А уж мне-то как странно! Я ведь и боль по телу уже не так воспринимаю. Нет, она безусловно есть, но какая-то несерьезная уже. Интересно, это что, тоже подарок от голосов в голове?

Охраняли лагерь несерьезно. Я даже повеселел наутро, увидев нашу охрану. Нас тут фигня осталась, конечно, но и десять гансов при одном пулемете и одном МП на нас явно маловато. Поговорил с сержантом, высказав мысль, что нас скоро куда-нибудь поведут.

– Да скорее еще таких же, как мы, сюда забросят.

– Вряд ли. Смотри, огородили-то совсем чуток, периметр как носовой платок. Охрана опять же десять человек. Наверняка потащат дальше в тыл, а вот туда мы дойти не должны!

– Бежать хочешь? – на удивление, с каким-то сомнением в голосе спросил сержант.

– А ты нет? – удивился я.

– Да бойцы уж больно не надежные у нас, говорил с ними, боятся они всерьез. Уже пошли разговоры, что у фрицев в плену будет лучше, чем возвращаться назад в окопы.

– До окопов еще дойти надо, нам бы поначалу просто свалить отсюда.

– А дальше? Фронт-то уже где? Даже орудий почти не слышно, бегут наши товарищи, отступают…

– Слышь, сержант, ты чего-то расслабился больно, ты же командир!

– Да какой я к хренам командир. Был бригадиром трактористов в колхозе под Брянском. Еще два месяца назад в поле работал, а тут на тебе. Призвали на сборы, повесили «треугольники» и айда, командуй!

– Вот и командуй! А вообще, есть идейка, главное, чтобы нас раньше не погнали по этапу.

Плана побега как такового не было, действовать будем экспромтом. Заграждение у нас фуфловое, так, колючка реденькая, столбы из тонких сучьев едва на полметра вкопаны, толкни – и все развалится. Самое главное, что беспокоило, это пулемет у фрицев. За ним хоть и сидит один солдат, но, блин, он от него почти не отходит. Радовало то, что нет вышек, местность как стол. Пулемет находится в двух десятках метров от импровизированных ворот лагеря. Быстро до него не дойти, положить может буквально всех, а значит, будем думать.

– Мне нужно хоть что-нибудь наподобие камня…

– Да уж, тут как по заказу, один песок и ни одного булыжника, – отозвался командир.

– Ты спроси, может, у кого из бойцов что-то есть. Найдем что-то подходящее, пулеметчик мой, но если остальные зевнут или струсят… Я, сержант, за тобой с того света вернусь.

– А как ты до пулеметчика доберешься? – удивился сержант, пропуская мою угрозу мимо ушей.

– Увидишь, камень найди!

Обсуждать и строить планы в нашей ситуации было просто смешно. Нас больше, но за фрицев ограждение и оружие. Как уже говорил, в основном винтовки, а с ними быстро не постреляешь, особенно во время приема пищи. Немцы, как и наши на привале, стволы составляют в пирамиду, и быстро привести к бою оружие сможет только дежурная смена, а это всего три бойца, включая пулеметчика. Тот сидит в небольшом углублении, типа мелкой ячейки, жрать ему носят прямо туда. Но я надеюсь или на то, что смену ему все же дадут, или, что естественно, он когда-нибудь захочет «до ветра».

Удача вернулась к нам под вечер третьего дня. Мы уже были всерьез голодны, фрицы за три дня только раз дали попить какой-то бурды, помои от их обеда, что ли, но мы и этому были рады. У фрицев из действующих охранников нашего маленького лагеря остались стоять на часах всего двое. Пулеметчик сидел в своей ячейке, а еще один балабол стоял возле него, пытаясь поговорить.

– Отстань, Ханс, я сейчас обделаюсь, а отходить мне нельзя, – услышал я разговор немцев. Тут близко, да под вечер тишина стоит, как в морге.

– Я же сказал тебе, Отто, сейчас наш коршун уйдет в палатку ужинать, я тебя отпущу, куда денутся эти красные, они же обделались все со страха, сидят и пикнуть боятся.

