– Но тогда меня уволят, а я работать хочу, мне нравится поезд водить. А начальник сказал, разруливать с тобой, иначе выгонит.

– Козёл он, твой начальник. Давай выпьем. За тебя. Ты хороший парень, на таких и ездят.

– Жанна, так ты в суд подавать не будешь?

– Вот что, Валера, забирай свои деньги и живи спокойно. Не буду я в суд подавать. А то ты и квартиру продашь. Всё, закрыта тема.

– А как же ты жить будешь? Нет, я не возьму, это тебе, как договаривались.

– Да не договаривалась я с тобой! Один раз в жизни хотела нажиться и то на чудака нарвалась. Забери, что б я их больше не видела.

Камкин налил в стопки.

– Ты очень, очень хороший человек, Жанна! За тебя, – он выпил. – Но деньги не возьму.

Жанна долго изучающе смотрела на него, потом примиряющее сказала:

– Ладно, уговорил. Если бы не долги, ни за что не взяла бы.

Она вскрыла конверт, отсчитала десять тысяч.

– Остальное твоё. И не спорь! Тебе тоже семью кормить. И супруга меньше ругать будет.

Упоминание о супруге снова испортило Камкину настроение. Он опять налил.

– Давай, Жанна, выпьем, да я ещё за одной схожу.

– Нет уж, хватит. Опять, как вчера, никакой домой поедешь. Забирай деньги и проваливай. Ни пуха тебе, Валерик!

Камкин уже выходил из подъезда, когда услышал:

– Валера! Приходи, когда плохо будет. Поболтаем.

– Ладно.

– Верусик, ну Верусик, – канючил Камкин, пытаясь погладить плечо супруги.

– Отвали, Камкин. Убери руку, я тебе сказала!

– Ну, Верусик, ну не сердись…

– Отодвинься, мне жарко. И вообще, иди на свой диван. Любовь заслужить надо!

– Да я разве…

– Иди, я тебе сказала! Разговор закончен.

Камкин нехотя вылез из-под одеяла.

– Правильно Жанна сказала, не уважаешь ты меня.

– Что? – подкинулась Верка. – Кто тебе что сказал? Так это ты Жанне наши семейные деньги отнёс? Дай немедленно мне её адрес! Адрес, я сказала!

– Не дам. Это компенсация, она руку сломала.

– Да хоть шею! Ты мне всю жизнь сломал, когда мне компенсация будет?

– Верунчик, ну перестань, я же не виноват. Грядин сказал, уволит, если не улажу.

– Вот Грядин – мужчина. Грядин свои деньги домой носит, а тебя, идиота, послал улаживать. Какая я дура, какая дура! Как ты меня обманул! Зачем я с тобой тогда связалась?

– Так ты же сама…

– Я сама?! Ах ты… – Верка запустила в Камкина тапочком, и он поспешил удалиться в свою комнатёнку, где даже телевизора не было.

– Ты что мне обещал? – доносилась Веркина ругань. – Ты клялся, что на море поедем. А сам отпуск раньше взял, да ещё все деньги какой-то бабе отнёс! Не поверю, что у тебя с ней ничего не было, гад ты паршивый!

– Да перестань, Верунчик, поедем на рыбалку, мне место классное подсказали.

– Ещё я комаров не кормила! – взвизгнула Верка. – Хватит мне зубы заговаривать! И не приближайся ко мне больше! Видеть тебя не могу.

Камкин по опыту знал, что далее возражать не следует.

Несколько дней Камкин провёл под домашним арестом. Супруга выставила ультиматум: «Из дому выйдешь – не возвращайся!». Он отремонтировал утюг, приклеил отвалившийся ещё год назад кафель и теперь целыми днями тупо сидел перед телевизором или спал на своём диванчике.

В пятницу Верка пришла с работы какая-то необычная. Камкин подумал было, что гроза миновала, но ошибся.

– Камкин, ты на рыбалку свою собирался?

– Да, но ты же…

– Вот и езжай. На неделю. Что уставился? Езжай, может, комары тебе разума добавят. И чтобы раньше следующей пятницы домой не появлялся. Понял?

– Да я как-то…

– Понял, я тебя спрашиваю? Вот бог меня наказал! Что б через час твоего духу здесь не было!

– Хорошо, Верунчик, спасибо. Только у меня денег нет, дай хоть на бензин рублей триста.

– А где же твои отпускные? – ехидно спросила Верка.

– Ты забрала.

– Ах, я забрала! Ты их своей Жанке отдал, вот у неё и проси.

