Найти себя

Разум ожил только к обеду. А придя в себя, начал тут же анализировать происходящее в попытке хоть как-то привязать это к реальности. Построить пусть шаткую, но опору. Встать на неё и закрепиться. Вбить клин в разлом действительности.

Даже не перечитывая запись мартовского сна, я знала, что это тот же город с говорящим названием Эль Пунто. И что там те же самые девочки, пусть и слегка изменившиеся. Да, главный персонаж во сне тоже изменился, но…

На этом всё заканчивалось. Я не знала, кто показывает мне этот сон. Не знала, зачем это делается и не понимала, кто же действующие лица и чего они хотят. А ещё было мерзко, потому что прошлый сон походил на жёсткий триллер с неожиданной концовкой, а этот попахивал экзистенциальной драмой. Знакомой до боли бытовухой, которую каждый видел в жизни, пусть даже и старался отвернуться в другую сторону, чтобы не замечать происходящего за стенкой.

Даже от воспоминаний становилось тошно.

Почему я это увидела? Потому что поссорилась с Вельгорской? Потому что предала себя и повела как жертва домашних тиранов? Потому что работа на полную ставку это не моё?

День прошёл как в тумане. Я его почти не запомнила. Ночью промучилась бессонницей, ворочаясь на кровати. Хорошо, что начались выходные, а то пришлось бы отпрашиваться с работы – трясло только от мысли неожиданно встретить Вельгорскую.

В субботу я прогулялась в кафе. Затем сходила на каток. Под вечер забралась в бар, и до ночи слушала музыку и смотрела на веселящихся людей. Хотелось, чтобы вокруг царили яркие эмоции, а не серая тоска безнадёги.

Воскресенье провела дома. В конце концов, пора свадеб уже вот-вот начинается, а у меня и заказов-то толком нет. Как итог – до поздней ночи продумывала, какую концепцию в этот раз предложить и как бы так определиться с ценой – чтобы не сильно дорого, но и не продешевить.

Ничего не помогло. В понедельник утром я проснулась такой же разбитой и подавленной.

* * *

Я бежала к свободе. Сжимала в одной руке камеру, а в другой сумку и самым натуральнейшим образом мчалась по городу. Словно следом гонится убийца или даже стая убийц. Останови меня какой-нибудь прохожий, я бы первым делом закричала, а вторым постаралась бы врезать ему и убежать. И не стала бы разбираться: хотел он помочь или что-то другое.

Вот уже неделю меня преследовал ужасный флёр сна. Он тянулся невидимой дымкой и никак не хотел отпускать, где бы я ни оказывалась – в толпе, одна наедине с собой, в тишине природы или шуме мегаполиса.

Еда казалась безвкусной, краски блёклыми, а запахи отвратительными. Попеременно то тошнило, то сдавливало грудь, а то сердце начинало бить в барабан. И когда это состояние достигло того предела, что я всерьёз начала думать про больницу – может даже психиатрическую – наконец-то отпустило.

Это походило на сильный удар – перед глазами всё плывёт, ты не понимаешь, что происходит. Однако после мир проясняется, и ты с удивлением обнаруживаешь, что ничего страшного не произошло. Ты жив, у тебя есть работа, где-то далеко – но в пределах одного дня пути – есть семья и люди, которым ты не безразлична. Крыша над головой, интересные увлечения и целый мир перед глазами – всё это настоящее и никуда не собирается деваться. И взамен депрессивному скованному состоянию вдруг приходит неимоверная радость. Кажется, что живой человек не может настолько быть счастливым, но у тебя получается. А ведь всего ничего понадобилось – вернуть то, что отняли. Возможность жить и радоваться.

А ещё я обнаружила, что наступила весна. Повсюду журчали ручьи тающего снега. На деревьях полным-полно почек и некоторые, казалось, вот-вот готовы распуститься. Солнце светило холодно, но ярко.

И тогда я пошла снимать историю весны. Без вспышки и фильтров – только то, что происходит на самом деле. В том настроении всё открывалось с новой стороны.