– Сержант, жди сигнала, как увидишь, что я рванул, поднимай бойцов, пусть только хоть один «зассыт», урою сам. – Вид я сделал самый грозный, и сержант проникся.

– Игорек, аккуратнее только, может, помочь тебе? У тебя же рука…

– Да в порядке рука, кровь не идет, повязка свежая, да и не буду я ее сильно нагружать, мне только камень метнуть она и нужна. – Не говорить же командиру, что рана у меня почти и не болит вовсе.

Вся надежда в моем плане побега только на мою «бонусную» меткость. Просто решил, раз мог из винтовки так стрелять, а главное, видеть то, куда стрелять, значит, и камень смогу кинуть так, как надо. Сержант раздобыл мне сразу два камешка, один с куриное яйцо, в дело пойдет именно он, а второй маленький голышок. Последний я кинул не сильно, метров на восемь, попал точно, куда и хотел, в руку одному из пленных, потому надежда есть.

Я говорил, кажется, что ограждение было чисто символическим. На жиденьких столбиках, висело всего несколько рядов ржавой «колючки». Но главное было не в этом, а в высоте всего этого «забора». Метра полтора максимум, я даже кидать на колючку ничего не буду, перепрыгну спокойно.

Отпустивший в кустики пулеметчика солдат улегся на его позицию и примерился к пулемету, хотя видно сразу, что он его знает так себе, даже затвор не проверил. Зато я, постоянно подглядывая за пулеметчиком все дни, видел, что тот его после чистки не взводил.

Камень, пущенный мной, попал прямо в нос фрицу. Тот хоть и заорал от боли, но для конвойных было уже поздно. Рыбкой с короткого разбега я преодолел «колючку» и, кувырнувшись, приземляясь, оказался почти вплотную к орущему гансу. Когда выбежал из палатки лейтенант, а побросавшие котелки фрицы потянулись только за винтовками, я уже поднимал пулемет. Размышлял я недолго. Ну на кой черт нам пленные? Вот и я так же подумал и просто, дернув затвор пулемета, несколькими короткими очередями положил всех. Нет, забыл про засранца в кустах, до него добрались другие наши ребята, что бросились мне на подмогу. Слава богу, что трусов среди нас не оказалось. Некоторые, правда, чуть замешкались, но все же рванули вместе с остальными.

– Чего, куда рвать будем? – задал вопрос сержант, когда мы остановились в лесочке передохнуть.

– Ты же слышал, севернее еще есть лагерь, надо посмотреть, может, удастся еще наших освободить.

– Дело говоришь, оружия, жаль, мало.

– Достанем еще, забыл, война кругом, оружия тут будет скоро как грязи. – Кстати, самой грязи пока и нет вовсе, сухо, пыли да, много, лето жаркое выдалось.

– С этим понятно, а потом что? К нашим?

– Ты же сам сказал, фронт сейчас неизвестно где, так?

– Ну и…

– А вот я слышал, как немецкий лейтеха говорил, они уже Минск взяли, представляешь, сколько нам топать?

– Да быть не может, ты напутал что-нибудь!

– Ага. Вот специально не убью первого же немца, как увижу, а на допрос тебе притащу, послушаешь, что напоет.

– Ты сам-то как фашист, на фига в их форму-то вырядился? Нарвемся на наших, меня из-за тебя под трибунал отдадут.

– Не боись, сержант, прорвемся! А одежка… Ну а что, в моей рванине лучше было бы, что ли? – Я и правда сменил гардеробчик почти сразу, как закончили шмон убитых.

Быстро перекусив остатками немецкого ужина, двинули дальше по небольшому лесочку, в котором оказались. Через пару часов неспешного пути вышли на окраину поля. Впереди, в полукилометре, виднелись небольшие строения. То ли деревня, то ли еще что. Взяв в напарники одного из бойцов, невысокого чернявого паренька, лет двадцати на вид, поползли с ним к хутору, на разведку.

