– Петь, давай его к политруку, уж больно тот по-немецки шпрехает хорошо, – толкаю фрица вперед, а сам двигаю к дому Нечаева. Зайдя в подвал, слышу, как тот докладывает по телефону:

– Да, товарищ полковник, остановили. Уничтожена группа противника, в составе танковой роты и до двух взводов пехоты. Именно так, товарищ полковник, одиннадцать машин. Есть пленный офицер. Слушаюсь, ждем!

– Кого ждем? – интересуюсь я, дождавшись, когда Нечаев отдаст трубку телефонисту.

– Ты, ты, ты…

– Но-но, давай вот без этого, – чуть отстранился я от объятий старлея.

– Комполка не поверил, сказал, что лично придет посмотреть. Ну, Иванов, с тобой не соскучишься.

– Ой, да ладно, нашел Петросяна, – ляпнул я и замолчал.

– Кого-о? – протянул старлей.

– Да, юморист один, армянин, не заморачивайся. Зря ты полковнику сказал, что ждем, надо валить в соседние дома и забиваться в подвалы.

– Ты что, не пойдут они второй раз здесь, чего они, совсем малахольные? – небрежно машет рукой командир.

– А на фига им идти? Что, у немцев самолеты кончились? – подняв бровь, интересуюсь я, язвлю, конечно.

– Это да, так чего, отходить будем? Так нам же влетит, мы ведь для того и сидим здесь, чтобы держаться.

– Больше они тут не пойдут. Отработают авиацией и попытаются обойти по другим улицам, а в колечке мы точно недолго протянем, а главное, уже незачем будет. Если они сомкнутся у нас за спиной, то это будет уже на берегу, так что мы смело сможем пустить себе пулю в лоб, чтобы не мучиться. Собирай людей, старлей, собирай.

Отходить нам недалеко, решили с Нечаевым занять дома по соседству, решив, что там безопаснее будет, хотя, зная немцев, они тут весь квартал попытаются с землей сровнять. Полковник прибыл через час, да не один. С ним были командиры из двух других полков нашей дивизии. Командиры с горящими глазами выспрашивали, что и как было сделано у Нечаева. Тот хотел было скинуть все на меня, но я благоразумно утопал. Подальше от начальства, поближе к кухне. Кухни у нас своей не было, но жратва пока еще была, плюс немчура не совсем пустая была, но что опять удивило, патронов у них почему-то все меньше становится. У каждого к автомату четыре магазина и… все, россыпью, как бывало раньше, не носили. У тех, что были вооружены винтовками, тоже патронов по пятьдесят. Гранат мало, все истратили, что ли? Они же вообще боятся каждого темного угла. По всем правилам уличного боя воюют, сначала гранату в помещение, а уж потом заходят. А знаете, сколько помещений только в одном доме? То-то же, не напасешься гранат на все.

Нечаеву удалось довольно легко убедить командиров разрешить нам отойти, на время, конечно. Прибывшие с нашим полковником командиры умчались делиться со своими бойцами и командирами полученными знаниями. А что, ведь и правда, с дымом-то оно удачнее выходит воевать. Мне еще и рассказали, что у нас, оказывается, и свои, советские дымовые гранаты есть, в этом году новые выпустили, то-то же я обрадовался. Полковник обещал выбить в дивизии такие гранаты и заодно еще бутылок с КС. Выручает она, что ни говори.

А еще спустя несколько часов мы уже приходили в себя после бомбежки, появились саперы. Прикатив на старой «эмке», они привезли кучу мин, разной направленности, и принялись споро минировать улицу. Стало ясно, что нас, вероятнее всего, перебросят на другую. Эта теперь закупорена сожжёнными танками, да еще и заминируют ее, немцы сюда не полезут. Авианалет был очень тяжелым. Нацики всерьез обиделись на нашу выходку и долбили больше часа. Причем работали именно авиацией, как я и говорил Нечаеву. Потеряли немцы здесь очень много, а вот мы… Нечаев просто светился от того, что за весь бой у нас один убитый и пятеро раненых бойцов, все из второго взвода. Ну да, они же там с пехотой воевали. Хоть и закрылись дымом, да все равно и им перепало. У нашей группы, что жгла танки, был только один легкораненый боец. Один из танков влупил снаряд в дом, высоко ему пушку было не поднять, так он просто выстрелил в ту сторону, с которой прилетали бутылки. Один из бойцов в это время стоял на стене, и от разрыва танкового снаряда его ударной волной отбросило вглубь комнаты, на кучу битого кирпича. Поцарапался немного и ушибов на все тело, но живой, а это и есть главное.