– Ну, Верунчик, как же я поеду?

– Ладно, пользуйся моим отходчивым сердцем, на, вот, пятьсот. И запомни: неделю чтобы дома не появлялся! Я отдыхать от тебя буду. Вернёшься раньше – вообще разведусь.

Всё рыбацкое снаряжение было у Камкина в гараже: и удочки, и палатка, и тёплый спальный мешок, и котелки всякие. Была и заначка – консервы. Деньги Камкин от супруги не утаивал, а вот продукты длительного хранения покупал иногда с премии на всякий случай. Бывало, он и ночевал в гараже, когда Верка сильно рассердится. Вот и теперь он налегке сразу направился в гараж.

«Москвич» у Камкина всегда был в порядке. Раньше супруга любила, чтобы он её по магазинам возил. Теперь стесняется, на шопинг с получки с подругой ездит на «Ауди», а за продуктами он и пешком сходить может.

Аккумулятор подсел. Пришлось нести к сторожам заряжать. У сторожей, как всегда по пятницам, к вечеру собралась компания, выпивали, обсуждали автомобильные дела.

– Камкин! Давно тебя не было. Куда собрался?

– На рыбалку. Кто со мной? Поехали, мне местечко рыбное подсказали.

– Это куда же?

– Верхний Волок.

– О, это ж самая тайга. В эту пору гнус всю кровь выпьет. Это не рыбалка. Давай, Камкин, подтягивайся лучше к нам, а рыбы для жены в магазине утром купишь.

Камкин пить отказался, подключил зарядку, попросил присмотреть и ушёл к себе в гараж. Пока проверил снаряжение, пока всё уложил, уже и ночь. Накрылся спальником и привычно заснул на заднем сиденье.

Из города выезжал на рассвете. Машин было ещё немного, дорога хорошая, «Москвич» бежал легко. Прохладный ветерок задувал в приоткрытое стекло, мелькали зеленые деревья, и на душе становилось как-то свободнее, что ли.

Часа через три свернул на просёлок. В Горелом тормознул у магазина, уточнил у прохожего дорогу на Верхний Волок. Тот с сомнением посмотрел на авто Камкина.

– Рискуешь. Если на броде сядешь, там вытаскивать некому. Хотя, сейчас вода малая, может и проедешь.

Камкин проехал. Не было еще случая, чтобы не проехал! Он за то и любил забираться в глухомань, что нравилось ему преодоление препятствий, нравилось выходить победителем в ситуации, когда неоткуда ждать помощи. За это же и работу свою любил, что сам, один на один. На людях же Камкин терялся, становился в подчинённое положение, зачастую совершал нелепые ошибки, за что не раз был осмеян. И ещё в таких поездках было у него «секретное оружие» – маленькая ручная лебёдка с невероятно удачным соотношением шестерён. За полчаса из любого болота «Москвич» выдёргивал, было бы, за что трос зацепить.

До Верхнего Волока насчитал двенадцать бродов. На одном застрял, но ненадолго. Собственно, дорога большей частью шла по руслу речки. Солнце к полудню палило. После преодоления каждого брода Камкин останавливался умыться, полюбоваться перекатом, высмотреть рыбу. В общем-то, спешить было некуда. Вода была ледяной и хрустально чистой. Рыба мелькала среди камней, иногда плескала, и Камкин предвкушал удовольствие от предстоящей рыбной ловли. Если уж здесь столько рыбы, то в верховьях следовало ожидать полное изобилие.

Обычно в дороге он не ел, но в этот раз путь оказался непредвиденно долгим из-за плохой дороги. На одном перекате и пообедал. Заодно позагорал, разглядывая иссиня-белые ноги и размышляя о том, что надо бы почаще выбираться из города.

В село Верхний Волок Камкин прибыл под вечер. По-видимому, это был бывший леспромхозовский пункт, каких немало в дальних таёжных углах. Лес выбрали, заготовка кончилась, а люди остались жить-доживать.

Следуя наставлениям рыбака, разговаривая с которым, Камкин продержал электричку на станции лишние две минуты, за что получил выговор, по-настоящему хорошая рыбалка была километрах в десяти выше села. Он проехал два десятка замшелых срубов, стоящих порознь с обеих сторон улицы, и сразу за последним двором уткнулся в русло, заваленное корчами. На другом берегу дорога не просматривалась. Значит, дальше пешком, как и объяснял тот рыбак.

Камкин выехал задом к последнему дому, посигналил. На крыльцо выскочил пацанчик лет шести, тут же исчез и появился уже в сопровождении матери.

