Алорк последовал за Тейей в сад. Мы довольно подробно поговорили о некоторых вещах, только что присланных нам в качестве подарков и представляющих собой главным образом предметы мебели. Тейя не сомневалась в недоброжелательности тех, кому поручили переправлять нам эти предметы: даже высылая нам вещи, которые были бы для нас приятны, эти люди находили возможность их портить. Тем не менее Тейя пребывала в хорошем настроении и охотно поддерживала беседу. Погода продолжала оставаться тёплой и довольно приятной. Они вышли прогуляться по дорожке, которая была проложена перпендикулярно фасаду дворца. Разговор коснулся организующихся событий. Тейя высказал мысль, что если бы Исиза приехала к началу переговоров по постройке военного флота, то она могла бы оказать значительное влияние на их исход. К счастью, переговоры по строительству флота настолько продвинулись, что Тейя приняла решение завершить их в течение двадцати четырёх часов. Как она полагала, Исиза намеренно не приехала из Акра Левке раньше из-за возникшего у неё чувства ревности к уровню готовящейся операции. Главной цели переговоров – Исиза Тан Бул. Как только Исиза прибыла Тейя сразу нанесла ей визит, но, когда вернулась сказала: «Исиза Акра Левке очень красивая женщина, но она начала терять обаяние своей молодости, а значит ей пора переселяться на ранг повыше».

ГЛАВА – 4

Дочь моя! Наставления Исиды не забывай, и заповеди её храни в сердце своём. Долгота дня, года жизни и Амалек сын приложены тебе. Милость да не оставит тебя: обвяжи ею шею свою, напиши милость на скрижали сердца своего.

Притчи Тин_ниТ.

Н

ароду объявили о предстоящей утренней молитве и жертвоприношении Творцу. Эта мистерия всегда проводилась перед утренним восшествием солнце. Жрецы отбирали подходящую молодую телицу: собравшиеся начинали торжественную тризну – боевые танцы и песни. В такой день пили вино и пиво, и люди сцепившись руками под такт волнующей двойной свирели выплясывали причудливые фигуры

Колонны солдат продолжали подходить из контингентов войск, собраных для штурма Пан Капуи. В этот час наступающих сумерек под ярким освещением пламени, под резкими и холодными порывами зимнего ветра, разбрасывающего снопа искр с костров на пляшущий народ. Воины впадали в неконтролируемую оргию, валились с ног и снова подымались. В такой день всегда неживая масса теснилась и кучно приближались к живым всё ближе и ближе. Рукояти мечей, щитов и дротиков сжимали костяные кисти рук человеческих скелетов, черепа венчали железные шеломы, а от костей сиянием веял ужасный отблеск. К живым шли те, чьи кости сотлели на погребальных кострах.

– Моту⁴⁸ не нужна ваша кровь! Моту не нужны ваши сердца! Светоч Ночи⁴⁹ требует! Пропустите нас и следуйте за нами, – те же знакомые требования.

От резкого взмаха крыльев Тиннит дрогнули языки факелов и погасли. Люди пытались зажечь их. Напрасно. Тишина нарушилась постукиванием огнив.

– Мертвые к нам идут! – кричал Алорк. – Воины, кони, копья словно кусты зимних зарослей мирты в ночной мгле. Мертвецы желают быть с нами в час тяжелого испытания.

Народ накрыла черная тень скрывая от него звезду за звездой. Слышались вскрики:

– Светоч! Владыка мертвых! Владыка Ночи садится на трон! Велик Свет Ночи и нет ему равного!

Незадолго до полуночи, в непроглядной тьме, Мот-Смерть оказался у коронков стен обреченного жилья. Протрубил серебренный рог, всего один раз и в ответ послышался отзвук многих тысяч труб и вновь наступила тишина. Люд чувствовал: здесь, совсем рядом, под коронками высоких стен крепости Пан Ти Капуи, собралось огромное Небесное Воинство. Клубился облаком их леденящий ветер. Всё поглотила тьма. Гасли последние огни. Наступало торжественное ожидание мистерии.

Внутри храма имелось священное место, куда могли входить только жрецы, ибо только им принадлежало право и честь знать внутренность святилища. У ряда скамей, выставленных для встреч жреческой коллегии, тянувшихся вдоль вышитых орнаментом матерчатых стен, стояла жрица девственница.

– Ничего не произошло из того, что может внушить тревогу… Ни крика тревожной птицы… «Ни резкого выдоха Владыки Жара…» —Сказала она.

