Глава 3. Эдвин

На втором этаже было душно. Использовался он как склад для инструментов, заготовок и всего, что могло когда-нибудь пригодиться в работе. Но, как давно подметил Эдвин, все, что попадало на второй этаж, там и оставалось.

«Надеюсь, меня это не коснется. И, надеюсь, что не чихну в самый неподходящий момент».

Сквозь доски повсюду пробивались солнечные лучи, подсвечивая покачивающиеся в воздухе пылинки. Каждый шаг сопровождался негромким скрипом. Скрип-скрип. Скрип-скрип. Юноша скользнул в глубину этажа, миновал кучу хлама, добрел до двери в чулан. Прямоугольник криво пригнанной створки окаймляли тусклые полоски света. Юноша мягко толкнул дверь, нырнул внутрь, притворил за собой. Покрутил головой. Чулан был небольшим, пять шагов в одну сторону, десять в другую, без окон. У дальней стены до потолка были сложены бочки и соломенные тюки, этой же соломой был усыпан пол вперемешку с крысиным пометом.

Эдвин сморщился.

«Потравить бы».

В середине помещения стояло три стеллажа с разным хламом, по левую руку у стены сиротливо валялся ящик с инструментами. Туда юноша и шагнул, аккуратно обошел ящик, сел на корточки и приник глазом к одной из щелей. Лучшего наблюдательного пункта и не придумать – эта сторона здания выходила прямо на городскую площадь. Именно этот большой, относительно ровный круг, по периметру окруженный лавками и мастерскими, становился сосредоточением веселья на любой праздник.

Сейчас на площади праздником и не пахло. По центру стояли люди. Много людей. Если на слух Эдвин определил, что на площади ропщет минимум половина деревни, то сейчас увидел: согнали вообще всех. Около сотни человек стояли плотной толпой: лица хмурые, на щеках у некоторых женщин потеки от слез.

Присмотревшись, Эдвин разглядел Вамоса – тот с каменным лицом стоял в задних рядах, скрестив руки на груди, будто и не было его на заднем дворе две минуты назад. Чуть в стороне держалась Эдна, матушка Эдвина, губы ее были плотно сжаты. Успели ли эти двое перекинуться парой слов, юноша не знал, но в матери был уверен, лишнего она не скажет и в слезах кататься по площади не будет. Эдна всегда была тверда как гвоздь, а как похоронила мужа, так словно разом выплакала все, что оставалось. Сейчас, как обычно, своим видом она выражала полное спокойствие.

Отдельно, шагах в десяти, плотной кучкой собралось человек десять юношей, от совсем младших до уже не первый год знающих, что такое бритье. Вамос был прав, выдергивали всех, кто хоть немного подходил под нужный возраст. Гвардия здраво оценивала цену ошибки. Эдвин заметил пару своих приятелей, но вся группа стояла спиной и увидеть, что выражают их лица, с расстояния было сложно. Лишь изредка кто-то неуверенно оглядывался по сторонам.

Эдвин сглотнул. Всех этих людей он знал не первый год, но только сейчас пришло осознание. Кто-то из них белоголовый. Немыслимо! Верная смерть в юношестве… А если и нет… Минимум пару месяцев в распределительном пункте в ошейнике в ожидании проверки. Тонкостей юноша не знал, да и не особо рвался – слышал лишь, что сама проверка занимает не более часа, и проверяющий от церкви одним кивком дарил радость или разрушал жизнь. Кивнут по-хорошему – ликуй, нет твоей вины в том, что все вокруг в одночасье упали в забытье, а земля тряслась так, что яблоки сорвало с веток.

Юноша уныло пожевал губу. Пусть одной загадкой меньше, почему он лежал на берегу, а вокруг словно ураган прошел – теперь и дураку ясно. Впрочем, он и есть дурак, раз тотчас не догадался. О чем там мысль была? Ах да, а кивнут по-плохому… Прямая дорога на рудники, трудиться на благо Владыки – привилегия и проклятье всех белоголовых.