Ледоход на реке и люди, бросающие на него мимолётные взгляды.

Птицы пьют воду из лужи, усевшись идеальным кругом.

Дети в резиновых сапогах, и штурм тающей ледяной горки.

Облака, прикрывающие наготу солнца.

Старинная церковь на фоне чадящих заводских труб.

Если бы я могла, то расцеловала бы весь мир просто за то, что он есть. Бездонный и необъятный, готовый открыть для тебя все тайны, если ты пообещаешь, что будешь внимательно смотреть и не задавать лишних вопросов, которые могут спугнуть волшебство.

Эйфория продолжалась дня три, а потом сгинула. Будто поняла, что ошиблась адресом.

Люди вокруг

Погода испортилась, завернув город на несколько дней в сумрачные облака и пронизывающий холодный ветер. Маятник настроения качнулась в обратную сторону, и меня захватила хандра.

Не хотелось бежать или страдать. Просто ни с того ни с сего я начинала плакать. Слёзы текли ровно, сами собой. Никаких всхлипов или эмоций. Только тоска, горечь и чувство безысходности.

Эта три товарища сопровождали меня несколько дней. Не давали нормально есть и работать. Стоило больших трудов заставить себя делать хоть что-нибудь. Я постоянно застывала в одной позе и не видела перед собой ничего. Время проносилось почти осязаемо, всё ускоряясь и ускоряясь, пока я не выдёргивала себя из оцепенения, обнаружив, к примеру, что простояла с протянутой к принтеру рукой около получаса.

В один из таких моментов зашла Женя. Она считалась секретарём Ивана Александровича, хотя числилась техником. Но, как позже выяснилось, была той самой девочкой, которая умеет всё организовывать самым наилучшим образом. Вот и меня организовала. Оценила ситуацию в пару секунд и сказала:

– Я собираюсь разобрать архив. Пойдём, поможешь.

И мы пошли таскать тяжёлые папки с пыльными бумагами. Женя непостижимым для меня образом определяла, что стоит оставить, а что следует немедленно скормить шредеру. Затем мы переклеивали на папку корешок, делали пометку в номенклатуре и переходили к следующему шкафу. До конца рабочего дня успели разобрать едва ли четверть архива, но я уже так втянулась, что отложила бумаги в сторону с неподдельным сожалением.

Монотонная простая работа успокаивала, а присутствие Жени каким-то образом стабилизировало мир, словно бы она и его умела организовывать самым лучшим образом.

– Не бери Вельгорскую в голову. Просто одинокая женщина с дурацким характером. Наверное, когда-то ей не повезло в жизни, но это не повод так из-за неё убиваться, – сказала Женя, закрывая архив. А потом вдруг прищурилась. – Слушай, ты часом в маджонг не играешь?

– Смотря по каким правилам, – осторожно ответила я, надеясь, что подразумевается не компьютерная забава по принципу «найди пару», а действительно то, о чём я думаю.

– Не важно, – она махнула рукой. – Главное – понимать сам принцип. Панг от конга отличишь?

– Конечно, – я улыбнулась впервые за сегодняшний день. – И даже, если поднапрягусь, вспомню все необходимые кости, чтобы четыре наслаждения вошли в мою дверь.

– Тогда у тебя сегодня и вечер занят. Пошли. У нас один человек заболел.

И я действительно с нею пошла. Потому что рядом с Женей всё казалось простым и понятным. И никаких кошмаров с экзистенциальными проблемами.

Может, она на меня повлияла, а может, я просто устала уже от переживаний, но до конца апреля перепадов настроения больше не случалось. Всё вокруг казалось скучным и монотонным, но я радовалась этому состоянию, как давнему другу, с которым давно не виделись.

Весна продолжала набирать обороты, и город из серого постепенно превращался в зелёный. В солнечные дни я выезжала с Лидией Анатольевной, которая рассказывала основные правила съёмок на стройках. Возвращалась и работала с Мариной над рекламными буклетами. Иной раз вызывал Борис Аркадьевич и выстраивал передо мной очередную бригаду для фотографий на пропуска. Даже Иван Александрович находил время, чтобы меня проведать.

