– Ага, конечно, – я указал на конвейер, где огромные манипуляторы начали складывать металлические детали в нечто странно знакомое. – А вот это выглядит так, будто готовится что-то не из маленьких.

Эйлин наконец повернулась ко мне, увидев, на что я показываю, и усмехнулась.

– Это капсула, – пояснила она.

– Капсула? – я нахмурился. – Для чего?

Она подошла ближе к терминалу, сканируя данные на экране.

– Для меня, – пояснила она. – Чтобы интегрировать фильтр, мне потребуется полноценная перестройка множества процессов моего тела. Это не просто добавить функцию или переписать код. Это физическое изменение.

Я прищурился, указывая на уже почти завершённую конструкцию на конвейере.

– Слушай, а как такая гигантская штука вообще влезет в тебя? Ты уверена, что не ошиблась?

Эйлин бросила на меня взгляд, в котором смешались ирония и терпение.

– Ты очень умный, Геннадий, – сказала она с лёгкой улыбкой. – Это капсула для проведения операции. Можно сказать, операционная. Меня не просто "обновят". Чтобы интегрировать фильтр, нужно пересобрать множество внутренних компонентов моего тела. Помни, я хоть и не человек, но всё же челобот. У меня свои нюансы.

– Пересобрать? – я поднял брови. – Звучит жутковато.

– Для тебя, может быть, – ответила она, снова переключив внимание на терминал. – Но для меня это стандартный процесс. Хотя… приятного в этом, честно говоря, мало.

Я внимательно посмотрел на неё, пытаясь понять, насколько это её волнует.

– Ты хочешь сказать, что это будет больно?

Эйлин на секунду замерла, затем качнула головой.

– Не в привычном для тебя смысле. Но ощущение… как бы это объяснить… Представь, что тебя разбирают и собирают заново, как конструктор, а ты при этом всё осознаёшь.

Я поёжился.

– Отличное описание. Теперь я этого точно не развижу.

Она рассмеялась, но в её смехе чувствовалась нотка напряжения.

– Ты переживаешь больше, чем я, – сказала она. – Просто доверься мне. Всё под контролем.

Я хотел что-то ответить, но в этот момент конвейер издал громкий сигнал, и капсула, идеально собранная, медленно съехала в центр зала, готовая к использованию. Эйлин повернулась ко мне, её лицо оставалось спокойным.

– Готово, – сказала она. – Теперь осталась мелочь: активировать её и приступить к процессу. Ты ведь не собираешься упасть в обморок, Геннадий?

– Пока не знаю, – ответил я, стараясь выглядеть спокойным. – Но ты, конечно, мастер подкидывать сюрпризы.

Эйлин только усмехнулась, подходя к капсуле, которая вскоре должна была стать её "операционной". Мне оставалось лишь надеяться, что она действительно всё рассчитала правильно.

Капсула, сверкая металлом, стояла в центре зала. Её поверхность была гладкой, без единой царапины, с мерцающими линиями подсветки вдоль краёв. Эйлин подошла к ней, спокойно и уверенно, словно собиралась выполнить рутинное задание.

– Ты уверена, что это хорошая идея? – спросил я, наблюдая, как она осматривает панель управления на капсуле.

– Геннадий, – ответила она, не оборачиваясь, – у нас нет другого выбора. Если мы хотим, чтобы фильтр заработал, этот процесс неизбежен.

– Ну, тогда я, пожалуй, просто постою здесь и подержу кулаки, – пробормотал я.

Она улыбнулась краем губ, затем, повернувшись ко мне, кивнула.

– Всё будет хорошо, – сказала она. – А теперь не отвлекай меня.

Она открыла капсулу. Внутри всё светилось мягким голубым светом, а кабели разных цветов, словно живые, двигались в ожидании. Эйлин легла внутрь, её движения были точными, почти механическими. Когда она устроилась, кабели медленно начали подключаться к её телу. Один за другим, они находили свои разъёмы, словно ключи к замкам. В какой-то момент они засветились, создавая вокруг неё переливающуюся радугу.

На экране капсулы появилась её часть лица, словно голографическое изображение. Её глаза были закрыты, но выражение лица оставалось спокойным. Над её изображением начал мигать текст: Инициализация процесса.

– Выглядит… странно, – пробормотал я, вглядываясь в экраны.

Внезапно появился отсчёт: 764 дня 12 часов 45 минут.