В самых крупных городах, не говоря уже о столице, выявление белоголовых было отлажено. Радиус землетрясения четко фиксировался, и религиозный служитель перстом указывал на нужный дом вплоть до комнаты. А в поселениях поменьше люди сами после тряски в срочном порядке ссылали на проверку всех возможных причастных. Была на то веская причина, известная всем и каждому. Официальный возраст, когда человек мог проявиться как белоголовый, варьировался от двенадцати до двадцати одного года. До двадцати двух лет в этом случае не доживал никто.

Сначала Мир вокруг несчастного юноши (именно юноши, ведь девушки белоголовыми не становились) просто трясло, потому и тряска, колебания земли. Люди в этом радиусе падали там, где стояли, в короткий обморок. Отключались все, от самого белоголового и стоящих вплотную до собак и птиц на краю радиуса. После этого, как правило, несчастного в кратчайшие сроки вычисляли и немедленно изолировали. А иначе… Хорошего мало. В последующие несколько дней, месяцев или лет – у каждого был свой срок – Мир вокруг юноши начинало трясти все сильнее. Кому хватало пару землетрясений, а кому и десяток. А ближе к концу он начинал стремительно седеть, потому и белоголовый. Сначала пара волосков, потом прядей, а у некоторых вся голова белая как снег. Страшное зрелище порой, ведь ребенок совсем, а волосы как у старика.

А потом смерть. Ни один белоголовый так и не смог перешагнуть порог двадцати двух лет – без исключений. Да и умирал каждый из них не просто так, а прибирая с собой всех вокруг ровно в том радиусе, в котором до этого трясло землю. Никаких взрывов, дыма и прочего; хлоп, и как ножом отсекало по границе, оставляя на этом месте круглую воронку. Словно перед смертью юноши прорывали мироздание, втягивая в себя окружающий мир, да там все и исчезало, оставался лишь круг почерневшей земли. Грустный конец не только для белоголового, но и для всех окружающих. Страшно представить такое, например, в центре крупного города, где в радиус может попасть десяток домов и сотня людей.

Но такого не случалось уже очень давно. Поиск и выявление белоголовых были поставлены на поток еще десятилетия назад, а жители любого города, как было сказано ранее, сами с готовностью шли на поклон к гвардии. Никто не хотел в один прекрасный день вместе со всеми пожитками исчезнуть из Мира. Всех опасных для общества отправляли на разбросанные по континенту рудники – добывать руны. Что конкретно там происходит и почему землю вокруг не трясет непрерывно – этого Эдвин не знал.

Знал лишь, что если в момент тряски виновника обнаружить не могли, то от греха подальше на распределительный пункт отправляли всех подходящих юношей в радиусе. На словах – госпиталь напополам с казармой. На деле – небольшие охраняемые поселения, переполненные людьми. Там все потенциальные белоголовые и томились в ожидании проверки. Проблема в том, что проверяющим от церкви мог стать далеко не каждый; по слухам, это требовало особого таланта и долгих лет обучения, поэтому каждый дошедший в церковной иерархии до этого чина ценился на вес золота.

В среднем там проверяли не более семи или восьми человек в день. Церковника могли срочно вызвать в город, в соседнее поселение, к святому отцу на поклон… Вариантов много. А еще городские воришки и нищие, одурев от голода и услышав про тряску, прокрадывались в нужный радиус – и поди разбери, был он там или нет и какого он возраста. А кто откажется от бесплатной, пусть и скудной, кормежки и крыши над головой? Вот и томились молодые люди в очереди на проверку в ожидании заветного кивка.

Все это Эдвин знал по рассказам других. Шепчущие дубы были мелким поселением: располагалось оно достаточно далеко от крупных городов, юношей нужного возраста по пальцам перечесть, трясок тем более не случалось. До недавнего времени… Поэтому Эдвин знал важные для сохранения своей жизни основы, но о белоголовых особо не задумывался. Лишь признавал, что если уж начало трясти, значит, кому-то действительно не повезло.