– Смотри, там БТР, пулеметчика в нем нет, у водилы дверь раскрыта, совсем страх потеряли, суки! – показывал я Коле, напарнику, на позиции фрицев. Точнее, на их полное отсутствие. Немцы просто въехали в эту деревеньку и расположились, как им в голову взбрело. В центре, возле колодца, стояли два мотоцикла и «ганомаг», больше ни машин, ни другой техники здесь не было.

– Сколько насчитал?

– Двадцать шесть…

– В дальнем сарае, что возле БТРа, минимум двое.

– Их сосчитал, только из хаты слева, куда тот в фуражке зашел, никто так и не выходил, вдруг там их сотня?

– А на чем они бы приехали, сотней-то? – усмехнулся я.

– А пешком?

– Да фрицы забыли уже, как пешком ходить, везде на машинах и танках.

– Это да, техники у них… Игорь, а где же наша-то, танки, самолеты? – Пока в лагере были, эти разговоры меня порядком утомили.

– Все будет, Коля, все будет. Надо только подождать. Скоро, уже скоро мы их остановим. – Не хотелось врать этим парням, но правде они, скорее всего, просто не поверят.

– Нападем?

– Двигай к командиру, зови сюда всех, только идите тихо, как мы с тобой, ясно?

– Все понял, я мигом! – Паренек умчался, а я продолжил наблюдение. Попробуем вспомнить что-нибудь из прошлой жизни, чему когда-то очень хорошо учили.

Наши подошли почти тихо. Почти, потому как никто и никогда их не учил, как нужно ходить по лесу во вражеском тылу. Ребята до сих пор не воспринимают эту местность как потерянную, причем надолго, поэтому не осознают всей сложности. После разговора, довольно короткого, надо заметить, с сержантом, принял руководство нашей сборной солянкой на себя.

– Ну, какой из меня полководец? Давай сам, ты придумал, ты и работай!

Инициатива бьет инициатора, подумал я и начал отдавать команды. Рассредоточив бойцов так, чтобы у всех был хороший сектор обстрела, сам, вооружившись немецким МП, двинул ползком в сторону хутора. Со мной вызвался сержант Черный.

– Чего удумал, зачем вдвоем ползем, не проще со всех стволов ударить? – засыпал меня вопросами поначалу командир.

– Помолчи, сержант, пожалуйста, спалимся! Дал добро действовать, теперь терпи, – огрызнулся я.

Часовых было двое, по крайней мере с этой стороны хутора. Сняли обоих ножами, быстро и аккуратно. Подготовочка у сержанта вполне хороша, несмотря на то что прибеднялся. Дальше было проще, цель у меня была одна – БТР. Его пулемет смотрит как раз на тот домик, где предположительно квартируют офицер и его приближенные. Захватим бэтээр, ударит весь оставшийся отряд. Причина, по которой мы вообще сюда полезли, проста. Первое – это оружие, у нас его совсем мало, а вторая банальна – маленький тут отряд у фрицев. Было бы их тут больше, вряд ли бы я сюда рыпнулся. А так вооружим наше войско, пойдем на лагерь с военнопленными, что также не далеко отсюда, там пополним наш отряд.

Пулеметчик в «ганомаге», как я и говорил, отсутствовал, водила с чем-то возился в кабине. Мы с сержантом, одетые во фрицевские френчи, спокойно подошли к бронику и, зарезав водилу, устроились в нем. Сержант встал к пулемету, а я запустил движок, опасался, что не разберусь быстро с управлением, но страх ушел, когда я оказался на месте водителя. Перед тем как взревел движок «ганомага», я отчетливо слышал, как сержант передернул затвор. А вот теперь повоюем.

– Сержант, дай-ка по окнам короткую, пускай вылезают, суки! – крикнул я, а сам уже брал на прицел автомата ближайшего фашиста, который навострил лыжи в нашу сторону. Фриц оказался непонятливым и вскинул винтовку. Все закружилось, как в кино, наши бойцы, которые ждали только условного сигнала, как с цепи сорвались. Застрекотал швейной машинкой единственный трофейный МГ, к нему присоединился и только что захваченный из бэтээра. Винтовки, автоматы, кто-то даже в рукопашку пошел, это, наверное, те, кому оружия не досталось при побеге. Охренев от такой наглости, фрицы даже особо и рыпаться не стали. Из дома только офицер что-то проорал, я уловил лишь призыв к обороне. Какая нафиг оборона, мы их задавили сразу, словно мух газетой. Офицера, в звании лейтенанта, пришлось прямо сквозь окно слегка подранить. Мои новые способности никуда не делись, срезал фрица из автомата, а когда его выволокли из дома, оказалось, что я ему только руки и прострелил. Удивились, правда, все, кроме меня, я-то видел, куда стреляю.