– Что?! – я шагнул ближе, вглядываясь в цифры. – Это что, какая-то ошибка?

Эйлин больше не отвечала. Её лицо на экране исчезло, оставив только отсчёт, который шёл с пугающей точностью. 764 дня. Эти цифры горели в голове, как навязчивая мысль. Я стоял рядом с капсулой, ощущая её низкий гул, и пытался переварить происходящее.

Первые часы прошли в хаотичном хождении туда-сюда. Я пытался найти, чем себя занять, но знал, что это бесполезно. Единственная мысль, которая не отпускала, была: «А что теперь?»

Спустя сутки всё стало куда хуже. Мой желудок напоминал о себе болезненными спазмами. Я осматривал каждый угол зала, надеясь найти хоть что-то съестное, но лаборатория оказалась невероятно чистой. Ни крошки. Даже крыс не было.

Собрав остатки сил, я решил покинуть зал и отправиться на поиски. Лаборатория, как оказалось, была намного больше, чем я предполагал. Бесконечные коридоры, пустые комнаты с разбросанными инструментами и машины, которые уже давно перестали работать.

Через несколько часов блужданий я начал задаваться вопросом, не остался ли я здесь навсегда. Но, в какой-то момент, я услышал странный звук. Он был тихим, почти неразличимым – что-то вроде металлического скрипа.

– Кто здесь? – спросил я, хотя понимал, что вряд ли кто-то ответит.

Из-за угла медленно выкатилась небольшая металлическая фигура. Это был робот. Низкорослый, с круглыми лампочками вместо глаз и парой манипуляторов, он выглядел почти дружелюбно. Его внешний вид напомнил мне старый мультфильм, и я не удержался от улыбки.

– Привет, – сказал я, махнув ему рукой. – Ты говоришь?

Робот остановился, затем его лампочки заморгали, и из динамика раздалось странное синтезированное:

– Да. Говорю.

Его голос был простым и механическим, но в нём слышалась какая-то наивность.

– Ого, ты меня слышишь! – удивился я. – Как тебя зовут?

– Имя. Нет. – Его лампочки мигнули. – Я – Модель 3С-17. Помощник.

– Отлично, 3С-17, ты мне очень нужен, – сказал я, чувствуя, как надежда пробуждается во мне. – Мне нужно… ну, для начала, еда и вода. Знаешь, где это найти?

Робот замер на пару секунд, а затем его лампочки загорелись ярче.

– Еда. Вода. Уровень. М. Материализатор.

– Уровень М? – я повторил, пытаясь вспомнить, видел ли я что-то похожее. – Ладно. Ты покажешь дорогу?

Робот качнул корпусом, словно кивая, и медленно покатился вперёд.

Следуя за роботом, я прошёл несколько коридоров и спустился на два уровня ниже. Вскоре мы оказались в просторной комнате, где стояло несколько огромных машин. Одна из них издавала тихий гул. На её панели мигал зелёный индикатор.

Следуя за роботом, я прошёл несколько коридоров и спустился на два уровня ниже. Мы оказались в просторной комнате с несколькими массивными машинами. Одна из них издавала низкий гул, а на её панели мигал тусклый зелёный индикатор. Робот остановился, указывая манипулятором на машину.

– Материализатор, – произнёс он своим механическим голосом.

Я подошёл ближе, внимательно осматривая устройство. Оно выглядело внушительно, с десятками кнопок, рычагов и экранов, которые казались совершенно непонятными.

– Ты уверен, что она работает? – спросил я, оборачиваясь к роботу.

– Да. Работает, – кратко ответил он.

Я вздохнул и осмотрел панель управления. Ни единой подсказки, никаких пиктограмм или надписей, только хаос кнопок и рычагов.

– Ладно, – пробормотал я, обдумывая следующий шаг. – Может, стоит попробовать голосом? Эй, машина, мне нужна еда. И вода. Прямо сейчас!

Ничего не произошло. Я покосился на робота.

– Это что, шутка? Она вообще что-нибудь понимает?

– Нет. – Лампочки на роботе мигнули, и он поднял свой манипулятор. – Я. Попробую.

Он подошёл ближе, подключился к машине, вставив манипулятор в один из разъёмов. Машина издала серию щелчков, а затем раздался низкий гул. Из лотка выкатился небольшой металлический шар, размером с апельсин. Я уставился на него.

– Это что ещё за шарик? – нахмурился я, поднимая находку. – Мне еда нужна, а не игрушки!

