул гном, и парочка продолжила спуск.

– До свидания, – чуть ли не пропел им в след Стас.

Рита с радостным визгом бросилась на шею Стасу, осыпая его лицо нежными поцелуями.

– Это правда? Тебя не заберут? – несколько раз подряд спросила она как бы не веря в произошедшее.

– Поделись секретом! – насел на него Миша. – Как тебе удалось отмазаться от гномьего правосудия. Чем ты их подкупил? Может и мне потом пригодится.

– Как чем? – весело удивился неугомонный Малыш. – Вон Витек с гномятиной пообнимался, и его сразу же признали невиновным. Наверное, и Стас, пока мы тут воевали, возле самочки подсуетился. Комплиментики, поцелуйчики и вяское разное.

Стас замахнулся, желая пнуть Малыша ботинком чуть пониже спины, но тот привыкший к такой реакции на свои шутки вовремя отпрыгнул.

– Ну и как? – не унимается он. – Тебе понравилось?

– Отстань! – неожиданно грубо рявкнула на него Рита. – Человек, можно сказать чудом в живых остался, а ты с такой глупостью лезешь. – Она покрепче прижалась к Стасу. – Тебя ведь правда не заберут? Это не шутка?

– Правда, – с хитрой улыбкой подтвердил Стас. – Ведь я их спас от языка. Сжег его в метре от них. – Он с опаской глянул на лестницу и убедившись, что гномы уже далеко внизу, тихонько добавил, – Правда, они не знают, что я его сам и впустил его в комнату через окно… Вот так… Героем быть легко, главное хорошо подготовиться.

Башня содрогнулась от дружного хохота. Две победы в один день это совсем не дурно.

– Теперь всем отдыхать! – довольно разгладил усы Мичман, отсмеявшись. – Всем кроме героя. Он останется здесь, и будет беречь наш сон.

– А почему я? – возмутился Стас.

– Ты эту кашу заварил? Вот теперь будь добр поработать, – присек попытку бунта Мичман. – А после тебя еще ждет уборка территории.

– Одному? – чуть не задохнулся от возмущения Стас. – Да мне же тут на месяц ковыряться хватит. Мичман ну ты сам посмотри, сколько тут дряни всяческой валяется.

– Это не честно, – вмешалась в разговор Лена, за что заработала ревнивый взгляд от Риты. – Воевали вместе, а убирать одному? Пусть он и виноват …

– Хорошо, – Мичман оглядел присутствующих. – Уборкой территории займутся все, но только после отдыха. Ночь была слишком тяжелой, чтобы сейчас начинать разгребать эту помойку. – И уже спускаясь по лестнице, тихонько буркнул. – Уже и пошутить нельзя.

Я провел Аню до ее комнаты. Стоя в проеме двери, она взяла меня за руку.

– Спасибо Витя!

– За что? – не понял я.

– Тогда в Башне я здорово испугалась. Если бы не ты… – она опустила глаза.

– Мелочи. Мне было не лучше. Думаешь, я не испугался?

– Ты испугался? – кажется, она удивлена. – Ты был такой спокойный, такой уверенный в себе.

Вот те раз. У меня коленки дрожали от страха, а она говорит спокойный, уверенный. В тот момент я молил бога, в которого искренне не верю, чтобы выдержали каменные стены.

– Я не привык выставлять на показ свои чувства.

– Ты сильный, – она прижалась ко мне, как тогда в Башне.

От близости ее тела, пусть и облаченного в грязную от пепла и крови, одежду во мне зашевелилось какое-то чувство. Я с подозрением заглянул в себя, желая точно определить, что это за чувство такое и откуда оно выползло. Самодиагностика не принесла никакого утешительного результата…

– Когда ты рядом мне так уютно и безопасно, – ее руки заскользили по моей спине, пробуждая желание, прибывшее на подмогу чувству.

– Тебе нужно отдохнуть, – я легонько отстранил ее от себя. – Нам всем нужно отдохнуть… Давай поговорим потом… Чуть позже.

– Ладно, – она быстро наклонила голову, но я все же успел заметить блеснувшую на реснице слезу. – Пока.

Аня быстро захлопнула дверь, чуть не прищемив мою протянутую вслед руку.

Смотрю на гладкую поверхность каменных дверей и думаю, правильно ли я поступил с Аней. Может, стоит быть помягче?

Погруженный в такие мысли я чуть не проскочил дверь своей комнаты.

– Ты куда топаешь? – вырвал меня из раздумий голос Риты зачем-то выглянувшей из своей комнаты. – Все уже по комнатам разошлись. Один ты тут бродишь.

– Задумался и проскочил свою дверь, – отшучиваюсь я.

– И о чем же ты думаешь?

Она сильнее высовывается из-за двери, ненароком демонстрируя мне аппетитную часть обнаженного тела

– Ты долго еще собираешься свои прелести Витьку демонстрировать! – раздается из комнаты рассерженный голос Стаса.

Рита опускает глаза вниз и ойкнув скрывается в комнате.

– Тебе ведь положено наверху быть? – не подходя ближе, спрашиваю у невидимого Стаса.

– А я Малыша уболтал полчасика подежурить. Сам понимаешь…

– Ну хорошо тебе отдохнуть… Если получится, – говорю я захлопнувшейся двери.

Сегодня все стремятся захлопнуть дверь перед моим носом.

Зайдя в комнату, сажусь на угол кровати и ложу прямо на матрас грязный автомат. В угол летят один за другим сперва бронежилет, потом испачканные какой-то дрянью брюки и куртка. Кучу малу дополняют высокие ботинки, сплошь покрытые подсохшей слизью языков и жирным пеплом. Только поле этого, облегченно вздохнув, откидываюсь на кровать, пододвинув автомат поближе. За последнее время выработалась привычка держать оружие под рукой.

