– У меня в следующее воскресенье будет женщина. Нет, нет, не то, что ты подумал. Со мной дала согласие жить одна женщина из дома для престарелых. Мы с ней познакомились на одной собачьей выставке. Она, хоть и не держит собак, но когда-то они у нее были. Я думаю, нам будет жить не так одиноко вдвоем. Я хочу пригласить тебя к нам. Она говорит по-русски. Ей будет приятно поговорить с тобой на ее родном языке. Тебе это будет не трудно?

– Я приду, – сказал я.

– Спасибо.

– Как ее зовут?

– Нина.

Внезапно, без предупредительного звонка приехала Натали. Как только она поднялась в гостиную, мы бросились друг к другу. О, это блаженное время близости! Ее молодое упругое тело хотелось прижать к себе с такой силой, чтобы оно стало с твоим единым целым!

Она уехала ранним утром. Я почти мгновенно уснул и проспал почти весь день. Еще час, после того, как проснулся, лежал и вспоминал все до мельчайших подробностей. Только к девяти вечера заставил себя сесть и продумать вторую часть выступления в Доме пожарника перед вторым фильмом. И тут же, без исправлений, записал следующее:

«Нашу встречу с вами мне бы хотелось продолжить словами Уильяма Шекспира, что весь мир – театр, а мы в нем актеры. И каждый из нас гениально играет в этом мировом театре свою роль.

Мир – театр. Театр – мир.

Кто-то сказал, что театр – это точное отражение того государства, того города, где он находится. Все, что в них происходит, тут же отражается в театре. Театр – это наше зеркало. Глядя в него, мы видим себя со всеми своими достоинствами и недостатками. Мы смеемся над собой, плачем, негодуем, осуждаем, восхищаемся, задумываемся.

В век электронных технологий нашим театром стал и экран телевизора. Он тоже отражает нашу жизнь, он тоже наше зеркало. Каждый день мы смотримся в это зеркало. Каждый день мы узнаем о себе что-то новое».

И на этом все затормозилось.

Что-то промелькнуло в голове из записных книжек Чехова (надо проверить, так ли это?):

«Если вы хотите узнать все о городе, в котором оказались, сходите на кладбище и в публичный дом. И вы узнаете об этом городе все».

А если перефразировать слова Чехова относительно документального кино, то можно сказать так: чтобы узнать страну, в которой ты оказался, смотри документальные фильмы этой страны. В них, как в капле воды, будут отражены все проблемы этой страны и людей.

Почему-то вспомнился из юности аттракцион: комната с кривыми зеркалами, которая называлась «Комната смеха».

«Конечно, на какое-то время документальное кино можно сделать фальшивым. Можно ведь так искривить зеркало, что оно даже уродливое лицо превратит в красивое, а красивое в уродливое. Но такому зеркалу люди перестанут верить, а потом и просто разобьют его. Разобьют, потому что нет ничего более прогрессивного, более гуманного, более жизненного, чем правда».

К сожалению, эту простую истину о правде не так-то просто реализовывать. Требуется невероятное мужество и сила воли!

Теперь о самом фильме. Сказать приблизительно так:

«А теперь мне бы хотелось показать вам один из своих документальных фильмов, который позднее был включен в трилогию «Трагедии России». Первая трагедия, которую пережила Россия – это сталинский режим. Огромная, некогда процветающая страна, была после переворота 1917 года превращена, как определил ее Солженицын, в архипелаг ГУЛАГ. То есть в огромный лагерь. Страх был самой надежной силой, которая удерживала эту тоталитарную систему.

Я не ошибусь, если скажу, что почти каждая семья в России пострадала от сталинского режима. Не обошла эта трагедия и моих родных. Это был 1949 год. Моего деда арестовали за фразу: «Четыре года как кончилась война, а мы не можем до сих пор вдоволь наесться хлеба». Он пропал в лагерях бесследно».

Все, после этого надо показывать фильм.

А ведь все эти силиконовые куклы и андроиды – не что иное, как наше скрытое желание иметь рабынь (рабов). Только тогда, когда была работорговля, они были homo, а теперь искусственно созданные homo. Раб тогда был живой вещью. Теперь эта живая вещь – робот.

Презентация моих двух фильмов прошла при небольшом количестве интересующихся русской действительностью. Мне сказали, что такое для начала здесь, в Америке, естественно. В перерыве между двумя фильмами у меня произошла небольшая полемика с одним эмигрантом еще той, первой волны 70-х. Он сказал, что в России до сих пор еще очень мало демократии.

– А вы думаете, – сказал я ему, – после стольких лет тоталитаризма демократия тут же займет лидирующие позиции? Да мы еще полвека будем с оглядкой выражать свое мнение. А на бытовом уровне мысль, что правдой ничего не добьешься, будет сидеть в нас еще дольше.

После показа выпил со всеми шампанского. Директор Дома пожарника, женщина лет тридцати с огненной шевелюрой и ярко накрашенными чувственными губами, попросила меня сфотографироваться с ней на память. Как-то очень плотно прижалась она ко мне во время фотографирования. Натали отвезла меня домой, но не осталась. Дразнит она меня!