Бах, бах, бах! Взрывы от выстрелов танковых орудий грохочут совсем рядом. От близко лопнувшего снаряда меня всего осыпало кирпичной крошкой, сижу, глаза протираю. Нас, как мы и думали, перекинули на соседнюю улицу, объединив с остатками роты того лейтенанта, что меня в трусости обвинял, когда я вышел на их позиции, пробираясь ночью от фрицев. Как этот лейтеха возмущался, когда узнал, что он будет подчиняться нашему ротному Нечаеву, хотя и формально. Он продолжит так же рулить остатками своей роты, просто в подчинении у Нечаева.

– Сань, тут нас, наверное, и похоронят, – кричит Нечаев. Ему уже тоже прилетело, кусок кирпича попал прямо в голову, хорошо хоть в каске, но говорит, что звенит теперь в голове серьезно.

– Да уж, больше они так уже не полезут, придется им помогать…

– В смысле? – не понял меня командир.

– Самим придется на вылазки ходить, да сжигать по одному. Ну, или сидеть тихими мышками и ждать, им же все равно нас опрокидывать нужно, по-любому пойдут к Волге. Если командование сдуру торопить нас не станет, то тогда сможем пободаться, если же погонят на убой, а по-другому не получится, то всем тут могилка и вырастет.

– Сань, давай, чтобы я больше этого не слышал, лады? Я тебя уже давно знаю, если бы не ты, мы бы уже все погибли, скорее всего. Знаю, что хренового ты не предложишь, но другие… – командир задумчиво покрутил головой, – тебя не поймут.

– Да все я понимаю, даже командиров понимаю. Надо постоянно кусать фрицев, чтобы они не накапливали сил, раздергивать атаками и контратаками. То, что при таких боях большие потери, даже естественно, но, блин, как же не хочется угодить в статистику. Возьми наше подразделение, у нас уже тут костяк сложился, все знают, куда и кому идти и что при этом делать. Опытные люди – на вес золота. Ты заметил, наши уже не дрожат от вида танков, а думают, как его легче сжечь, а это дорого стоит. А раскатают нас, пришлют новеньких, может, вообще новобранцев, так их тут сотнями будут класть, пока они хоть чему-нибудь научатся. Я бы вообще, знаешь, что предложил бы командованию, но как минимум дивизионного уровня, в полку такое не решат…

– Ну, чего придумал? – В этот момент вновь начался обстрел, то ли артиллерия, то ли танки.

– Товарищ командир, товарищ командир! – раздалось в подвале.

– Кто там, что случилось? – Старлей так возмужал за эти дни. Где тот паренек, что жался в первый день к моей спине, трясясь от страха?

– Они двинулись, вы приказали сообщить, когда полезут.

– Хорошо, идем, посмотрим, – это уже мне.

Поднимаемся на первый этаж. Танков еще не видать, объезжают ближайшие дома, не хотят лезть по прямой, кстати, зря. Я бы именно прямо и ехал, и долбил из всего, что стреляет, ну и ладушки, нам так даже и лучше будет.

– Нечаев, ну, ты понял, где они?

– Слева пойдут, там улица шире, сто процентов. Боятся к домам прижиматься, а там что-то вроде скверика есть, вдоль него и пойдут. Оттуда удобно на нас заходить будет, смогут все этажи простреливать.

– Точно, а главное в том, что саперы вдоль этого скверика своих подарков наставили, причем немало. Сам им и подсказывал. Надо только помочь немчуре принять верное решение. – Я беру в руки винтовку, автомат, надеюсь, не понадобится. – Петя, за мной, четыре бутылки прихвати.

– Сам пойдешь? – грустно спрашивает старлей. – У тебя же нога болит, быстро ведь не сможешь идти.

– Да там же бегать-то и не нужно, покажу немцам дорогу, и затихаримся где-нибудь там же. Все, давай, старлей, готовьтесь, мало ли чего, людей береги, помнишь? – А командир был прав, нога действительно болела, причем сильно.