Улов был богатым. Три пулемета, шесть автоматов, куртка замшевая… Тьфу ты, запарился слегка. В общем, с оружием и патронами теперь полный порядок, да и на технике мы теперь. В бэтээре обнаружили миномет, ротный, но зато с запасом мин. Гранат вообще до хрена, причем и наших «эфок» ящик был. Так как «ганомагом» управлять никто не умел, ну, или не захотел, я пока был за водителя. Мотоциклы разобрали, все переоделись в немецкую форму, но свою, в отличие от меня, никто не выбросил.

Через два часа после разгрома немцев в деревеньке мы уже подъезжали к лагерю с пленными. Этот был гораздо больше нашего, тут народу на две роты, не меньше, но и фрицев в охране достаточно. Достаточно для того, чтобы пресечь мысли наших бойцов о побеге, а вот для сопротивления нам уже и немного. Тут было, как и в деревне, взвод примерно, также при бэтээре и двух мотоциклах, только к ним еще и грузовик с тентом прибавлялся. Как оказалось позже, пустой, зараза.

Лагерь мы отбили на рассвете, переночевав буквально у немцев под носом, всего в двух километрах. Все как следует разведав, да, опять сам ходил, с восходом солнца ударили. Потери были минимальны, теперь-то мы с оружием все, это в деревне пятерых потеряли, тех, кто врукопашную бросился. Здесь лагерь был более похожим на самого себя. Две вышки по углам имелись, с пулеметчиками, конечно, но без прожекторов. По ним и ударили в первую очередь. Под грохот боя пленные бойцы рванули на колючку и ворота, полегло немало, но все же мы победили. Опять разбор оружия и боеприпасов, только теперь было все сложнее. В плену оказалось немало командиров, после разгрома охранников лагеря началось…

– Кто такие, представьтесь, кто командует? – Вопросы лились один за другим, словно из ушата. Сержант малость погрустнел, но позже шепнул мне, что даже рад скинуть с себя ответственность.

Среди комсостава оказалось два полковника, один майор, один капитан и семь лейтех, старших и младших. Были и политработники, две штуки, на удивление смирные. Больше всего выбесил один из полканов.

– Почему во вражеской форме, где ваше оружие и обмундирование, боец? – Блин, вот честно, хотелось просто в морду закатать.

– Там же, где и ваша форма, и ваше оружие, товарищ полковник! Не нужно так орать, мы вот с бойцами сами освободились, теперь вам помогли. Дальше пойдем, может, еще кому поможем…

– Куда это ты собрался идти? Нужно скорее к фронту двигаться, к своим! – Понятно, очередной герой мирного времени.

– А где он, фронт-то, вы знаете? – усмехнулся я.

– Нас разбили в двадцати километрах к востоку отсюда. Сколько фрицы могли пройти? Ну, километров сто, не больше…

– Они уже Минск взяли, товарищ полковник! – влез в разговор сержант. – Мы пленных брали, допрашивали.

– Что ты такое говоришь, боец? В своем уме? За паникерство у нас знаешь что положено? – Пилять, ну вот и делай добрые дела.

– Товарищ полковник, разрешите обратиться? – брякнул я по-уставному и вытянулся.

– Чего еще? – недовольно, даже злобно, отозвался полкан. Неприятно ему, что перебил его какой-то красноармеец.