Колонны солдат квадратом окружали дом Светоча. На аккуратном земляном цоколе стоял походный храм. Над черным балдахином господствовал небесный свод с яркими звездными крапинами. Прозвучала серебренная труба Тиннит. Каждый воин стоял на своём месте. В проходе, оставленном в построении когорт, появились жрецы. У них бритые головы. Одеты в черные льняные одежды отделанной широкой белой полосой. Это была основная храмовая корпорация из простых жрецов и жриц, игравших главную роль в отправлении культа. Процессию возглавляли три человека, а рядом мальчик: он вёл телицу. Телицу вели к жертвователю, дело, которого заключалось в умении заклать поднесенную жертву. По агонии животного и по его печени предстояло предсказателям донести до народа благоприятную волю богов.

Возле алтаря Тиннит Пене Баал остановились девушки чей девственный характер не вызывал сомнения. Наступал момент торжественного песнопения:

«Взываем владыку жара, – взываем тебя, того кто на пылающей упряжке, огненной колесницей сверкаешь. Восстань из недр на добрый день, добрым вестником. Яви лучи над ханнаанеянами.»

Хор закончил петь. Родитель явился на медный свод небес, что б блистать теням и людям, черным и белым небесам земли. В шеренгах громкие возгласы не сдержавшихся солдат. Мальчик и девочка помогают. Они вливают в пламя душистое масло. Величество вдыхает аромат радушными вспышками пламени. Жертвователь омыл руки водой из обложенной цветами лохани. Мальчик держал короб с ячменем. Он подошёл к молодой телице. В руке острый топор.

Гордый за честь, ратоборец изготовлялся поразить жертву. Осыпал ячменей спину телицы, обрезал клок шерсти с её головы и бросил в огонь алтаря. Огонь тут же поглотил жертвенный дар. Наконец могучий ратоборец ударил в шею, глубоко вонзенный топор пересек жилы. Телица повалилась и забилась тяжелыми конвульсиями смерти. Её подняли и крепко держали. Горящие огнем глаза животного, излучали сияние. Живое существо начинает жить только круглыми широкими глазами, все остальные чувства отключаются. Ратоборец довершил дело. А когда истощилась черная кровь и не стало жизни в костях, мертвую телицу разрезали на части. Отделили бедра и разложили на алтарях, сверху их покрыли кусками кровавого мяса, обвитого жиром. Мясо с шипением пожирало пламя. Оросили келем. По рядам солдат пронесся невнятный шепот. Дым с алтарей убирался в небо, жертва принималась благодарным Творцом.

Разнеслись слова первопророка.

– Владыка внял! Хвала Владычице!

Шепот солдат: «Велик Господин … Нет равной Госпоже…»

Гет Бел Ра Амон слушал, как по навесу шатра хлопали крупные, капли дождя. Холодные порывы ветра проникали через щели во внутренние покои, колыхая и грозя затушить огоньки фитилей роскошных канделябр. Копоть, исходящая от фитилей, выкручивала всевозможные кольцевидные зигзаги образуя чуть заметную дымку со своеобразным запахом, который не заглушался даже щедрыми порциями благовоний из курильниц. Он куталась в шерстяной плащ, служанки возились с жаровнями расставляя их в отведенных для них местах. Они пылали жаром углей нагревая остывающий покой. Наконец он поднялся, ополоснул пальцы в сосуде с тёплой водой, что стоял на треножнике. Вытер пальцы о поднесенное полотенце и подошёл к столу. На широкой плоскости стола лежал свиток пергамента. Гет Амон в привычке вспоминал в тиши покоев блестящие свои победы. Он читал строки письма Пади Сака:

«Пади Сак шлёт привет Гет Бел Ра Амону. Все те, кого просят принять участие в войне, должны подумать, будет ли им тогда дозволено сохранить мирные отношения, затем прояснить для себя, достаточно ли справедливо, безопасно или же беспечно то, что у них испрашивают. Что касается тебя, хранимого Баалат, то если взятие славной крепости именуемой вами названием Угурт, а местными жителями называемой именем родного предка и отца Арсе, не должно принести тебе необычайную славу, какой искренне тебе желаю, то я не осмелился бы просить тебя о союзе и напрасно надеялся бы связать свои несчастья с твоими счастливыми обстоятельствами…»

Гет Амон прервал чтение. Он вытянул ноги. Тут он вновь поднес к глазам свиток:

«Что тебя может остановить? Моё затруднительное положение? Гнев на мои неудачи, вызванные волей некоторых недоброжелательных ко мне? Если ты здраво оценишь ситуацию, то это побудит тебя более всего.»