Сейчас почему-то вспомнил о загадочной смерти своей однокурсницы. Она очень долго выбирала, в какую страну отправиться в отпуск. Выбрала Грецию. Они с мужем приехали в отель поздно ночью. Номер и вид из него ей вначале не понравились, но утром мнение переменилось. Перед завтраком они пошли искупаться. Вода в море показалась ей холодной, она осталась на пляже, а муж решил сделать заплыв. Плавал он долго, за это время она сходила в отель и вернулась. Неожиданно ей стало плохо. Те, кто был рядом, вызвали скорую. Бригада приехала очень быстро и констатировала… смерть. Именно в этот момент подошел и муж. Пол часа назад он оставил ее живой на этом шезлонге! Всего пол часа назад!

Последние годы жизни она была очень религиозной. Ходила каждое воскресенье в церковь, соблюдала все посты, исповедовалась. Когда муж вернулся в номер, он увидел, что на подоконнике, на столе, в ванной комнате, – везде были расставлены маленькие иконки. Утром, когда они уходили на пляж, иконок не было. Она их расставила, когда отлучалась с пляжа в отель.

Ей было 35 лет. Медицинская экспертиза, проведенная и в Греции, и в Москве, причину внезапной смерти не выявила.

Она писала стихи. В них, как в музыке Моцарта, радость соседствовала с грустью, мажор с минором.

Она была легким человеком. Летящим. Не могу представить ее лежащей в гробу.

Натали иногда ведет себя так, будто между нами нет близости. Что это, особенности деловых женщин? Близость как необходимый физиологический ритуал. Или как говорят в Америке: «Просто секс». Единственное, что смущает меня в этом прагматизме, Натали моментально откликается на мои желания, и в постели я не заметил ни одного мгновения, что она делает что-то формально. И еще одна ее странность – она никогда не остается ночевать. Но эта странность мне приятна. Проснувшись утром, я трогаю рукой подушку, на которой лежала ее голова, глажу простынь, на которой лежало ее роскошное тело.

Один из моих давних приятелей всегда говорил, что никогда не сможет жить с женщиной, которую полюбит, как муж с женой. То есть не будет находиться с ней постоянно в одном месте. «Жена должна оставаться всегда в положении любовницы, – говорил он. – Восточный принцип: женщины живут на своей половине дома, мужчины – на своей».

Ближе к вечеру Джон пригласил меня в гости, чтобы познакомить с женщиной, которая поселилась в его доме. Внутреннее убранство гостиной, где мы ужинали, было чрезвычайно аскетичным. Нина, худенькая черноглазая женщина невысокого роста, говорила со мной по-русски. Джон, что меня очень удивило, тоже хорошо говорил по-русски, хотя мы общались с ним всегда только на английском.

Стол был накрыт с тем изобилием разных блюд, которое свойственно только нам, русским, когда мы принимаем у себя гостей. Здесь был и столичный салат, и селедка под «шубой», и соленые огурчики, и черная икра, и мясная нарезка, и сыр, и домашние пирожки, и тушеное мясо с картошкой. Естественно – русская водка и клюквенный морс.

Водку пили только мы с Ниной, Джон отказался, сославшись на то, что вообще не употребляет спиртного ни в каком виде.

Через два часа мы уже пели с Ниной русские народные песни и Джон, чем еще больше удивил меня, пел эти песни с нами, с потрясающей точностью выстраивая партию, где второго, а где третьего голоса. Когда он ушел кормить собак, я стал расспрашивать Нину о ее жизни.

– Вы давно в Америке?

– Двадцать лет.

– А откуда приехали?

– С Урала, город Екатеринбург.

– Я там был несколько раз.

– Да?! Он, наверное, очень изменился.

– Не знаю. Я не могу сравнивать. Но город мне понравился. А почему вы уехали оттуда?

– Погиб мой муж, дети… Здесь, в Америке, жила моя сестра. Она забрала меня. У меня была депрессия после смерти мужа и детей. Я стала пить. Продала почти все, что было в квартире. Сестра, когда увидела меня… С ней чуть было не случился сердечный приступ… Я ей очень за все благодарна… Она умерла год назад… И у меня не осталось никого из родственников. На мне наш род закончится.

Нина прислушалась, как во дворе повизгивали собаки.

– Джон очень похож на моего отца. Мой отец был страстным охотником. У нас было три собаки: лайка, овчарка и беспородная дворняжка. Дворняжку звали Каська… Мы их с сестрой кормили, лечили. Каська всегда спала с нами. Но если в нашу комнату заходил отец, она тут же улепетывала. Отец, хоть и любил собак, но был с ними строг!

– А у меня в детстве, когда мы жили в деревне, была овчарка. Мы ее звали Волга.

– Я до восьми лет тоже жила в деревне, а потом мы переехали в город. Собак забрали с собой. Отец построил для них рядом с трехэтажкой, в которой мы поселились, сарай. Когда отец уходил на работу, мы собак из сарая выпускали. Все дети, которые жили в нашем доме, играли с ними, приносили им еду. Но кому-то это не нравилось. Однажды ночью сарай подожгли. Бедные животные, они сгорели в этом сарае заживо. Я до сих пор не могу понять: за что, за что их так жестоко убили?!