А вечера я часто проводила с Женей. У неё на каждый случай были особые друзья, которые между собой редко пересекались. С кем-то играла в маджонг, с кем-то ходила в кино, с кем-то любила посидеть на кухне за чашечкой чая и разговорами ни о чём. Я тоже стала особой компанией, правда, так и не определилась, к какой группе меня причислить.

Из стопки книг взяла «Дом духов» Исабель Альенде, но опять ничего не прочитала, кроме первой страницы. И даже таинственный зачин «Баррабас появился в доме, приплыв по морю» не возбудил любопытства, чтобы выяснить, что же с ним случилось, и не был ли он тем самым Карабасом.

Май

Столкновение с реальным

В тот год природа твёрдо решила следовать календарю и уже в начале мая устроила буйство зелени, солнечные дни, певчих птиц и тёплые ночи. К сожалению, громоздкая коммунальная машина от календаря также не отступала, а потому отопление отключать не спешила. «В соответствии с графиком», – прокомментировала администрация города.

По такому случаю дома оказалось жарче, чем на улице. Повезло тем, у кого горизонтальная разводка отопления или собственные котельные, а остальные были вынуждены уживаться с происходящим. В том числе и я. Распахнутые настежь окна кое-как помогали, но тёплые вечера всё чаще удерживали парочки и компании на улице, так что в раскрытое окно, даже на верхние этажи, доносились разговоры, признания, ссоры и просто хорошее настроение. Всё это – особенно последнее! – часто выражалось громкими криками, песнями и восхищёнными междометиями.

Но я не расстраивалась. Иной раз собравшиеся затевали философские диспуты, и я хоть так узнавала, что же происходит в мире, потому как с чтением новостей в моей жизни не заладилось очень давно. Лет в пятнадцать. Тогда как раз вышла новая версия мультфильма, где четыре черепахи, огромная крыса, кабан, носорог и прочие странные личности постоянно выясняли отношения. Сначала это казалось интересным, но потом у сценаристов закончилась фантазия, и дальнейшее действо выглядело примерно так: облить нечто обычное мутагеном, получить монстра, обвинить во всех смертных грехах, победить. И так на протяжении нескольких сезонов!

Новости – а особенно политические – всех видов и направленностей очень напоминали мне этот сериал.

С момента апрельского кошмара прошла уйма времени, а мне по-прежнему везло – сны, если и были, в памяти не задерживались и на настроение не влияли. Жизнь текла спокойно и радостно. Даже на работе наконец-то случилось что-то новое – начались выездные фотосессии строящихся домов.

Марину назначили руководить, меня подчиняться, а снабженца Владимира на служебном «Ларгусе» возить туда, куда требуется. Лидия Анатольевна долго и в красках инструктировала, а Борис Аркадьевич ограничился тем, что выдал универсальный пропуск за своей подписью, чтобы никто из охранников нас не трогал. Правда, он так многозначительно кивал при этом и закатывал глаза, что я чувствовала себе Миледи, которую кардинал Ришелье отправил за подвесками.

* * *

Сумка с объективами и аккумуляторами оттягивало одно плечо, на втором висел рабочий «Кэнон». Свой родной «Никон» я несла в руках – хотелось иметь что-то, чем я могла пользоваться даже с закрытыми глазами. У Марины была план-схема с набросками текстовых блоков и пожеланием того, что нужно сфотографировать. Хотя, судя по её настроению, ориентироваться следовало по обстоятельствам.

Примерно полчаса ушло, чтобы определить места, где в кадр не попадает ничего лишнего. Например, разбитая дорога, которая будет сделана в самом конце. Или строительные вагончики и фундаменты будущих «человейников», окружающие уже почти готовый дом. А ещё никаких строителей, никакой незаконченной отделки и гор мусора, который обязательно вывезут, но уже ближе к сдаче дома. Или после. А может и никогда. Тут как повезёт.