Как теперь не повезло юношам, стоящим на площади. Большая часть из них рано или поздно вернется домой. Кто-то один – не вернется уже никогда. А ведь даже не попрощаться, только если со всеми сразу, на всякий… Сам Эдвин уже перешагнул критическую отметку, но Вамосу полностью доверял. Если тот говорит, что могут забрать от греха, значит, заберут. А сидеть на распределении, зная, что ты даже не по натуре, а уже по возрасту точно не белоголовый – сомнительное удовольствие. Как в этом убедить других жителей Дубов и, главное, представителей гвардии – Эдвин не знал, однако в этом вопросе тоже полностью полагался на Вамоса. Поэтому он прижался глазом к щелке и продолжал наблюдать.

Помимо жителей, на площади стояли гвардейцы. Все они, несмотря на жару, были облачены в серебристые, сверкающие на солнце доспехи. Четыре человека окружили группу юношей неплотным кольцом, но с явным намеком. Впрочем, оружия никто не касался: просто стояли, хмуро поглядывая на людей и сдувая пот с верхней губы. Еще двое заканчивали обход домов, большая часть жителей уже толпилась на площади. В самом центре стоял самый рослый, похожий на медведя пожилой гвардеец с пышными черными усами и щетиной. Темные глаза, не мигая, внимательно смотрели на толпу, доспехи искрились даже ярче, чем у других военных. Рядом терся молодой человек со светлыми волосами и гладким лицом – полная его противоположность, достаточно щуплый даже в доспехах. Этот, наоборот, часто моргал, крутил головой из стороны в сторону, всем своим видом демонстрируя надменное презрение. Понять, о чем он думает, было несложно: «Я, столичный гвардеец, вынужден стоять на жаре вместе с кучкой крестьян». Адъютант? Да, судя по приближенности к медведю, который, без сомнений, был главным.

Оба ходящих по домам гвардейца вернулись на площадь, один из них кивнул. Медведь нахмурился, в недвусмысленном жесте поднял ладонь над головой. Первые ряды зашикали, шепоток распространился вглубь толпы, какая-то девушка еще пару раз всхлипнула, а потом воцарилась тишина. Мужчина набрал воздуха в грудь и заговорил:

– Я повторно приветствую доблестных жителей… эээ…, – адъютант скривился и что-то шепнул одними губами, – Шепчущих дубов и благодарю вас за содействие. Как вы знаете, произошло событие редкое, но, к сожалению, неизбежное в Симфарее. Землетрясение, извещающее о том, что где-то поблизости пробудился белоголовый. Думаю, каждый из вас с детства знает, что последствия этого события крайне опасны, но, к счастью, предотвратимы.

Для человека войны речь его была на удивление ровно сложена, а низкий тембр голоса вселял в окружающих уверенность. Да, опасно. Да, предотвратим. Переживать нужды нет. Медведь окинул взглядом людей – все ли понятно? – и продолжил:

– Повторю, меня зовут генерал Бернал. Это, – он скосил глаза на адъютанта, – капитан Роше. Наше отделение, в силу некоторых обстоятельств, оказалось возле вашей деревни незадолго до инцидента. К сожалению, в наши цели не входило выявление и транспортировка белоголовых, поэтому у нас в отряде нет ни одного представителя церкви. Это создает некоторую заминку в определении источника тряски, что ставит под удар всех жителей деревни.

Эдвин задохнулся. Генерал! Практически высший гвардейский чин, выше только руководящий состав. Что он делает в глуши?!

– Согласно установленной процедуре, мы обязаны сопроводить всех подходящих по возрасту юношей в распределительный пункт для выявления источника. Ближайший пункт – к северу отсюда, примыкает в городу Лордан. Из-за нагруженности узла это может занять какое-то время, но переживать не нужно. После вынесения отрицательного вердикта все юноши к вам вернутся.

Что будет с тем, по ком прозвенит положительный вердикт, Бернал промолчал. Все и так это понимали. Одна из женщин в толпе не выдержала, снова начала всхлипывать вслух. Адъютант покраснел от злости и с натугой проорал:

– Тишина! Заткните ее, генерал говорит!

Бернал покосился на адъютанта, поморщился.