Нина рассказала и о том, как сложилась ее жизнь в Америке, о втором муже, с которым прожила здесь десять лет. О том, как после смерти второго мужа, чуть было не покончила жизнь самоубийством.

Я слушал ее рассказ и думал: за что, за что этой худенькой женщине выдалась такая жизнь? Она, как ивовый прутик. Ветер гнет его, того и гляди сломает, но прутик сопротивляется, и продолжает расти.

Сегодня была экскурсия на предприятие (завод?), где делают андроидов. Я так понимаю, что меня готовят к тому, что скоро эксперимент вступит в самую, что ни на есть, основную фазу.

Больше всего меня впечатлили силиконовые заготовки туловищ, которые висели, как висят на мясокомбинате разделанные туши коров. Но там туши постепенно разрезают на части, а здесь эти силиконовые заготовки начиняют сложнейшей электроникой и – о, чудо! – происходит рождение искусственного человека. Я пообщался с одним только что собранным и был несколько разочарован.

– У них еще мало практики общения с человеком, поэтому они такие «электронные», – уловив мое разочарование, пояснил мне руководитель проекта.

– У вас, я смотрю, все поставлено на промышленную основу.

– Да, мы много выполняем заказов, Некоторые просят сделать анроида в облике умершего мужа или жены, или какой-то знаменитости.

– Но ведь это, вероятно, очень дорого!

– Это для очень богатых людей. Пока. Повторюсь: через пять-десять лет андроиды будут такой же реальностью, как компьютеры.

Я хотел спросить об андроиде, с которым мне предстоит эксперимент, но решил не забегать впереди паровоза.

Страшная новость: Натали погибла в автомобильной катастрофе. Мне об этом сообщили только по прошествии трех дней. Я бросился к руководителю проекта, чтобы узнать подробности. Ни слова не говоря, он жестом пригласил следовать за ним. Мы вышли из офиса, сели в машину и поехали.

Кладбище. Столбик из серого мрамора с именем и фамилией Натали, датами ее рождения и смерти. Ей было 20 лет!

– Как это случилось?

– Она утром ехала на работу, при выезде на мост лобовое столкновение с машиной, которой управлял психически больной человек. Они погибли оба.

– Почему вы не сообщили мне раньше, я приехал бы на похороны.

– Без комментариев, – ответил руководитель проекта и уехал на другой машине, которая сопровождала нас.

Я сидел на заднем сиденье и почему-то вспоминал со всеми мельчайшими подробностями иллюстрации к рассказу Льва Толстого «Лев и собачка» в детской книжке, которая неизвестно как попала в наш дом. Этот рассказ о льве, в клетку к которому на растерзание, как живой корм, бросили маленькую собачку. Но лев, к удивлению всех, принял ее, как свое дитя. Через какое-то время собачка умерла, и лев никого не подпускал к этому маленькому бездыханному тельцу…

Утром каждого дня я езжу на кладбище и сижу рядом с могилой Натали, вспоминая чудесные мгновения истории нашей любви. Параллельно с этими воспоминаниями меня не отпускает история загадочной смерти моей однокурсницы. Сегодня, буквально за два часа, набросал скелет рассказа с еще не определившимся названием.

«Она сказала мужу, что хочет поехать за границу. Но куда именно – еще не решила. Очень долго выбирала и выбрала Грецию, там в это время года было не очень жарко. Ей представилось синее небо, спокойная гладь моря, золотистый песок на берегу и желтые скалы, источенные ветрами и покрытые кое-где, словно заплатами, густым зеленым кустарником.

Удивительно легко перенесла она перелет. В отель они с мужем прибыли поздно вечером. Небо было черно-синим, ярко светили звезды, с моря дул ветерок и слышался легкий плеск волн.

Номер, однако, ей не очень понравился. И вид из окна тоже. Она решила, что на следующий день попросит мужа, чтобы он договорился переселиться в другие апартаменты. Но утром то, что ей вчера не понравилось, сегодня было по душе: и номер, и вид из окна.

Когда она открывала чемодан, неожиданно почувствовала такую слабость в руках, что даже не могла поднять их. Сердце забилось с невероятной скоростью, пот выступил на лбу.

– Господи… – прошептала она. – Что со мной?..

Она медленно сжала пальцы в кулаки, и получилось с такой силой, что, когда их разжала, на ладонях еще долго не проходили следы от ногтей. Слабость прошла, сердце забилось ровно.

До завтрака оставалось около часа. Она решила искупаться, разбудила мужа. Они взяли с собой пляжные полотенца и отправились к морю.

Берег был полупустынный. Они бросили на лежанки полотенца, верхнюю одежду и пошли купаться. Муж с разбегу нырнул в воду, с шумом вынырнул и медленно поплыл от берега. Но ей вода показалась холодной. Она вернулась к своей лежанке, расстелила на ней пляжное полотенце и легла.