– Здравствуйте. Можно у вас машину оставить?

– Оставляйте, чего спрашивать. Вон, под черёмуху загоните, чтоб не на солнце, и пусть стоит.

– А во двор нельзя? Я на несколько дней уйду.

– У нас не воруют, ничего с ней не станет.

– Да знаете, украсть не украдут, а молодёжь нашкодить может. Она не заминирована, – невпопад пошутил Камкин.

– Нас взрывать – себе в убыток, – улыбнулась хозяйка. – Наше село если вдруг исчезнет, лет десять никто не хватится. Ну, ставьте во двор, если ворота откроете. Там навес отвалился.

– Откроем, куда они денутся, – сказал Камкин. – Инструмент у вас найдётся?

– Пашка! Вот куда уже исчез!

А Пашка уже тащил из сарая чуть ни волоком плотницкий ящик.

– Давай-ка, – забрал Камкин ношу.

– Вот здесь петля отпала! – активизировался юный помощник.

Камкин порылся в ржавом железе. Добыл разболтанный молоток и пару подходящих гвоздей, прибил навес. Затем достал из багажника масло, смазал шарниры.

– А где коса? Прокосить бы надо, замну ведь траву, потом не прокосишь.

– Пойдём, покажу, – Пашка рад был услужить. – Только она высоко, мамка её от меня прячет.

Ворота распахнулись почти сами. Камкин завёл машину во двор.

– Пашка, собери траву, задай козе, – сказала мать.

– У вас коза? Можно посмотреть?

– Пойдём, я тебе покажу, – снова вызвался Пашка. – Её Люська зовут, у неё козлята, им месяц уже. Мамка говорит, скоро продавать будем. А мне жалко, пусть бы у нас жили. Только у нас денег нет.

Коза с достоинством приняла угощение и стала жевать. Два козлёнка толкали её в вымя.

– Что поделаешь, Павел, взрослые дела-заботы – они такие. Мать слушать надо, она плохого не сделает. Хорошая коза. И козлята тоже. Пойдем уже, мне уходить пора.

Пашкина мать стояла на крыльце в лёгком платьице, просвечивающем на солнце, и Камкин поймал себя на том, что рассматривает её ладную фигуру. Он смутился.

– Спасибо, хозяйка, пойду я. За стоянку рыбой расплачусь. Говорят, здесь добрая рыбалка.

– Мужики, кто рыбачит, без улова не возвращаются.

– Дядь Витя нам вот такого харюза приносил! – доложил Пашка.

Хозяйка почему-то нахмурилась, потом улыбнулась Камкину.

– Да вы уже расплатились – ворота нам починили. Вас как зовут-то?

– Камкин.

– А меня Лена, – она вдруг как-то озорно рассмеялась. – Мне вас что, товарищем Камкиным называть?

– Супруга так зовёт, – смутился Камкин, – все так зовут. Я привык.

Лена поморщилась.

– Не понимаю, как можно любимого человека по фамилии называть. Ну, а имя у вас есть?

– Конечно. Валера. Валерий Никитич.

– Я так и думала, что у вас приятное имя, – улыбнулась Лена.

– Как это, приятное?

– А я, знаете, имена на вкус воспринимаю. Есть вкусные, Константин, например, – как изысканная конфета. Есть кислые, есть просто противные. Валера – приятное имя. Так что, товарищ Валера, может, чайку перед дорогой?

– Спасибо. Хочу успеть дотемна подальше уйти. Соскучился по тайге. Пойду я.

– Ну, счастливо!

Ушёл Камкин не очень далеко. Заметная поначалу тропка вскоре совсем исчезла. Берегом идти было плохо: то корчи, то густой ельник до самой воды. Болотные сапоги выручали. Но и в них не везде можно было пробраться. На перекатах, когда переходил реку, вода иной раз захлестывала за голенища.

Камкин радовался отсутствию тропы: чем меньше река доступна, тем больше в ней рыбы. Рыбачить можно было уже здесь. На перекатах рыба металась с перепугу, и видно было, что крупная. Но хотелось забраться подальше, в самую девственную глухомань. И не ради богатого улова. Камкин желал полного, гарантированного уединения, где он сможет чувствовать себя абсолютно самостоятельным.

В таких местах Камкин ощущал себя совершенно другим человеком. Он был способен выжить в любых условиях, преодолеть любую стихию, он бы и с медведем поборолся, если понадобится. Главное, чтобы никто не командовал.