Робот повернул ко мне свою голову, его лампочки замигали.

– Энергия. Триста киловатт-часов.

Я замер, потом разразился истеричным смехом.

– Ты серьёзно? – выдохнул я, глядя на робота. – Я человек! Мне нужна еда! Обычная! Я пить хочу, а ты предлагаешь мне зарядить батарею?!

Робот наклонил голову, будто обдумывая мою реакцию. Затем его манипулятор снова подключился к машине, и она вновь ожила. На этот раз процесс занял чуть больше времени. Через минуту из того же лотка выехал пластиковый пакет, похожий на те, что берут космонавты в полёты. Внутри была странная смесь сероватого цвета.

– Еда. Для человеков, – сообщил робот.

Я поднял пакет, рассматривая его содержимое с долей сомнения.

– Это вообще съедобно? – пробормотал я.

Робот не ответил, его лампочки просто заморгали в своём привычном ритме. Я вскрыл пакет, вдохнул аромат, который был, мягко говоря, странным, и сделал небольшой глоток из трубочки.

– Ну, – сказал я, кривясь, – на вкус как картон, но, по крайней мере, это не шар с энергией. Спасибо, 3С-17.

Робот слегка наклонил корпус, как будто удовлетворён своей работой.

– Еда. Вода. Готово.

Я улыбнулся, глядя на него. Этот маленький помощник, несмотря на его странности, только что спас меня от голодной смерти. Даже если моя "еда" оставляла желать лучшего, это было начало.

– Ты бы хоть предупреждал, если собираешься выдать что-то подобное, – сказал я, отставляя пакет в сторону. – И давай договоримся: в следующий раз никаких шаров энергии, ладно?

– Понял, – механически ответил 3С-17.

На следующий день я решил организовать своё новое место жительства. Лагерь возле капсулы Эйлин уже выглядел чуть уютнее. Я соорудил что-то вроде кровати из металлических панелей и найденных кусков обивки. Всё было вполне терпимо… до тех пор, пока не появился 3С-17.

– Помощь, – заявил он, подъезжая к моему "спальному месту".

– Нет-нет, не надо, – сказал я, пытаясь его остановить. – Всё уже хорошо!

Но робот не слушал. Его манипуляторы начали энергично разбирать мою кровать.

– Ты что творишь?! – закричал я, хватаясь за остатки конструкции.

– Улучшение, – кратко ответил он.

Через пять минут я стоял посреди груды металла, в то время как 3С-17 старательно собирал что-то, что выглядело как платформа с ярко мигающими лампочками.

– Это… это вообще что? – спросил я, указывая на его творение.

– Ультрасонный модуль сна, – сообщил робот. – Рассчитан. На человека.

– А где на этом… спать? – я схватился за голову.

– Сон. Стоя. – его лампочки мигнули в подтверждение.

Я рассмеялся. Сначала это был нервный смех, потом он перешёл в истерику.

– Ладно, 3С-17, – сказал я, вытирая слёзы. – Слушай, давай договоримся. Ты ничего не делаешь, пока я не скажу, хорошо?

Робот замер, его лампочки мигнули.

– Понял. Подтверждаю.

Несмотря на договорённость, 3С-17 продолжал удивлять своей "помощью". Однажды я попросил его найти инструмент для ремонта двери в одном из коридоров. Через несколько минут он вернулся с громоздким сварочным аппаратом.

– Это точно безопасно? – спросил я, глядя на устройство.

– Да. Безопасно, – заверил он.

Результат: дверь запаялась наглухо, а мне пришлось искать обходной путь.

Другой раз я попросил 3С-17 запустить процесс нагрева воды для душа, который я обнаружил в одном из технических отсеков. Через десять минут я вернулся, чтобы увидеть, как робот весело заливает всю комнату водой из перегретого резервуара.

– Это что за потоп? – закричал я, прыгая в безопасное место.

– Вода. Тёплая. Готово, – сообщил он с гордостью.

Со временем я начал привыкать к его странным манерам. 3С-17 явно не был запрограммирован на взаимодействие с людьми в такой ситуации, но он старался изо всех сил. Это было одновременно раздражающе и трогательно.

– Слушай, – сказал я однажды вечером, когда мы сидели возле капсулы Эйлин, – ты хоть понимаешь, что иногда делаешь только хуже?

Робот замигал лампочками.

– Нет. Не понимаю.

Я засмеялся.

– Ну, хотя бы честно.