Пади Сак не приведёт свою армию к стенам Пан Ти Капуи. Дела осады затянутся. Он читал следующий свиток:

«У Кийи есть лишь одно и очень давнее основание для войн со всеми племенами и народами – глубоко укоренившееся в них желание владычества и богатств. Вот почему они сперва подчинили Тартессию, Килликию, Вифинию, а за тем предъявили притязание на мои края, предварительно овладев Ка Ра Амандом. Теперь, прошу тебя, рассуди, что будет в случае моего поражения: станешь ли ты сильнее чтобы оказать давление на Ань Ти о Кийю, или же, по – твоему, войну завершишь ты без моего участия? У тебя большие силы в людях, оружия и серебра, поэтому я и стремлюсь заключить союз с тобой, а раамоняне – стремятся тебя ослабить. Но моё намерение, коли будешь верен мне и твои силы будут сохранены, и будешь ты предан мне полезными советами, то мои солдаты искушены будут в военном деле. Закончат они войну вдали от своей страны, малыми твоими стараниями и при моём личном участии. Помни в войне с Ань Ти о Кийей мы не можем ни победить, ни быть побежденными без опасности для себя. Помни, раамонянам путь преградит только водный край океана. Все, что у них есть – похищено: дом, жены, земли, власть. Ведь им человеческие законы не запрещают ни предавать, ни истреблять союзников, друзей, людей, живущих вдали и вблизи. Если немногие народы желают свободы, то большинство – законных властителей. А ты владеешь величайшим простором с его знаменитым богатством. Чего ждешь ты? Коварства ныне или войны в будущем? У них оружия против всех. Больше всего им ненавистны те, победа над кем сулит им несметные богатства. Переходя от одной войны к другой, они и стали хозяевами. Действуя таким образом, они всё уничтожат. Или падут – это возможно если ты пойдешь на север призывая народ. Настоятельно советую тебе так и поступить, а не предпочесть ценой нашей гибели отдать собственную победу вместо того, чтобы благодаря союзу с нами стать победителями.

Любящая Мелькарта Тиннит Пене Баалат.»

Гет Амон задал себе вопрос и ответил себе же.

– Важен ли мне этот союз?

И отвечал себе:

– Прежде всего я отправлю флот в Киммерийское море контролируемое раамонянами.

Он передвинула камешек счетной доски возле которой оказался. Это была доска с семью горизонтально натянутыми шнурами: первый обозначал тысячи, второй – пять сотен, третий – сотни, четвертый – пять десятков и так далее. Вычисления производились с помощью камешков, передвигаемых по этим шнурам. Он передвинул второй камешек.

– Мои действия получат развитие в направлении Пан Ти Капуи. Пан Ти Капище должно стать сферой моего влияния.

Амон Ра хлопнул в ладоши. Вошёл писец Алорк. Владыка Надзора диктовал:

«Владыка Белой Диадемы Амон Ра пишет Тейе Инь Тэри, владычице белой диадемы трона Мосу Кале. – Алорк ловко писал пером. – Шлю много приветствий прежде всего твоему Величеству, затем людям твоего двора, которым желаю благополучия. Действительно, это прежде всего мое первейшее горячее пожелание. Ныне пишу тебе, твоей светлости и величавой доблести, для тебя, поскольку ты писала мне о своем затруднительном положении. Поражение твоё еще не повод для печали и уныния. Прибытие моё к трону твоему используй с пользой. Действительно, в происшедшем никто не знает, кроме судьбы, как повернутся события. Ты просишь союза? Каким ему быть, когда интересы соприкасаются в максимальном и мы пока не можем помочь друг – другу ни солдатами, ни совместными военными операциями? Пусть дружба и договор о разделе влияния будет между нами, чтобы мы сообща занимались каждый своим делом».

По навесу жилища Гет Бел Ра Амона продолжали бить крупные капли осеннего дождя.

Угурт опустошала смерть. Но по-прежнему народ был весел: страх не закрался в мужественные сердца, пьяное головокружение обещало избавить от мучительной предсмертной судороги. Когда владения их обезлюдели они призвали к себе тысячи преданных подданных и вместе укрылись в лучшей каменной утробе девы Курии (Угурты), где надеялись выжить. Лоно это было опоясано крепкой и высокой стеной с медными воротами. На ней угурты защищали все входа и выходы, стремясь что б не прокралось к их истоку творимое чужими богами и что б не участвовать в злостном обеде этих богов. За стенами некогда было грустить, здесь самое время предаться раздумью, ибо была здесь ещё и безопасность.

Каждый, кому довелось быть свидетелем событий мало известных, обязан оставить их описание и сделать это искренне и беспристрастно. Так поступил и Алорк. Копаясь в рукописях, попался мне лист, испещренный знаками выведенных аккуратной рукой, – в нём открывалось покаяние участника события, в котором он несомненно участвовал. Строки эти выражали мысль страдания народа и при этом, хорошо сохранились.