При этом в кадре обязательно должна оказаться берёзовая роща, которую срубят через пару лет, потому что «это тоже наша земля, но там пока проектирование идёт». Та часть детской площадки, на которой сгрудили все карусели, чтобы потом раскидать по территории в четыре раза больше. Ну и, разумеется, подземный паркинг, у которого «есть некоторые проблемы с гидроизоляцией, так что хорошо, что давно дождей не было».

Я ходила от одного места к другому, по очереди доставая то «Кэнон», то «Никон». Регулировала настройки, отслеживала перемещение солнца и старалась зацепить больше облаков, чтобы придать заднему плану объёмности. Различия между фотоаппаратами казались незначительными и на маленьком экранчике даже незаметными. Однако я этому не доверяла. Маленькие экранчики слишком часто в моей жизни превращались в ситуации, когда по два-три часа сидишь и обрабатываешь фотографию, чтобы выжать хотя бы половину исходного потенциала.

Марина ходила рядом, периодически вздыхала и беззлобно ругалась на подрядчиков, потому что они опять отставали от графика, а начальство дату сдачи переносить не намерено. Сказано – четвёртый квартал, значит будет четвёртый квартал. Половина квартир уже продана, как и треть мест на паркинге.

«Вот в том помещении будет продуктовый, его надо сфотографировать, а вот здесь планируется частный детский сад, его пока не трогай. К местам для продуктов и местам для детей у людей разная степень психологической восприимчивости. В конце концов, в мелких киосках все что-нибудь покупали».

Наконец память обеих камер заполнилась. Дополнительные флешки лежали в сумке, но мы решили сделать перерыв. Заодно и подождать, пока солнце переместится за дом, чтобы снять другие планы. Живое освещение всегда лучше обработанного, но надо уметь его выбирать.

Сидеть на детской площадке под взглядами строителей и нюхать пыль не хотелось, так что мы пошли в берёзовую рощу. Решили найти полянку или, на худой конец, парочку пеньков. А если и не найдём, то бутерброды и чай из термоса, которые прихватила Марина, можно есть и стоя.

– Тебя это не смущает вообще? – спросила она, когда мы начали путь среди берёз. – То, что мы показываем всё не совсем так, как оно есть.

– Нет, – я покачала головой. – Я ведь на свадьбах работаю. На корпоративах. Съёмки индивидуальные. А потом сижу и обрабатываю, чтобы тут убрать морщинку, тут родинку, тут лоснящиеся от жира щёки уменьшить, а здесь чуть увеличить грудь. Фотография не имеет отношения к действительности. Это такая хитрая уловка, о которой все знают. Каждый человек хочет на фото выглядеть лучше, чем есть на самом деле, но при этом почти все уверены, что получаются отвратительно. В общем, кто хочет увидеть всё своими глазами, тот приедет и посмотрит. Я так считаю.

– Здоровый рабочий цинизм. Не, ну а чо? Я не против, – Марина кивнула. – Примерно так же думаю – я ведь не вру, я просто недоговариваю. Можно обратиться к специалистам и понять, что так быстро эти здания не делаются, а квартиры с таким уровнем ремонта столько стоить не могут, если только не экономить на чём-то другом.

– Мы всегда всё понимаем, если дело касается других. Но каждый надеется на халяву для себя, – я улыбнулась.

– Вот-вот. Но насчёт домов – не надейся. Покупая квартиру в новостройке, будь готова ко всему. Лучше, конечно, лет пять подождать, пока дом усядется. Если никакие проблемы не вылезут, тогда бери.

Я лишь улыбнулась. С моей зарплатой мечтать о квартирах не приходилось. К тому же, чтобы назвать место домом, мне многого не требовалось. А вот чтобы считать его обузой…

К примеру, я никогда не могла понять людей, которые вступают в ипотеку. Платить несколько десятков лет. Вкладывать в эту квартиру деньги, труды, эмоции. И постоянно бояться, что ты не сможешь заплатить, и у тебя всё отнимут. Просрочишь платёж и навеки станешь изгоем. Человеком без перспектив и доверия. И поместят тебя в реестр «недобросовестных».

