Глава 3
Психо-техно Не-знайка выводит на сцену Голема Со-знания

Незнайка как психо-техно субъект. – Смещение знания от психического регистра субъективации к технологическому. – Ракета знает и не только. – Техносфера и плоды Просвещения. – Истина, Буква, Смерть. – Истина и Знание. – Лакан, просматривая сферы, обнаруживает неучтенную алетосферу, до отвала заполненную латузами. – Микрофон помогает Незнайке, Пончику и Нилу Армстронгу оставаться в алетосфере.

Незнайка, не только лого-тип, но и психо-техно-тип, тот еще тип, совсем, кстати, не кабинетный, непоседа, так сказать. При этом он пролагает в «Кабинете» маршрут «Психо-Техно». Именно эти два греческих слова – ψυχή τέχνη – стали появляться на авантитуле журнала вместе с фигурой Незнайки.

Почему Незнайка – психо?

Потому что у него есть душа [ψυχή], о нем не скажешь, что он не одушевлен, или не одухотворен. Это понятно и первой учительнице, и кабинетным друзьям, и детишкам, и даже их родителям. Он пока еще живет в воображении немалого множества коротышек.

Почему Незнайка – техно?

Не потому что он устремлен к техническим изобретениям, подобно Винтику и Шпунтику, а потому что одержим бессознательным влечением к познанию, скорее художественному, чем научному. Его метод, если о таковом можно говорить, это – искусство [τέχνη]. К тому же понятно, что сам он продукт техники, воображения писателя и художника. Да и три тома его приключений – плод Просвещения, производное университетского дискурса. Без техно-прогресса, модернизации, индустриализации здесь никак не обойтись. Девиз таков: «У кого ума достаточно, тому и волшебная палочка не нужна» [2, c. 492]. Приключения Незнайки связаны с невероятным множеством техногаджетов, этих, как называл их Фрейд, человеческих протезов. Незнайка обитатель техносферы, и у себя на Земле, и на Луне. В земном путешествии в Солнечный город он встречается с великим множеством научно-технических объектов. «У Незнайки, который страшно интересовался разными машинами и механизмами, разбегались глаза» [2, c. 263]. Еще бы им не разбегаться!

В Солнечном городе он знакомится с мотоциклами на резиновых гусеницах; реактивными роликовыми труболётами; спиралеходами; автоматическими кнопочными такси, управляемым ультразвуковым локаторным устройством; прыгающей, плавающей и летающей машиной; солнечными батареями, преобразующими световую энергию в электрическую, накапливаемую в аккумуляторах; комбайнами, работающими на электромагнитной энергии и управляемыми на расстоянии через зеркальные шаровидные экраны телевизионных передатчиков; машинами рассказывания сказок с зеркалом-экраном для их показа; управляемой дистанционным пультом сельскохозяйственной машиной «Радилярия»; новейшим усовершенствованным пешеходным радиолокатором (НУПРЛ) для защиты от ветрогонов; усовершенствованными шкафами-пылесосами и подметающей машиной «Кибернетика» в гостиничном номере; экранами, с которых малышка-администратор полностью автоматизированной гостиницы «Мальвазия» приветствует посетителей; пятьюдесятью двумя шаровидными телеэкранами наблюдения за городскими перекрестками в отделении милиции^[5]; шахматными автоматами, снабженными электро-вычислительными устройствами и магнитофонной лентой; автоматическими навигаторами в автомобилях; вращающимися домами архитектора Вертибутылкина и домами архитектора Арбузика, сделанными из прессованной пенорезины, гидрофобного картона, синтетического пластилина, пенопластмассы и светящегося пенофеногороха; универсальными круговыми самоходными комбайнами, каждый из которых идентифицирован не номером, а именем собственным, отмечающим его сингулярный, а не серийный характер – Эксцентрида, Циркулина, Рондоза, Орбита, Вертушка, Планетарка и другие.

В путешествии на Луну Незнайка узнает: и скафандры, и гермошлемы, и радиотелефоны, и приборы невесомости, и гравитонные телескопы, и гравитонные локаторы, и целлофановые трубочки, и трубочки хлорвиниловые, и саморегулирующиеся космические духовые шкафы, и термостаты, и космические зонтики из тугоплавкого алюминия, и усовершенствованные резиновые дубинки с электрическим контактом (УРДЭК), и красные язычки, высовывающиеся из всех приборов, дабы получить сантик, и, наконец, электронную вычислительную машину. И это, конечно, далеко еще не всё. Не-всё тут!

В общем, Незнайка показывает: он – не псюхе [ψυχή] и не техне [τέχνη], а псюхе-техне, или, позволим мы себе говорить – психо-техно. Душа его искусна, а искусство [τέχνη] всегда уже предполагает причастность души, которая не выживает без буквы, без письма, без писателя. Мертвая, казалось бы, буква одухотворяет, – отмечает Лакан. Нет психо без техно, – напоминают Фрейд и Деррида. Более того, именно техно, а не психо теперь обладает знанием. Незнайка объясняет Пончику: «Ракета лучше тебя знает, что нужно делать. Она знает, что ей нужно лететь на Луну» [1, c. 109]. Да, интеллектом наделены приборы, откровенно те, что появятся в недалеком будущем: умные ракеты, компьютеры, программы которых как бы сами себя рекомендуют обновлять, навигаторы, айфоны, смартфоны… Кстати, умная ракета работает вот как. Она

приобрела такой угол наклона, что в поле зрения оптического прибора, оборудованного фотоэлементом, попала Луна. Свет от Луны был преобразован фотоэлементом в электрический сигнал. Получив этот сигнал, электронная управляющая машина ввела в действие самонаводящееся устройство, в результате чего ракета, совершив несколько колебательных движений, стабилизировалась и полетела прямо к Луне. Благодаря самонаводящемуся устройству ракета, как принято говорить, оказалась нацеленной на Луну [1, c. 92].