Глаза закрываются сами собой. Я еще пытаюсь бороться со сном, но с каждой секундой все больше и больше проигрываю. Тяжелые веки гирями тянут вниз, пряча реальность комнаты. Последнее, что я вижу это топор, мирно висящий на стене напротив кровати. Сквозь пелену сна ко мне приходит высокая пепельноволосая красавица. Она полностью обнажена и призывно машет рукой. И я иду к ней… Иду… Иду…

Глава 4.

В связи с последними событиями Мичман решил усилить выездные группы, и вот теперь нас в джипе трое. Учитывая возможность повторного появления нового, хорошо вооруженного противника, Малыш пристроил в районе задних сидений автомобиля турель с танковым пулеметом. Теперь джип выглядит очень забавно. Такой себе мерседесовский кабриолет на больших колесах с тяжелой артиллерией на борту. Мичман обозвал результат творчества Малыша карманным крейсером. Взаимосвязи между карманом и крейсером я не нашел, но догадался, что это значит что-то маленькое и мощное.

Отсутствие крыши увеличивает угол обстрела. Да и как на меня удобнее, когда и вокруг и сверху все видно. Дожди здесь бывают крайне редко, поэтому крыша над головой абсолютное излишество.

Стас остался в Цитадели вместе с остальными расчищать поле битвы. Своего рода взыскание, за нерасторопность у шахты. Его это ни чуть не расстроило. Он для вида повозмущался и взялся за лопату. Если учесть, что ему грозило быть похороненным заживо, то уборка вонючих кишек может даже показаться приятным занятием.

Мы только закончили уборку одной стены и бастиона, как завыл гудок гномьей рации в центральном зале. Пообщавшись с ними, Мичман вышел из Башни с хмурым лицом и приказал готовиться выездной группе. Видите ли, гномам приспичило поработать, и нас вызывали для охраны.

В машине кроме меня Аня и Мотор. Я старший.

Перед выездом Мотор долго ругался с Мичманом, но тот так и не дал ему мотоцикл. Устав спорить, Мотор смачно сплюнул, и уведомил всех, что за рулем будет он. Я не имел ничего против, так как ночной штурм, а потом дневная расчистка стен и приведение одной из пушек в рабочее состояние вымотали меня окончательно.

Под мерное покачивание джипа идущего по Пустоши я удобнее устроился на заднем сидении и прикрыл глаза. До шахты №24 часа четыре. Времени выспаться более чем достаточно, если конечно не обращать внимание на сильную тряску и подпрыгивание машины.

Мотор, засунув наушники-капельки плеера в уши, что-то горланит на английском, заглушая гул двигателя. Судя по знакомой мелодии, это, скорее всего, «Металлика». Аня шумно возится с автоматом на переднем сидении. Что-то у нее не получается и она периодически тихонько чертыхается и в сердцах бьет маленьким кулачком по пластиковому прикладу.

Молодцы девчонки. На штурме работали не хуже нас… А может даже в чем-то и лучше… Одна только Аня со своим огнеметом чего стоила… Прыгала как чертенок вокруг турели вращая ее из стороны в сторону и поливая огненным дождем надвигающихся языков.

Такого штурма мы еще ни разу не видели. Массы животных прущих с такой настойчивостью были похожи на накатывающиеся волны шторма безумной плоти. Шторма, который невозможно усмирить. Шторма, сметающего все на своем пути. Но мы смогли… Мы не просто усмирили, мы повернули его вспять.

– Спишь? – вырвал меня из полудремы Анин голос.

– Угу, – бурчу я не открывая глаз. – Устал как собака. Эти кишки на стенах меня доконали. – Смачно зевнув, добавляю. – Я малость подремлю. Ага? А ты по сторонам поглядывай.

– Хорошо. – Она наклоняется ко мне через спинку переднего сидения и легонько бьет ладонью по колену. – Круто ты их!

– Кого?

– Слонов… Я наблюдала за тобой во время штурма и видела, как ты положил серию фугасов на спину большого слона.

– Мелочи… Все мы такие… Жить захочешь и не такое сотворишь, – лениво отмахнулся я. – У нас все равно выхода нет. Либо борись, либо сдохни. Мне первый вариант нравится больше… Не намного, но все же больше.

– Нет. Ты не прав, – она задумалась подбирая подходящие слова. – Многие из нас воюют как бы в напряг, через силу… Борясь при этом со своим внутренним я… Ты же, как бы живешь этим. Ты как Мичман… Для тебя это все является нормой. Тебе даже не приходится убеждать себя, что это нужно делать. Ты просто берешь и делаешь…И в то же время ты стараешься казаться грубее и злее, чем ты есть. Я ведь знаю, точно знаю, что ты внутри совсем другой. Ты как будто сидишь внутри прочной эмоциональной скорлупы, боясь высунуть наружу мягкое, уязвимое тельце души.

– Вот когда меня язык выпотрошит, тогда и увидишь, какой я внутри, – не желая продолжать разговор, жестко произнес я.

Аня хороший человек… Иногда даже чересчур. Добрая, надежная, храбрая. На нее всегда можно положиться. Когда она стоит за спиной, за тыл я спокоен. В ней удивительным образом сочетается мужская стойкость, женская мягкость и обаятельная внешность в виде крепко сбитой не по женски мускулистой фигуры и симпатичного улыбающегося личика… Ее иногда называют мужиком в юбке. На что она серьезно обижается.

Приоткрыв глаза, смотрю на ее лицо. Обиделась. Точно обиделась. Надула губы и отвернулась. Сопя, возится с автоматом. Теперь я вижу только затылок, прикрытый коротким ежиком темных волос.