– С шашкой на танк не побежим, помню! – кивнул Алексей Нечаев, наш ротный командир и просто хороший человек.

С Петром пробираясь по ходам сообщения, ага, много уже отрыли таких, и продолжаем рыть каждую свободную минуту, добрались до улицы, по которой, как мы предполагаем, пойдут вражеские танки. Улочку не зря присмотрели, во-первых, там засекли немецкую разведку, а во-вторых, она и правда позволяла немцам меньше рисковать. Другое дело, что они не знают о наших минах. Наблюдатели, что сидели в одном из подвалов и видели, как работают наши саперы, отправились в мир иной. Я там в подвалах после того еще и растяжек навтыкал, пусть лазают, надолго запомнят.

Улица была широкой, а немцы, помня, как у них сожгли за двадцать минут одиннадцать машин, панически боятся лезть на узкие улочки. Вот даже эту широкую сначала авиацией обработали как следует, здания, разумеется, дорогу портить перед проходом танков они сами себе не станут, а дорога-то – заминирована. Нам с Петей нужно пробраться в один из домов и обозначить атаку на танки, чтобы те пошли вдоль сквера и увлеклись обстрелом домов на другой стороне улицы, где и будем мы. Таким образом мы хотим вытянуть их на мины. Получится или нет? Думаю, что должно получиться.

Колонна уже втягивалась на улицу, двигаясь примерно посередине, но все-таки забирая ближе к скверу. Метров пятьдесят-семьдесят до танков, бутылку не добросишь, а вот дымовую гранату вполне можно. Едва только появилось первое густое облако белого дыма, как танки словно ужаленные бросились прижиматься к скверу, нам того и нужно. Жаль только одного, на минах все мы их не сожжем. Вообще думаю, что подорвется один-два, остальные либо отползут назад, либо продолжат движение, обходя подбитых товарищей, хорошо, если полезут левее, тогда появится возможность повторить успех с бутылками, но думаю, что фрицы поступят иначе. Конечно, танки противника не двигались в линеечку, невозможно это, объезжая воронки, кучи мусора и битого кирпича, они так или иначе будут попадать под удар.

Когда идущий первым Т-4 наехал на подарок саперов, а это было ближе к концу улицы, саперы действовали так, чтобы дать немцам втянуться, содрогнулась земля. Как-то уж больно удачно он наехал, аж башню сорвало, боекомплект рванул. Остальные танки, а было их еще семь штук, мгновенно остановились и начали крутить башнями, отыскивая противника. Двигавшийся вторым фашистский танк попытался было объехать левее и… тоже встал, размотав гусянку по дороге. Остальные пошли справа, это, конечно, плохо, нам их не достать там. Фашисты, видя, что взрывов больше нет, осмелели, добавив скорости, и тут же один из них подпрыгнул, попав на еще одну мину. Вот блин, что же я не догадался веревок найти, сейчас бы всех их здесь приземлили, выговор мне, с занесением в личное тело.

Если немцы продолжат движение прямо и на перекрестке пойдут вправо, там их будут встречать три танка, что выделило командование. Танки тут вообще-то отдельная тема. Их мало, их постоянно перебрасывают с улицы на улицу, где они больше всего нужны. А вот если фашисты повернут все же налево, то попадают как раз под бутылки, что им приготовил Нечаев.

Получилось даже чуть лучше. Немцы свернули влево, а когда втянулись на ту улицу, где их ждали, сзади по ним ударили наши танкисты. Впереди поднялся дым и полетели бутылки с зажигательной смесью, немчура сделала единственное возможное в данном случае – рванула вперед. Из-под обстрела бутылок они выскочили, правда уже на трех машинах, но дождавшиеся, пока рассеется дым, танкисты РККА тоже не спали. Пехота врага бегала и суетилась среди развалин, наши двинули в контратаку. Бой завязался неслабый. Петя из автомата, я из винтовки с оптикой за двадцать минут расстреляли все патроны, что брали с собой. То тут, то там стали подниматься вражеские солдаты с руками над головой, такого тут я еще не видел, сдаются.