Впрочем, в нашей истории важно, что Пончик не останавливается на перепоручении функций сознания техническому объекту, он идет еще дальше и изымает авторизацию субъекта психо из программы техно-ракеты. Он говорит Незнайке: «А ты за ракету не расписывайся! Ракета сама за себя отвечает» [1, c. 109]. И не-всё тут!

Там, где есть душа, там с ней не могут не приключаться удивительные происшествия. Она может выходить из себя, пребывать вне себя. Душа не может не переселяться. К вопросу выхода за пределы своей орбиты мы, думаю, еще вернемся, а пока скажем, что порождение воображения способно выходить из-под контроля, превращаясь в Голема Со-Знания, в то, что исходит из знания, обретая автономию существования.

Так от Незнайки через Знайку приходим мы к автономному творению знания [τέχνη] – к Голему, одухотворенному то ли вложенным в уста Словом, то ли Словом, начертанным на лбу. Словом, которое оживило Голема, по преданию, было истина («эмет»). И истина эта была истиной жизни и смерти, искусственного и естественного. Стоило стереть первую букву, алеф, в «эмет», как наступала смерть, «мет». Словом, Истина – Буква – Смерть: таков урок Голема. И прямо во время урока раздается громоподобный голос Лакана:

претензии духа так и остались бы неколебимыми, не сумей буква доказать, что всё, имеющее отношение к истине, производит в человеке она сама, без какого бы то ни было вмешательства со стороны духа. Откровением это было Фрейду, и открытое им он назвал бессознательным [44, c. 67].

Такова истина. Истина Незнайки и Лакана. Кстати, истина и знание, для Лакана, отнюдь не одно и то же, ведь иначе он принадлежал бы не психоаналитическому, а университетскому дискурсу. Истина – то, чего знанию не достает для полного осуществления. Истина ускользает; она «есть то самое, о чем знание не может узнать, знает оно его или нет, не задействовав собственное незнание» [45, c. 152]. Знание благодаря истине пребывает в движении, оно отличается незавершенностью, неполнотой, и вопреки всем своим обещаниям, оно – не-всё. И разве можно было бы говорить о Знайке, не будь – даже если и в отсутствии – Незнайки?

Поле истины говорящего субъекта, то есть субъекта бессознательного – область психоанализа. И истина, напоминает Лакан, – всегда уже не-вся. По крайней мере, так она понимается в психоаналитическом дискурсе. Размышляя о другой истине, о научной, принадлежащей университетскому дискурсу, Лакан вводит понятие алетосферы. Он предостерегает:

Здесь главное не запутаться. Алетосфера – ее можно записать. Если у вас есть с собой маленький микрофончик, считайте, что вы к ней подключены. Поразительно то, что находясь в космическом корабле, который несет вас к Марсу, вы все равно сможете к алетосфере подключиться. Более того, когда двое или трое людей отправляются погулять на Луне – поразительный структурный эффект – не случайно, поверьте мне, остаются они, совершая этот подвиг, в алетосфере [43, c. 203].

Комментарий, конечно же, весьма уместный к путешествию Незнайки и Пончика на Луну. Экспедиция двух коротышек, к слову неполного и полного, действительно производит поразительный структурный эффект в алетосфере, в этом пространстве – незабвенной возвращающейся – истины. И связан в данном случае этот эффект с психо-техно, или, иначе, с психо-техно-логическим подключением к шару истины, причем – с возможностью записи голоса, его сохранения, переживания им смерти своего носителя. Потому Лакан и указывает на маленький микрофончик, позволяющий оставаться на связи с миром, с миром научной истины. Голос поддерживает космос. Да, да, это не оговорка – именно космос, алетосферу, сферу, воображаемую замкнутую форму, в которой нет нехватки, никакого тебе ни-всё.

Кстати, писатель из Солнечного города, Смекайло, записывает свой голос и голоса других коротышек с помощью микрофона на специальный прибор, известный как бормотограф. Можно сказать, он если и выходит из алетосферы, то в фантазмосферу: «Я, так сказать, незримо отсутствовал, перенесясь воображением в другие сферы…» [2, c. 118], – сообщает он Винтику и Шпунтику.

Голос между тем, будучи не локализуемым в пространстве подобно образу, оказывается «закадровым» объектом-ориентиром. Будь то Пончик с Незнайкой, или Армстронг с Олдрином, «эти так называемые астронавты справились бы гораздо хуже, не сопровождай их все время маленькое а человеческого голоса» [43, c. 203]^[6]. Объект-голос, объект а, вот что позволяет Незнайке и Пончику оставаться в алетосфере. Не без помощи микрофончиков в гермошлемах, разумеется.