– Молчал бы уж ты лучше, вояка хренов, как товарищи твои делают. Обосрался, так стой и жди, когда уберут. Где бы ты был сейчас, не переоденься вовремя в солдатскую форму? Да закрой свою варежку, муха залетит. – Думаете, так не бывает? Да еще как бывает. А что он мне сделает, убьет? Так не факт, что я не успею его прежде положить. Остальные, вон, стоят себе спокойно, даже кажется, понимают, почему я так завелся. – Хочешь к нашим, на соединение? Вперед, никто не держит, а в немецком тылу тоже кому-то надо воевать. Если бы мы сразу ломанулись на прорыв, ты бы так и сидел за колючкой, а после бы тебя шлепнули, все равно кто-нибудь да ляпнул бы, что тут командиры есть, а уж политработников немцы вообще любят особенной, страстной любовью. Не слышал разве приказ по войскам вермахта? Даже я, простой боец, и то слышал. В первую очередь уничтожать весь командный и политический состав Красной Армии. Евреи и коммунисты должны быть расстреляны на месте. Раз ты переоделся, значит, что-то слышал и сделал выводы. Говорю еще раз. Фрицы за Минском уже, у них четкая организация, танки рвут оборону и уходят дальше, следом идет пехота и чистит все, что не доделали танкисты. Таких лагерей, как ваш, думаю, поблизости немало. Нужно собирать людей, вооружать, вот тогда и думать будем: прорываться на соединение или тут немцам кровь портить.

– А как? – вдруг довольно неуверенным голосом сломленного человека спросил полковник.

– Да элементарно! Вот вы, – выплеснув эмоции, я вновь заговорил, как положено, – товарищ полковник, много бы навоевали, если бы вам снабжение отрезали?

– Я так сюда и попал, потому что ни боеприпасов, ни пополнения не пришло.

– Вот и я о том же. Будем немцам здесь коммуникации рвать, тылы чистить, долго ли их порядок просуществует на голодном-то пайке?

– Ну, я не знаю…

– Зато я знаю, хоть и простой красноармеец. Товарищи бойцы и командиры, – выкрикнул я в голос, – кто хочет идти на соединение с нашими войсками, могут идти, даже оружие не отберем. Те же, кто хочет действительно помочь стране и своему народу, останутся со мной. Легко не будет, орденов тоже не обещаю, но фрицев мы с вами будем рвать так, что перья полетят. – Вокруг захлопали, люди с улыбкой на лицах и одновременно с яростью в глазах почти все шагнули ко мне, хотя я и не приказывал ничего.

– Товарищ командир партизанского отряда… – подал голос один из политработников.

– Слушаю вас, извините, не знаю вашего звания.

– Полковой комиссар Кривушин, Алексей Сергеевич, – представился комиссар, – а политработнику место в отряде найдется?

– Конечно, почему нет? Ребята, работа будет у всех, война идет такая, что никто не останется без дела. А политработник, товарищ полковой комиссар, даже необходим. Бойцов после плена нужно поддержать, не орать и стращать, а именно подбодрить и воодушевить на службу Родине.

Политинформацию я затянул минут на тридцать, что говорить, да все почти ко мне и перешли. Тот полковник мялся вначале, но я сам подтолкнул его к выбору.

– Товарищ полковник, а вам, я думаю, надо идти к нашим!

– Вы же только что обратное говорили? – удивился он.

– Да, но вы ведь не будете подчиняться младшему по званию, так? Да и кому-то нужно идти, сообщить командованию некоторые сведения. – Еще бы я тут три часа по-немецки писал, якобы показания немецкого полковника.

– А может, это липа? – с сомнением спросил полкан, узнав, что в документах.

– Нет, немецкий офицер был очень убедителен. Да и как тут врать станешь, когда тебе пальцы отрезают по одному.

– Что? Вы что, его пытали? – изумился командир.

– Да что вы, просто спросил, а чтобы он не забыл чего-нибудь важного, пришлось немного освежить его память.

Да, я решил оставаться в лесах Белоруссии и партизанить понемногу. Сейчас немец тут непуганый, порезвимся мы, я думаю, как следует. Сержант Черный изъявил желание быть моим заместителем, точнее, это именно он предложил мою кандидатуру на место командира отряда. Народу у нас было много, почти две сотни человек. Оружия почти хватает, но это не проблема, думаю, мы его легко раздобудем.