Его лампочки засияли ярче, и он произнёс:

– Выживание. Задача. Я выполняю.

– Да уж, выполняешь, – пробормотал я, глядя на капсулу. – Эйлин, когда ты проснёшься, у тебя будет два года историй, чтобы посмеяться.

Робот чуть наклонил корпус, будто соглашаясь, и я понял, что, несмотря на все его странности, он стал важной частью этого долгого ожидания.

Дни тянулись бесконечно долго. Часы ожидания превращались в бесконечное повторение: есть, пить, проверять отсчёт на капсуле Эйлин, снова есть. Единственным, кто хоть как-то нарушал это однообразие, был 3С-17. Его механический голос, странные комментарии и попытки "помочь" стали моим единственным развлечением.

– Слушай, 3С-17, – сказал я однажды, откусывая очередной кусок жуткого серого пайка. – А ты когда-нибудь думал… быть больше, чем просто роботом?

Робот остановился, лампочки на его "глазах" мигнули.

– Нет. Не думал.

Я вздохнул.

– Ну конечно. А как насчёт попробовать быть чуть более человечным? Знаешь, поговорить, пошутить… посмеяться?

– Человеком. Быть. Зачем? – он наклонил корпус, будто вопрос его искренне заинтересовал.

– Ну… чтобы понять меня, например, – начал я объяснять. – Видишь ли, люди – они разные. Мы шутим, ошибаемся, у нас есть… эмоции. Это делает нас людьми.

– Эмоции. Ошибки. Понял, – ответил он, но я не был уверен, что он действительно понял.

– Ладно, начнём с малого, – сказал я, привстав. – Повторяй за мной: "Привет, как дела?"

Робот немного задумался, затем его динамик издал странное гудение.

– Привет. Как. Проблемы? – выдал он наконец.

Я не смог сдержать смех.

– Нет, нет! "Как дела?", а не "как проблемы". Попробуй ещё раз.

– Привет. Как. Проблемы, – упрямо повторил он.

– Это… это уже почти что-то, – сказал я, пытаясь вернуть себе серьёзность. – Ладно, эмоции оставим на потом. Попробуем шутку. Знаешь, что такое шутка?

– Шутка. Не знаю.

– Шутка – это что-то смешное. Например, слушай: "Чем татотаризм похож на сельскую дискотеку? В обоих случаях, если не танцуешь, стоишь у стенки." Понял?

Робот замер. Его лампочки моргали несколько секунд, затем он выдал:

– Неправильный алгоритм. Опасно.

Я снова разразился смехом.

– Ты серьёзно? – сказал я, держась за живот. – Это шутка, 3С-17! Она не должна быть логичной!

– Нелогично. Неправильно, – уверенно заявил он.

Через несколько дней я решил усложнить задачу. Мы сидели возле терминала, и я пытался объяснить, что значит выражать эмоции.

– Хорошо, 3С-17, попробуй показать радость, – сказал я.

Робот замер, затем его лампочки замигали хаотично, а голос стал громким и высокочастотным.

– Радость! Ура! – произнёс он, размахивая манипуляторами. В процессе он случайно задел стоящий рядом стул, отправив его в дальний угол комнаты.

– Стоп-стоп! – закричал я, размахивая руками. – Радость – это не буйство! Это просто… ну, улыбка! У тебя ведь нет лица, но хотя бы попробуй быть спокойным!

– Понял, – ответил он, замерев. На секунду мне показалось, что он действительно уловил суть. Но затем он заявил: – Радость. Улыбка. Разрушить объект.

– Нет, нет, нет! – я вскочил, осознавая, что если я не остановлю его, от лагеря останутся одни обломки. – Ты путаешь радость с разрушением!

– Не путаю, – уверенно произнёс робот, подняв манипулятор, но я успел схватить его прежде, чем он что-то сломал.

Я выдохнул, глядя на этого металлического упрямца.

– Ладно, 3С-17, – сказал я, опуская руки. – Может, оставить тебя роботом, а? У тебя явно получается лучше.

Он наклонил корпус, его лампочки мигнули.

– Ошибки. Человечность. Неприятно. Понял.

Я засмеялся, осознав, что, несмотря на все попытки, "учить робота быть человеком" оказалось не просто сложным, а откровенно абсурдным занятием. Но, честно говоря, в этом абсурде был свой шарм. 3С-17, как ни странно, стал мне хорошим собеседником, даже если он и разрушил половину моего лагеря в процессе.