От автора

Роль В. И. Ленина не стоит как недооценивать, так и переоценивать. На этой личности сошлись все три фактора, необходимые для выражения гениальности: место, время и обстоятельства. Множество всевозможных жизненных перипетий привели этого человека к пониманию законов общественных процессов и это понимание вынесло на самый верх пассионарной волны.

«Мечта о переустройстве мира всегда протест против действительности», – замечает Л. Гумилёв.

Ленин этот протест реализовал.

В 1917 году глобальный социальный перелом, начавшийся в революционной Франции, обретший националистические очертания в Германии, опьянивший либеральными идеями Россию, завершился величайшим социальным экспериментом именно на российских просторах. И это не было игрой случая. Роль первопроходца в освоении будущего мироустройства всегда выпадает государствам многочисленным и имеющим достаточное пространство для изыскания резервов.

В прошлом эта роль выпадала государствам Европы. Но со временем густонаселённость этого континента сузила задачи и, соответственно, мироощущение национальных правителей. Будущее мироустройство уже их не интересовало, главной целью было завоёвывание чужих земель исключительно ради сохранения собственного государства. По такому закону сохранности и защиты своей территории и существует животный мир.

Но понимание иного предназначения человечества, пусть и неосознанное, заставляло стремиться к реализации главных задач, увеличению численности и расширению пространства. Носителями этого понимания становились группы людей с глобальным мировоззрением, те же самые масоны.

В ХХ веке всё европейское пространство было занято и поделено. В нём было тесно. Необъятные и неиспользуемые пространства были только у России. И эти пространства стали осмысливаться элитой крупных европейских стран как не только желаемые, но и необходимые для дальнейшего существования европейской цивилизации. Только инерция враждебных отношений не позволяла консолидироваться, объединить силы для колонизации восточного соседа, хотя походом Наполеона путь был указан.

Понимание этого и заставляло русских императоров противостоять агрессии революционных настроений, способствующих формированию пятой колонны внутри страны. А когда противостоять стало невозможно и колонизация вот-вот должна была объединить алчущих, Россия, в лице большевиков, вдруг перехватила инициативу, совершила революционный переворот и тем самым смешала игрокам все карты.

Революционный хаос и гражданская война подействовали успокоительно. Ожидание распада государства, а значит лёгкой добычи, расслабило настроившихся на расширение собственного пространства претендентов. Когда же, так и не дождавшись капитуляции, они объединились, было уже поздно, революционная пассионарность охватила большие массы, способные дать отпор.

Таким образом, революцию в России следует рассматривать как естественную и своевременную самосохранительную реакцию русского народа на внешние угрозы.

Ленин и большевики стали лишь инструментарием этого процесса. Их задача была найти и развить объединяющую и манящую идею.

И. В. Сталину выпала иная роль. Ему нужно было фактически построить новое государство. Ему пришлось решать те же задачи, которые выпадали на долю тех же царей и царедворцев-государственников: борьба с внешними и внутренними врагами, мобилизация народа, экономические реформы, смена – не бескровная, такого не бывает-чиновничьих элит. И наконец, выдержать экзамен на живучесть нации, государства – выиграть войну.

Перед второй мировой войной практически все европейские страны видели в территории Советского Союза колонию. И коалиция собралась внушительная. Но сказался различный исторический опыт, даже климатические условия. А главное отличие было в силе духа. Как и всегда, основное сражение состоялось в незримом пространстве, и хотя СССР официально считался страной атеистической, народ его веровал и дух и сила православия позволили ему в этой войне выстоять и победить.

Гюстав Ленон отмечает: «Люди не ценят великодушных правителей. Самые внушительные памятники они возводят не тем, кто дал им свободу, а тем, кто их угнетал».

Этот тезис в полной мере можно отнести к Сталину, чья роль оценивается потомками противоречиво. Впрочем, как и роль тех же Ивана Грозного, Петра. Да и у каждого из правителей есть свои хулители и свои ценители. Просто к историческому процессу нельзя подходить ислючительно как к человеческому деянию.

Есть нечто высшее над человеческой суетой, есть Божественное предназначение человека, согласно которому он должен самосохранить свою популяцию. Это касается и индивидуума, и общества. Свобода же – это соблазн, искушение и оружие, которое способно прервать нить жизни человечества, если неправильно им пользоваться. И это проверка, насколько человек соответствует Замыслу Творца.

Сегодня очевидно, что этого нужного умения пользоваться свободой человечество не обрело.