Как же я удивился, разглядывая куцую колонну пленных, когда увидел того немца, что выпустил меня недавно из подвала и не закричал. Подойдя к нему, тот округлил глаза и открыл рот, прямо как тогда, я спросил его, конечно, на русском:

– Жить хочешь, немец? – Тот непонимающе закачал головой, но начал что-то лопотать.

– Сань, чего тут у тебя? – раздался голос сзади. Командир подошёл.

– Да вот фриц, что меня тогда отпустил и тревогу не поднял, как с ним поговорить?

– Я немного понимаю, давай попробуем, – Нечаев что-то произнес на языке Гете.

– Я, я, – ответил немец.

– Чего ты спросил? – ткнул я в плечо командира.

– Я спросил, знает ли он тебя.

– Спроси, хочет жить?

– А ты как думаешь? – усмехнулся Алексей.

– Мало ли чего я думаю, спроси. – Нечаев перевел, а неплохо он, кстати, говорит. Немец вновь закивал головой, только теперь утвердительно.

– Скажи, поможет нам, будет жить, – попросил я. Фриц внимательно выслушал и только начал было говорить, как стоявший слева через одного солдата от него, высокий, но очень худой фашист вдруг бросился на «моего» немчика. Мы как-то зависли, а худой уже повалил товарища и начал душить. Остальные, надо отдать должное, не рыпались, а то бы вышло хреново. Я мгновенно вытащил нож и, подскочив, левой схватил тощего за лоб, а ножом в правой руке чиркнул по горлу. «Моего» немчика залило кровью из разрезанного горла, и он, едва успев повернуть голову в сторону, блеванул. Точно, не зря он меня тогда не сдал, не вояка и не живодер он. Дождавшись, когда немчик вытрет рот, я подал ему тряпку, а Нечаев сказал ему, чтобы он поднялся.

– Почему этот тощий набросился на него? – спросил я, прося перевести.

– Предателем назвал, – ответил немец, а командир перевел, а немец продолжал говорить. – Спрашивает, чем он может помочь?

– Вот это разговор! – хмыкнул я, а тощий дурак, вот и сдох, как баран.

– Чего ты от него хочешь? – повернулся ко мне Нечаев.

– Сейчас отведу его в сторону, там и поговорим, пойдем, – взял под руку Нечаева, показывая направление.

С фрицем поговорили весьма продуктивно. Я спросил, где у них штабы, те, что он знает, конечно. Оказывается, штаб полка совсем рядом, в паре кварталов отсюда, в дивизионном он никогда не был, но тот находится недалеко от Мамаева кургана, по карте показал. Дальше меня интересовала их долбаная артиллерия. Гаубицы стояли довольно далеко, но фриц уверенно нанес на карту позиции, что были ему известны. Нарисовал прямо на кроках Нечаева позиции танкового батальона, указал занятые немецкими войсками дома, особенно те, в которых большие гарнизоны. Через час, когда Макс Хильбург, так звали немца, развел руками и сказал, что больше ничего не знает, Нечаев помчался в штаб дивизии, правда, я сначала перерисовал его кроки себе, а я повел Макса к берегу. Мне было очень жалко его. Особисты могут и забить его, могут расстрелять. А мне почему-то даже в лагерь его отправлять не хотелось. Не знаю, вроде все тут озверели уже, но вот глянулся мне этот немчик. На вопрос Нечаева убивал ли он наших солдат, ответил достаточно честно, стрелял, как и все, лично не резал, в упор тоже не стрелял, поэтому точно сказать не может. Какой-то он… неправильный фриц, тьфу, он же Макс. Я прямо спросил, через Нечаева, конечно, хочет ли он назад, к своим товарищам? Немец ответил, что лучше плен, так как он не хочет воевать. Я еще спрашивал его о пополнении и снабжении. Нам готовят серьезное испытание, немцы концентрируют против центральной части города около сотни танков и два полка пехоты, это без артиллерии и авиации. Завтра или послезавтра начнется серьезное наступление, фашисты готовятся сбросить наши малочисленные войска в Волгу, любой ценой. Макс заявил, что авиация будет работать одновременно с артиллерией, а уже после них пойдут пехота и танки.

Просто отпустить его я, конечно, не мог, но мучился, не зная, как поступить. В итоге я привел его к переправе и, найдя пару бойцов с малиновыми петлицами, отдал немца им.