Ну и как жить с этим страхом? Как выбирать себе путь? Как не боятся рисковать? Как идти вперёд, если самое лучшее – держаться за своё место, пока не расплатишься. А тогда больше ничего не нужно. Наступает пустота, которую нечем заполнить. И не зная других путей, ты идёшь и покупаешь ещё одну квартиру. Или машину. В кредит или ипотеку. Иначе теперь не умеешь.

Впрочем, это были мои личные заморочки. Делиться ими с Мариной я не стала.

* * *

Мы зашли в глубь рощи, чтобы не видеть дорогу, стройку и вообще город. Будто бы островок леса. И если не знать о его пределах, то можно представить, что он тянется далеко-далеко. И где-то там, на другом его конце, живут «другие».

Выбрав подходящее место, мы расправились с бутербродами, которые оказались не традиционными хлеб-колбаса, а мини-рулетами из лаваша, творожного сыра и сёмги. Да и чай не просто чёрный, а с лёгким привкусом смородины.

За такой божественный и – самое главное! – неожиданный пикник я решила Марину отблагодарить.

– Становись, – сказала ей, когда с едой было покончено. – Я тебя сейчас среди деревьев фотографировать буду. У тебя коса и нарядный сарафан. Сейчас мигом образ русской красавицы в обнимку с берёзками сделаем. А что волосы наполовину выкрашенные – так ничего. Постмодерн, постирония и всё в таком духе.

Марина вдруг неуловимо переменилась. Передо мной стояла не «своя девчонка», с которой можно поболтать о чём угодно, а дикая кошка, приготовившаяся к прыжку. Она ещё пока выглядела спокойной и вроде бы даже двигалась с некоторой ленцой, но на деле лишь ждала условного сигнала, чтобы кинуться… на меня или от меня – это, кажется, она ещё не определилась.

– Зачем это? – спросила она с улыбкой. Если не чувствовать того малейшего колебания, то можно даже представить, что ничего и не случилось.

Но я чувствовала. Или воображала, что что-то чувствую. И потому решила слегка отступить.

– Не знаю, – я пожала плечами. – Погода хорошая. Натура отличная. И образ в голове сформировался. Я так-то обычно людей не спрашиваю. Иду себе по улице, увижу что-то и фотографирую, даже не всегда понимая, что именно. И только потом, когда обрабатываю, вдруг осознаю, как это всё должно выглядеть. Но если не хочешь, то не надо.

– Не готова я. Настроение не то. Мы же работать приехали, а тут разом такое.

– Я-то ведь работаю, – потрясла в ответ фотоаппаратом. – У меня мозги продолжают искать. Устала уже с этими домами. Людей хочется в объектив увидеть.

Не знаю, чем закончился бы наш разговор и к чему в итоге всё могло привести. К ссоре, к недопониманию или к каким-нибудь странным откровениям. А может, просто остались бы с улыбками на лице, но затаённой враждебностью. Не могу предсказать. Вот только появление нового персонажа перевело историю в иное русло.

За спиной Марины зашевелились ветки. Она взвизгнула, отскочила в сторону и замерла, готовая к побегу. Я же стояла с фотоаппаратом в руке и мучительно пыталась понять, что лучше – бежать, рискуя споткнуться и сломать одну из камер или сразу обе? Или отбиваться? Но тогда чем – объективами или, опять же, одной из камер?

Из-за веток появился старичок в замызганном свитере и трусах. Седая борода и улыбка сумасшедшего. Старичок – не потому, что милый и добрый, а потому что маленький и сморщенный.

– Сыми! – закричал он, делая шаг навстречу.

Глаза старичка перескакивали то на меня, то на Марину. Взор блистал таким озорным безумием, которого я раньше вживую не видела.

Я сделала шаг назад, не выпуская незнакомца из вида. Марина подошла ближе и нащупала мою руку. Это, конечно, снизило пространство для манёвра и возможной драки, но страха поубавилось. Старичок ведь не выглядел силачом. Ноги худые, костлявые. Под мешковатым свитером наверняка такое же тщедушное тело. Но куда лучше просто уйти и надеяться, что он нас не тронет.