«Ханнат! – это восклицание начинает строку листа. – И ты Земля и вы божества надземные и подземные, взирающие равнодушием на беззаконие свое и людей! Утверждаю громогласно я, что невиновен в преступлениях. Беру Мать в свидетели!»

Начну трагическую главу!

К закату, когда тени удлинились, тьма воинов поднялась на ноги и медленно, с грозной неотвратимостью рока, собралась на собрание граждан. Когорты плотно сомкнулись.

Гет Аман обратился словами:

«Граждане! Мне хорошо известно, что слова не прибавляют доблести и что от речи полководца войско не становится из слабого стойким, храбрым из трусливого. Какая свойственная нам отвага, такой ей быть и на войне. Того, кого не воодушевляют ни слова, ни опасность, уговаривать бесполезно. – Говорил он. – Граждане! Я созвал вас для того, чтобы дать несколько наставлений. Вы, конечно, знаете, граждане, какое огромное огорчение принесла нам наша беспечность и трусость. Но теперь все вы также хорошо, как и я, понимаете, в каком мы положении. Враг упорно продолжает сопротивление преграждая нам путь к краю Иару. Нахождение нас в этой местности очень проблематично даже если очень захотим. Катастрофически не хватает зерна и других припасов, хотя хлеба нами собраны. Нам остается полагаться только на свой меч. Поэтому призываю вас быть храбрыми и решительными и, вступив в бой помнить, что богатства, почести, слава, а также и свобода в ваших руках. Если мы победим, нам достанется все, продовольствие будет в достатке, друзьям придется быть пощедрее. Если же мы в бессилии отступим это обернется против нас и ни местность, ни друг не защитит того, кого оружие не защитит. Таков суровый закон политики. Наше начало явится нам нашим концом. Проиграть, означает сохранить опасного и могучего врага, грозящего оком с трона Угурты.

Ханнаанеяне! Отважней нападайте, помните о своей прежней доблести. Один лишь победитель достигает мира ценой войны! Не отвергать от врага оружие защищающее тело. Не подвергать себя безумию. В битве наибольшая опасность грозит тому, кто больше всего боится. Солдаты! Отвага разрушит любую крепостную стену. Я думаю о ваших прежних подвигах. Охватывает великая надежда на победу. Небесное воинство, ваша молодость, объединённая доблестью, воодушевляет меня, как и сознание трагической неизвестности, которая и труса переделает на храброго. Враг не многолик, но смел и защищён стенами которым нет равных. Взойти на них – доблесть. Перейти их – слава. Ступайте, но не позволяйте врагам с легкостью перебить вас и, что бы вас не перерезали как скотину, а если же враги одержат над вами победу, пусть она будет кровавой и горестной!»

Солдаты ударили по плоскостям щитов копьями. Грохот разросся и коснулся последних шеренг. Вдруг наступила тишина. Надвигались густые сумерки. Шли буйволы, они впряжены в телеги, на которые были поставлены баллисты и катапульты, за ними катилось море воинов. Многие держали на своих плечах лестницы. Ступали они бесшумно. У стен установили метательные машины. За ними плотной стеной остановились воины.

Тишина нарушилась хлопками метательных машин. За коронки стен летели бочки, начиненные горючими смолами. В ход шло всё, что годилось для метания. Комок сбрасывался со специальных носилок на метательное ложе катапульты, затем спуск рычага и яркая борозда огня оставляла за собой в темноте шлейф искр. Очень скоро спины работающих солдат стали мокрыми. Пламя огня вырисовывало рисунки на мокрой их коже. Людей, корчившихся от жара, обливали водой, и они опять принимались за новую порцию, бочку поджигали и так много раз.

Нападавшие находились в темноте, в то же время обороняющие стены оказались освещены, от чего они оказались под обстрелом лучников и пращников, находящихся на деревянных башнях. Но вот грохот заглушился от истошного вопля, изданного тракийскими воинами. То народ призвал к ристалищу Особый Барабан.

Расстроились ряды, двинулись на приступ копейщики. Воины Владыки были уже у стен. Вниз сбрасывали камни, бросались дротики и колья. Сбрасывали всех, кто подлезал к каменной кромке, но за ними новые партии тракиев взбирались по длинным лестницам. Началась битва, ставшая предлогом для ещё более опустошающей баталии между тартессиями и угуртами. За чёрной непроглядной тенью стены вырисовывалось зарево пожара.

– Не отступайте славные воины! – взывал Югурта собственным отпрыскам. – Не бегите, ибо нет в бегстве спасения. Только бой. Лучше славная смерть, нежели позорная трусость.