– Ребят, там у нас еще около двадцати пленных, будет с кем поработать, этого сильно не бейте, ладно?

– Ты чего, сержант, очумел, что ли? – уставились на меня оба бойца.

– Да видите ли, в чем дело… – я рассказал парням, что фриц сделал для меня, они тоже удивились, почему он не закричал или не стрелял, вроде прониклись.

– Ладно, передадим в особый отдел, ты зря, кстати, волнуешься. Никто их там не бьет, они, как правило, или на конвой прыгают, или говорят спокойно все, что их спрашивают.

– Да не то чтобы волнуюсь, враг он и есть враг, но вот как-то не хотелось бы, чтобы он сдох. Пусть в лагере посидит, поработает. Думаю, пользы больше будет, чем если просто шлепнуть.

– Иди уже, жалостливый ты больно, – сказал один из бойцов, а стрельнув глазами по сторонам, добавил: – Да не болтай об этом, многие тебя не поймут, или сам в лагерь поедешь, или шлепнут.

– Да шлепнут меня в бою быстрее, но за совет – спасибо.

Я хлопнул Макса по плечу и, кивнув, ушел. Надеюсь, доживет до нашей победы. Черт, вот же меня «прибило», слюни распустил, как… Так, надо срочно кого-нибудь убить, а не то и я в пацифизм ударюсь.

Вернувшись на позиции, что мы заняли после закончившейся атаки немецких танков, и узнав, что командир еще не вернулся, лег спать. Петруха нашел где-то шинельку и заботливо укрыл меня. Снилась какая-то хрень. Полностью «провалиться», как мечтал, не получилось, ворочался в какой-то полудреме. Проснулся с приходом Нечаева.

– Спишь, сурок? – легонько толкнув меня в плечо, улыбнулся командир.

– Ага, только сон какой-то хреновый. Как дела у нас? – протерев глаза, спросил я.

– В штабе думают об ударе по укрепленным пунктам, но после артналета.

– Ого. Чего, поверили фрицу, ну то есть Максу?

– Да, это и с их разведданными совпало, просто немец гораздо подробнее все указал, ты молодец.

– Это Макс молодец, надоело ему воевать, видимо, да и неидейный он, как мне показалось.

– Да, я ведь спросил его, он и служит-то всего два месяца, не врет, в документах так сказано. А ты чего же его особистам отдал на берегу?

– А что?

– Так его в штаб затребовали, отправили людей, а им наши сказали, что фрица уже «списали».

– Ой блин, мне теперь влетит…

– Да уже влетело. Мне за тебя перепало.

– Виноват, товарищ старший лейтенант, исправлюсь! – искренне брякнул я.

– Ладно, комдив не забыл, кто тут четыре дня фрицев давит чуть не в одиночку.

– Ой, да ладно уж, прямо «фрицедавителя» нашли, – скромно заметил я.

– А, забудь. Нормально все будет. Там куда хлеще дела обстоят. Меня комполка обматерил, что я все через его голову в штадив докладываю.

– Не, а чего он хотел-то? Такие сведения и нужно комдиву нести, чего сделает комполка, у которого от полка батальона уже не наберется?

– Так-то да, но устав никто не отменял, говорит, что выслуживаюсь.

– Дурак он. Кто если не он все сливки от наших удачных действий снимет? Ладно, в разведку кто пойдет? Дивизионные?

– Да решают еще, а ты опять сам хочешь?

– Ага, чего тут сидеть, слазаем, посмотрим немного, тут ведь рядом все, не в глубокий тыл идти.

– Не знаю, как бы не сорвать нашим операцию. Голову оторвут.

– Да мы аккуратненько, я тут вообще подумал…

– Ой, вот теперь точно не пущу, знаю я, что ты можешь придумать! – голос Нечаева вдруг стал строгим.

– Ты послушай сначала, чего панику поднимаешь.

Вышли с Петрухой, дождавшись темноты. Идея была в том, чтобы, переодевшись во вражескую форму, пройти ближе к немецким позициям. Пробрались к нейтральной полосе, условной, конечно, а дальше пошли во весь рост. Я был с немецкой винтовкой, Петя с МП-40. Проходим одни пустые развалины, другие, и тут вылезают они…