Солнце спряталось за сопку, в лесу сразу стало сумрачно. Разом налетели комары. Пора было становиться на ночлег.

Как любил говаривать старый машинист Михайлыч, опыт не пропьёшь. Камкин удачно выбрал пятачок для лежанки и кострища. И через полчаса для ночёвки всё было готово, котелок висел над огнём, а сам Камкин стоял с удочкой на перекате.

Двух хариусов вполне хватило, чтобы наесться досыта, и теперь Камкин возлежал под пологом, попивал крепкий чай, смотрел на первые звезды и совершенно бесконтрольно курил. Он не брал в такие походы палатку. В ней темно и скучно. Куска тонкого брезента вполне хватало, чтобы прикрыться от дождя и ветра. Зато можно было наблюдать, как меняется природа на закате, смотреть на реку или просто бездумно глазеть на угли в костре.

Спалось легко. Утро было росное, свежее. Глотнув вчерашнего чая, Камкин заспешил в путь. Он решил сегодня непременно достичь того места, о котором говорил рыбак. В общем-то, особого смысла в этом не было. Просто это была цель, которую Камкин сам перед собой поставил и теперь должен был выполнить. Сам себе должен, не кому-нибудь. А перед собой не оправдаешься.

Главной приметой того места, куда стремился Камкин, был водопад, выше которого и была «настоящая рыбалка».

Сегодня путь не был легче, пожалуй, даже труднее. Солнце пылало уже в зените, а водопада всё не было. Камкин вымотался, отдыхать приходилось всё чаще. Доставала налетевшая мошка. Но самое плохое, Камкин начал пить. Переходя очередным бродом, он зачерпнул ладонью глоток хрустальной влаги. Через пару минут ещё несколько глотков. И всё! Теперь он пил без остановки. Потная рубаха прилипла к телу, жажда одолевала, но хуже всего, с каждым освежающим глотком он терял силы.

Камкин решил остановиться отдохнуть. Лучшим средством борьбы с жаждой был горячий крепкий чай. Он сбросил набивший плечи рюкзак, отошёл в лес в поисках сухостоя. Необычный звук привлёк внимание, вроде как двигатель работает. Камкин расстроился, почти запаниковал: стоило тащиться в такую даль, чтобы оказаться рядом с лесосекой! Но шум, вернее, рёв был равномерно мощным. И Камкин догадался: это же водопад! Просто у реки его не было слышно. Он тут же забыл о чае, взвалил на спину рюкзак и поспешил вперёд.

Водопад предстал перед Камкиным за очередным поворотом реки. Распадок в этом месте сужался, его борта становились крутыми, почти отвесными. Собственно, каньон здесь заканчивался, упирался в скальную стену, с которой по узкому жёлобу каскадами с грохотом, пеной и брызгами стекала вода. В точном смысле это был слив, а не водопад. Но красоту его это не уменьшало. Перепад высоты падения воды был метров пятнадцать, но на преодоление этих метров у Камкина ушло полчаса и последние силы. Он отошел от водопада с полкилометра и, выбрав пологий участок берега, решил здесь остановиться.

Последующие дни были одним сплошным удовольствием. Рыбы было тьма! Камкин привязал самый большой крючок, закидывал безо всякой наживки, но рыбе было всё равно – брала сразу, рывком, будто старалась опередить сородичей. Конечно, Камкину не нужно было столько, и он просто ради спортивного удовольствия ловил и тут же отпускал, приговаривая:

– Живи! Хорошо вам тут – свобода…

Камкин оценил настойчивый совет рыбака добраться именно в это место. В свое время лесорубная техника не смогла одолеть крутизну каньона у водопада, и теперь вырубки хоть и заросли довольно высоким лесом, никак не могли сравниться с тайгой выше водопада. Здесь не было подроста, не было кустов и лиан, лишь огромные облишаенные стволы гигантов-кедров, да изредка пихт, а под ними толстый слой тёмно-зелёного мха и золотистой прошлогодней хвои. Стоило отойти подальше от реки, охватывал со всех сторон таинственный полумрак и полная, глухая, всеобъемлющая тишина. Неслышно было даже собственных шагов.

Камкин никогда не был в таком лесу. Он с трепетом, с каким-то религиозным преклонением трогал кору деревьев, возраст которых превосходил человеческий в десятки раз.

Но сплошная тёмная стена вокруг быстро надоела, захотелось простора. На третий день Камкин разведал выше по течению более-менее открытое место у реки, и перебрался со своим скарбом туда.