Соборность, коллективность, положившая начало формированию государств, базировалась прежде всего на религии. Но к началу двадцатого века новой религией, отрицающей все прочие, как и Божественное начало всего сущего, стал атеизм. Свобода, как фетиш, вернула часть человеческой цивилизации во времена язычества. Сочетание либерализма и атеизма, неожиданное для большинства не только русского, но и иных народов, породило новую форму идейного объединения на принципах безнаказанной (Бога нет) вседозволенности, в которой отношение к личности низводилось до прагматичной нужности или ненужности, а совесть и нравственность претерпевали изменения, угодные власти придержащей. Жизнь человека по постулатам этой «новой религии» не имеет смысла. Реализация идеи всеобщего счастья, приниженной до уровня физических и физиологических потребностей, подменяет истинную веру.

Это было апробировано во времена Французской революции и следовало лишь развить опыт предшественников.

России выпала роль плацдарма.

В ХХ веке параллельно шло развитие ещё двух глобальных экспериментов.

В Европе германская нация, так и не обретшая желаемого в первой мировой войне, стала консолидироваться и сплачиваться идеями национал-социализма, поверив в свою пассионарность, свою общечеловеческую миссию, так же как поверила в неё и Россия. Гитлер соблазнил остальную Европу не избранностью своей нации, а реализацией рабской жажды будущих приобретений в этом походе за восточными колониями.

Собственно, рабская психология присуща большинству европейских наций, ибо каждая из них когда-то в своей истории была под чужой властью. Присуща она и части российского общества. Но не всей русской нации, которая прошла трехсотлетнюю осаду чужой веры и силы, но не покорилась.

На американском континенте собранная со всего света, разномастная, возникшая на тщеславии, жажде богатства, склонности к анархии и отрицанию государственности общность также осознала себя призванной, выдвинув свои, потаённо противоречащие традиционным религиозным, ценности, но делая вид своей истовой приверженности религии. Страсть к обогащению и азарт переселенцев в захвате свободных просторов этого материка способствовали стремительному экономическому взлёту, но отсутствие общего культурного базиса исключало из общественного движения духовные искания.

Итак, три идеологии – атеистическая, отрицающая Бога, но тем не менее опирающаяся на религиозные постулаты, националистическая, ставящая во главу человечества сверхнацию сверхлюдей, что при наличии территории гарантировало бы главенство в мире, и идеология либерально-демократическая новодела-конгломерата с достаточной для развития территорией и превалированием материальных ценностей над духовными, но без жизнеутверждающих традиций – начали борьбу за влияние на развитие человеческой цивилизации.

Начало этой борьбы в не столь отдалённом прошлом, чтобы делать выводы. В ней ещё не отсеялось мелкое и несущественное, глупо пытаться занять ту или иную сторону, период глобальных перемен ещё не завершился. Но следует отметить, что вторая мировая война продемонстрировала возможности и перспективность всех трёх экпериментов.

Социалистическое государство, построенное на идее строительства лучшего будущего для всех – коммунизма, то есть общества, где каждому должно было быть дано по потребностям, но просуществовавшему только период начальный, когда каждому воздавалось по труду, оказалось более сильным духовно-идеологической основой, чем националистическая сверхдержава. Но, тем не менее, пролетарии всех стран так и не объединились, коммунизм во всём мире не получился.

Националистическая идея в силу своей избранности исключительно для и во имя одной нации, одного народа, изначально не могла существовать долго. Это был рецидив прошлого, запоздалая реализация амбиций нации, вызванной экономической необходимостью и поверившей в свою пассионарность, когда её энергия уже начала склоняться к ослаблению.

Но для державы на американском континенте война стала как мать родная, одарив выходом из закономерной, по причине бездуховности, депрессии, с небывалой материальной выгодой, способствующей экономическому взлёту, и превратив эту страну в заманчивый фетиш пусть бездуховного, то есть безбожного, но «здесь и сейчас» материального благополучия.

Следствием этой войны стал идеологический провал двух экспериментов.

Побеждённая Германия сначала разделилась территориально, и одна её часть, ставшая идеологическим филиалом заморского опекуна, стала носителем соблазна «прожигать жизнь здесь и сейчас».

Ведомое поклонниками коммунистической атеистической идеологии, интернациональное общество СССР, казалось, закрывшееся социалистическим окружением и отсёкшее железным занавесом искушения иными ценностями, лишь оттянуло поражение. Двадцатый век закончился победой потребительской идеологии бесцельного существования, прикрытого либерально-демократическим флёром. Жить «здесь и сейчас» стало самым притягательным лозунгом в отличие от коммунистических или нацистских, призывающих к построению славного будущего. Как выяснилось, советское общество оказалось не настолько высокоидейным и нравственным, чтобы устоять перед соблазном.